Под старой яблоней на большой самодельной табуретке сидел старик и, чуть склонившись над столом, внимательно рассматривал разложенный на нем портняжный инструмент. Вот он переложил ближе к себе толстые суровые нитки и грустно подумал, что таких теперь уже и не найти, - всё больше шелковые да капроновые. Затем выбрал крючковатые иглы, шило, расстелил на коленях видавший виды фартук, сшитый из старого плаща. Он уже приготовился взять кожаную заплатку, чтоб примерить её к валенкам, но, опустив на колени руки, задумался.
Осень-то какая! Тепло. Солнышко, уставшее от непосильной летней работы, поубавило свой пыл и грело с такой лаской, что и шевелиться не хотелось. «Сколько же я видел зим да вёсен, какие встречал рассветы, а всё не могу налюбоваться на земную красоту: на это по-весеннему чистое небо; на птиц, встречающих и провожающих день своими заливистыми голосами; на благоухающее разнотравье; на свой сад и вот эту яблоню над головой с уже созревшими наливными яблочками», - пронеслось в его голове, вышибая непрошеную слезу.
- А вот этот валенок! – уже вслух промолвил старик, беря его в руки. – Много он потрудился на своём веку. Он мне и защитник, и помощник. Давно бы не мучил его да не прокалывал иглами уже старый и такой тонкий войлок, а носил бы ботинки, что сын подарил. Так ведь неудобные они! Куда ж я дену мозоляки на ногах, что от холода да тяжелой работы образовались? Вон какие у меня руки и ноги – все словно коряги какие! Вечерами и при ветреной погоде ноют, окаянные, уснуть никак не дают. Зимой только и спасение ногам – валенки! Что снег с дорожек убрать, что за воротами – одно только удовольствие, - еле слышно себе под нос бурчал старик.
Думки лезли в голову, как ветерок, игравший разноцветными головками осенних астр. «Давно бы сменил старенькие валенки на новые, да где их взять? – неотступно звучало в его голове. – О стариках никто не думает. Валенок ни в одном магазине нет и даже у бабок, что оккупировали базар, днём с огнём не сыщешь».
Сразу вспомнилась последняя с ними встреча. Смеются, шельмы:
«Что, старый, стёрся? Тебе уже на кладбище давно пора, а ты новые валенки всё ищешь. Ещё сто лет прожить хочешь?»
«Сто не сто, - резонно парировал дед, - а чуток пожить ещё надо. Внучок у меня, Ванька, уж дюже хороший малец растёт. На правильную дорогу его нужно поставить, чтоб в жизни был как кремень – ни ветер, ни дождь или какие другие житейские катаклизмы чтоб не страшны ему были. Во как!»
« Иди, иди, старый! Развыступался тут. Ладно, если где найдём, оставим. Только ты приходи почаще, особенно по воскресеньям».
Только успел он так подумать, как появился перед ним Ванюшка, будто из-под земли вырос, и сразу с вопросом:
- Дед, а дед, а что ты делаешь?
- Да вот валенки чинить собрался. Скоро зима – сентябрь на дворе.
- Так почему ты новые не купишь? Зачем же такие старые чинишь?
- Вот потому и чиню, что они старые. Старые, они особой заботы требуют. Это ж, Ванька, как старый человек, как дед твой: сила уже не та, износился, как валенок. Вот мама твоя обо мне тоже заботится, видишь, какую тёплую телогрейку мне купила. И я также к валенкам: подлатаю, подправлю и ещё поскриплю в них с годок, а там – как Бог даст.
Задумался, ощупывая старые заплатки. « Вот поставлю новые, так и дырок прибавится. Надо как-то в те же попасть да поаккуратнее», - мысль привычно за руками пошла в нужном русле.
- Дед, а дед, - не унимался внук, а почему ты не хочешь носить ботинки, что тебе отец купил? Они очень тёплые, а какие красивые!
- Вань, а ты деда в них видел? – он выпрямил спину и сурово посмотрел на внука.
- Видел, ну и что? – непонимающе пробормотал Ванюша.
- С ними только горе одно! Ноги-то привыкли до самых колен в тепле быть и в просторе. Вот одену зимой носки, что бабушка вязала, Царствие её небесное, тёплые да на пуху, всуну ноги в валенки, и бабушку добрым словом вспомню. И поработать не замерзну, и постоять на красоту вокруг посмотреть да свежим воздухом подышать смогу сколько захочу – ноги как в печке в моих стареньких валенках. А в этих ботинках одна беда: в носках не влезешь, а, коли и влезешь, так непременно надо позвать, чтоб кто-нибудь зашнуровал. Ты вон как долго спишь, а мне раненько надо встать и ещё на зорьке с дорожек снег почистить, чтоб добрым людям ходить мимо двора приятно было.
- Дедулечка, так рано утром тебе никто даже «спасибо» не скажет и не узнает, что это ты для них доброе дело сделал, - удивился внук.
- Малец ты ещё. Хоть и большой уже, и в школу во второй класс ходишь, а жизни не знаешь. Жизнь – она какая? – он задумался, отложил на стол валенок и заплатку, переложил на одно колено фартук и, посадив на другое докучливого внука, стал перебирать в уме, с чем бы попонятнее сравнить её, такую непростую жизнь.
- Какая, деда, ну какая? – усаживаясь поудобнее, тихо допытывался Ванюшка.
- Ну, вот как дерево! – обрадовался удачному сравнению дед. – Ты, Ванёк, помнишь дерево, что на углу улицы растёт?
- То, что зимой птички обклёвывают? Рябину, что ли? – чуть отстранившись, спросил он.
- Ну да, рябину, а рядом берёза, как барыня, роскошная стоит. Помнишь?
- А то! Мы ж под ними с пацанами летом играем. Там такая густая травка растёт, а рядом пустырь, где мы мяч гоняем. Летом под этими деревьями прохладно, хорошо.
- Так и жизнь, - сказал дед. – Вот родился ты, что деревце малюсенькое да тоненькое посадили. Только и смотри, чтоб вовремя напоить, накормить да уберечь, чтобы кто-нибудь худое не сделал. Веточек-то пока на таком деревце совсем нет, так только чуть-чуть, махонькие такие. А за все твои добрые дела, за всё твоё умение по веточке ещё не скоро нарастёт.
- Как это, почему по веточке? – непонятливо захлопал ресничками внук.
- Вот, к примеру, помог деду двор подмести – веточка доброго дела и выросла. Маме своей посуду вымыл – ещё одна. Завтра забыл помочь, так и вчерашняя засохнуть может. Вымыл обувку свою, кремом намазал – вот и ещё одна веточка проклюнулась, - продолжал дедушка, ласково прижимая внука к себе. – Это значит, что ты хорошее дело начал делать, доброе. Только бросать его нельзя – засохнет.
- Деда, а я вчера мамке помогал картошку чистить – это будет веточка?
- А-то как же, конечно будет. Завтра опять поможешь или пол подметёшь да половик вытрусишь – вот и пошла веточка расти, и уже не маленькая она, а потолще будет. Кто тебя ни попросит хоть картошку почистить, хоть пол вымыть, а хоть и обувку, как дед, починить, а ты: «Легко!». Потому что не хилая, с пальчик, веточка на тебе выросла, а уже большая. Такую и поломать трудно. Всё будешь уметь делать, и всё тебе с руки будет – и ботинки свои от грязи вымыть, и одежду да книжки на место положить, и помочь чем-нибудь матери или мне, или чужому человеку, – всё сможешь.
- Деда, а у нас в классе Колька, что со мной сидит, книжки дома разные читает. Это веточка или нет?
- А как же! – заулыбался старик. – Оно тоже доброе дело – книжки читать. Там умные люди много кое-чего хорошего написали. Вот твой Колька и учится по этим книжкам. Прочел одну, научился чему – вот и веточка выросла. Пожалел старушку и уступил ей место в автобусе, как в хороших книжках описано, – вот и вторая проклюнулась. А потом и вовсе садиться перестал – вот и пошла расти ветка доброго дела. Так и вырастешь хорошим человеком: ни жену не обидишь, ни родителей, ни чужого, а для деток своих будешь самым лучшим примером. Дерево, как и жизнь, много веточек на добро вырастить может.
Ваня сидел, уставившись в одну точку, о чём-то сосредоточенно соображая. Дед не торопил его, ссаживая с колен. Хоть и времени на шитьё оставалось маловато, а внук-то был дороже. Сейчас в его голове большая работа идёт, как будто разбросанные вещи все по полочкам раскладываются, чтоб, не задумываясь, можно было найти каждую на своём месте.
Что-то тревожное промелькнуло у мальчика в глазах. Наклонившись к самому дедушкиному уху, он тихо спросил:
- Деда, а ты никому не скажешь? Ну, скажи, никому?
- Никому, - подтвердил дед.
- Ни мамке, ни папке?
- Ни-ни. Ты же деда знаешь? А что, тайна какая большая?
- А то, - прошептал внук.
- Ну, раз такая большая, то не говори, - дедушка попытался опустить внука с колена, но Ванёк аж вцепился в его рукав.
- Деда, деда, ну слушай. У нас в классе, - чуть потупил глаза, подбирая слова, - один мальчик уже курит. Это хорошее дело, веточка вырастет или нет?
- Веточка? – задумчиво переспросил дед. – Нет, обсмаленная веточка будет, а вот здоровая – нет, – и уже уверенно добавил. – Помнишь, Ванюша, жгли мы как-то в саду сухие листья да не рассчитали, и подожгли нижние ветки у деревьев. Что с ними стало, а?
- Обгорели, а на следующий год ты их отпилил, чтоб не торчали.
- Так вот и с добрыми делами – обгорят. Мамка узнает, будет ругать. Ей будет тоже очень плохо. Опять же денег на курево надо будет где-то брать, а это очень плохое дело. Так обгорелое дерево и будет стоять да чахнуть, пока кто-нибудь негодные ветки отпилит да отбросит прочь. А уж, если кто занаркоманит или какую дурь станет нюхать, так- то ещё хуже: вроде, как топором по стволу, – хрясть! Телу будет больно. Оно утренней зарядки да свежего воздуха хочет, а ему – иглу в вену! Расти перестанет, а из дырки той вся силушка и уйдёт. Дед твой что делает?
- Что? – не понимая, промолвил Ваня.
- Каждый год стволы деревьев в саду нашем белит, да не просто известкой, а ещё добавляет в неё навозу да купоросу. Бережёт дед твой деревья, вот они и дают к осени свои добрые дела – целые корзины яблок и груш. А если бы я вместо побелки да по дереву – хрясть топором, да поджог бы, как папироску, у самого ствола травку, что бы было, а? – спросил он, пытаясь заглянуть в глаза внуку.
Ваня сидел молча, низко опустив голову.
- Деда, а ты курил? – очень тихо спросил Ванюша, так и не подняв головы.
- Курил. Только давно это было, ещё на войне. Тогда махорку всем курящим выдавали, вот я и пристрастился. - И, помолчав немного, добавил: - На войне без курева нельзя.
- Почему? – Ваня уже смело заглядывал деду в глаза.
- Страшно было. А вот покуришь, поделишься с кем табачком, за дом вспомнишь – вот и полегчает.
- А всегда было страшно? – не унимался внук.
- Да нет, не всегда. Иногда было и смешно. Один раз мы с разведчиками за «языком» ходили – это значит, за немецким офицером ночью через линию фронта ползали. А попался он нам под кустом да со спущенными штанами. Мы ему - кляп в зубы, да так и притащили к своим. Долго ещё бойцы, как только найдут где чистую бумажку, так со смехом и тащат её к нам, чтоб тому немцу передать или для другого приберечь.
- Деда, а как же папка курит? Он что тоже на войне был?
- Не был, - улыбка быстро сошла с его лица. – И что ты за отца своего у деда спрашиваешь? Пойди к нему, да и спроси, сколько он мороженого твоего выкурил да игрушек разных, и мамкина шуба туда же в пепел и сигаретный дым ушла.
Наступило тягостное молчание. Затем старик продолжил уже спокойно и немного грустно:
- Деревья, как и люди, они разные бывают: у сильных добрых дел больше, потому и веточек на них не счесть, а кто с подпалиной – они всегда слабые. - И уже сам себе: - А куда ж их денешь? Свои мозги не вставишь. – Затем резко и решительно: - А вот теперь ты ответь мне на такой вопрос: дед краем уха слышал, что вы всем классом уроки не выучили, двойки получили. Мамке на «училку»
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Я своего деда Васю вспомнила, как он меня на лошадях катал, как в яблоневом саду на лавочке о жизни своей с бабушкой рассказывал, как за мопедом бежал, а я остановиться не могла...
Какими мы были счастливыми!
А как Вас зовут?