Покаяние

Отворяясь, дверь тихо скрипнула, и сквозняк колыхнул грязные тряпки, служащие занавесками. Этот домишка был стар – в нем еще были окна. Теперь слепые черные квадраты за ненадобностью были плотно завешены тряпьем. Запах тлена, сырости и застарелого пота был настолько силен, что мужчина, неслышной тенью скользнувший внутрь жилища, невольно задержал дыхание. Из темного угла доносилось ровное дыхание хозяйки. Не особенно таясь, неизвестный подошел к ее кровати и запалил маленький факел. В тусклом свете блеснул извлеченный из ножен тесак. Сонное посапывание стихло. Женщина открыла глаза.
- Я знаю, зачем ты здесь. Но Светоч не для твоих рук – старуха качнула головой. Ее голос был удивительно спокоен для человека, к горлу которого приставлен нож. – Лучше возьми все остальное, что хочешь, и уходи. Я не стану звать Стражей.
- Интересно, почему? – голос мужчины прозвучал саркастически. – У тебя он просто лежит, не принося никому пользы. Я знаю более достойное применение.
Старуха вздохнула. Неровный свет факела освещал скудную обстановку комнаты – голые стены, скрипучая кровать, маленький столик в углу и массивный платяной шкаф, сработанный, похоже, еще до Тьмы. Круглый коврик на полу был настолько грязен, что разглядеть его узор было невозможно. На маленькой табуретке у кровати, жестяная миска с остатками ужина и треснувшая кружка с недопитым вином отлично вписывались в обстановку. Если бы грабитель был склонен к возвышенному слогу, он назвал бы окружение вопиющей нищетой.
- Светоч прошел множество рук, – женщина, казалось, не заметила издевки. – И ни в одних не задержался надолго. Иногда я думаю...
Она оборвала себя, и очень устало посмотрела на того, кто проник в ее лачугу.
- Уходи. Поверь старухе. Он не принесет тебе счастья.
Из темноты выплыло лицо мужчины. Еще не старое, с мучнисто-белой кожей и настороженными глазами. Через лоб тянулась длинная багровая полоса шрама, пересекала левую щеку и исчезала на шее под воротником. Несколько секунд он вглядывался в глаза женщины, затем покачал головой.
- Не пытайся заговорить мне зубы. Просто скажи, где он, и я уйду.
Ее взгляд помимо воли метнулся в сторону нелепого громоздкого шкафа. Мужчина усмехнулся, проследив направление.
- Все так просто?
Он отнял нож от горла хозяйки. На морщинистой дряблой коже осталась розовая полоска. Мужчина потянул дверцу, предусмотрительно став сбоку. Однажды, еще молодым, он едва не поплатился жизнью, встав напротив открываемой двери. Сработала ловушка, и однозарядный самострел выплюнул заряд крупной дроби ему в грудь. Спас бронежилет.
Открываясь, створка пронзительно заскрипела. Тяжелая, массивная, изнутри она была покрыта плесенью. Пахнуло кислым. Полки были завалены хламом, в котором смутно угадывались старая одежда, ржавая посуда, какие-то детали неизвестного происхождения. Мужчина покачал головой.
- Ну, ты даешь, бабка. Так хранить Светоч…
Он почувствовал, как отозвалось тело на близость камня. Ощущение было почти экстатическим – застучало быстрее сердце, участилось дыхание, и по мышцам прошла легкая приятная судорога.
Кожаный мешочек, размером с кулак, лежал на самом дне неряшливой кучи старья. Лежал и светился неярким желтым светом, уютным и ласковым, как котенок. Как может светиться изнутри толстая кожа? А она светилась, да так, будто внутрь положили осколок утраченного Солнца. Мужчина опустил на него ладонь, и с минуту зачарованно наблюдал, как рука тоже начинает просвечивать розовым. Затем решительным движением он сунул мешочек за пазуху, и обернулся. Вовремя.
Старуха сидела на кровати, держа в руках старый револьвер. Большой, тяжелый, с несуразно длинным стволом. Он поднимался, пока не глянул в лицо грабителю рябым дульным срезом.
- Верни камень – почти жалобно попросила женщина. Оружие в ее руках дрожало. – Я не хочу смертей.
Тренированное тело опередило мысль. Практически неуловимое движение кисти – и в горло старухи вонзился нож. Он вошел глубоко, почти по рукоять. Тонкая струйка крови, черная в тусклом свете, протянулась к ключице. Гулко бухнул выстрел, и пуля вырвала солидный кусок дерева из открытой дверцы.
Старуха захрипела, и медленно разжала руки. Бесполезное оружие упало на пол. В глазах мужчины мелькнула досада.
- Ну, зачем тебе это было нужно? – риторически спросил он.
Женщина пошатнулась, а затем с каким-то странно удовлетворенным вздохом упала навзничь, и затихла. Мужчина подобрал револьвер с пола, сунул его за пояс, и подошел к кровати. Иссохшее тело было совсем легким. Грабитель скрестил руки убитой на груди и закрыл ей глаза.
- Прости. – Пробормотал он, и ушел в темноту, оставив дверь открытой.
***
…женщина с редкими седыми волосами и окровавленной шеей, протянула к нему тонкие руки.
- Виктор, оставь Светоч! Он не для твоих рук.
«Откуда она знает имя?» Руки старухи удлиняются, покрываются струпьями, на пальцах отрастают желтые длинные когти. Виктор почувствовал, как перестало слушаться тело. Горло сжали спазмы – не закричать. Ноги, как каменные глыбы – не убежать. Ни вздохнуть, ни отвести взгляда от убитой. Старуха плюнула ему в лицо. Ее слюна холодна, как лед. Женщина раскрывает рот, что-то говорит, но слышен лишь монотонный ровный шум.
Он проснулся от собственного крика, замерзший и промокший до костей. «Это просто дождь» - прошептал он едва слышно. Тяжелые капли громко щелкали по листьям. Мужчина выбрался из под большой сосны, где ночевал, и поднял голову кверху. Тугие струи били по лицу, смывая ночной кошмар. «Что со мной?»
Ему приходилось убивать и раньше. Но не так. Не таких, как эта старуха. Озверевшие бандиты, мародеры, наконец, чужие бойцы – все это было понятно и просто. Он всего лишь защищал свой город. У солдата нет иной судьбы. Но никогда, никогда ему не снились такие кошмары. Виктор с силой провел ладонью по лицу, сделал несколько глубоких вдохов, и поднял с земли пропитанный водой рюкзак. Путь еще далек. Людям нужна помощь. Нужен Светоч – на все другое надежды просто не осталось. Смерть одной бабки – невеликая цена за спасение тысяч жизней.
Камень за пазухой согревал, навевал спокойствие и уверенность, гнал прочь липкие ночные воспоминания. Виктор положил руку на грудь, туда, где под истрепанной курткой дышал теплом Светоч – и замер. Камень едва ощутимо вибрировал.
- Ты согрешил –  вдруг услышал он.
Бестелесный голос, тихий, как шорох песка. Безразличный, словно зеркало.
«Так бывает в снах. Кажется, что проснулся, но худшее еще впереди». В тихом голосе чувствовалась сила. «Так спокойно и отстраненно не может говорить человек. Даже во сне».
- Кто ты?!
Долгое молчание. Мелкая дрожь от камня передается всему телу.
- Ты знаешь сам. Вам что, мало Тьмы?
Виктор рассмеялся злым смехом.
- Ты – Бог? Что еще ты сделаешь с нами? Я видел старые фильмы, Бог. Я видел небо не черное, а синее, видел солнце. Я видел, как мы жили до Тьмы! Не знаю, чем люди так рассердили тебя, но милосерднее было просто уничтожить всех. Что еще страшнее ты можешь сделать? Мы копошимся в темноте, жрем друг друга, воюем за каждую цистерну нефти! Женщины почти перестали рожать! При встрече мы не протягиваем друг другу руки, как раньше, нет! Мы держим их на оружии! Чем еще ты можешь напугать нас, милосердный Боже?
Странно. Стоило Виктору заговорить, как дрожь исчезла, осталась лишь злость и горечь. Он кидал гневные слова в лицо не Богу – страху.
- Чего ты хочешь от меня? Покаяния? – Виктор рубанул себя по сгибу локтя – Вот тебе! Выживаем, как можем, и не тебе, милосердному, – он словно выплюнул это слово, – говорить о грехах.
Пауза.
- За твои грехи ответят твои потомки.
Голос никак не отреагировал на слова Виктора, ни единой эмоции не прорвалось в шепоте внутри головы. Губы мужчины скривились в страшной ухмылке.
- Как же ты, Боже, - и не знаешь? Я бесплоден, Бог! Пять лет как бесплоден – с тех пор как побывал на той чертовой станции, разыскивая жратву. Никто не предупредил меня, что разрушенный реактор до сих пор фонит! Исчезни, Бог! Я не верю ни в тебя, ни в твои угрозы!
Молчание длилось долго. Виктор уже решил было, что наваждение исчезло, и тем неожиданнее прозвучали последние слова.
- Но ты до сих пор носишь крест.
Шепот втянулся в голову, стих. И дождь прекратился.
***
Виктор энергично потер запястья, на которых до сих пор виднелась узкая полоса от наручников. В облезлом кресле напротив комбат вздохнул, и протянул ему через стол пачку сигарет. Дал прикурить, сам затянулся едким дымом местного табака, шумно выдохнул через ноздри.
- Что мне теперь делать с тобой, Витя? – тихо спросил он. – Ты читал устав. Зачем вернулся? Ты ж сам знаешь, что дезертирам одно наказание.
Его собеседник с наслаждением потянулся на шатком стуле. Непонятная улыбка блуждала на заросшем серой щетиной лице. Он выдержал паузу, а затем задал вопрос, неожиданный настолько, что командир помедлил с ответом.
- Что ты слышал о Светоче?
Комбат пожал плечами, глядя на Виктора как на идиота.
- Что и все. Дескать, есть камень, хрен знает откуда, который чудеса творит. И лечит, и светит, и греет, и вокруг него все растет, как на дрожжах. Ну, типа манны небесной. Чушь. Придумали сказку, чтоб люди совсем надежду не потеряли. А ты что спрашиваешь-то? Хочешь сказать, что нашел? Не прокатит, под дурачка не закосишь.
Виктор хмыкнул. Все-таки хорошо, что часовые отвели его к Бате. Могли и на месте шлепнуть, с дезертирами разговор короткий. Он затушил окурок в полной бычков пепельнице, и подался вперед.
Расскажи, что было, - он улыбнулся невольному каламбуру, - пока меня не было.
Комбат вздохнул. За три месяца отсутствия Виктора он здорово постарел. Как обычно, блестели начищенные пуговицы, и на форме не было лишней складочки, но в волосах прибавилось седины, а кожа еще туже обтянула скулы.
- Хреново было, Вить. Ты когда ушел, как мы думали, в Залесье, народ совсем духом упал. Ну, думали, если уж Витька сбежал, городу точно хана. Эти, южане, считай каждую ночь лезли, хрен поспишь. Даже на улицах бои были. Осатанели, черти, дуром перли, как заведенные. Ну, вроде отбились. Потом подстанция сломалась, до сих пор с водой тяжко, по поллитра выдаем на нос. Про жратву я вообще молчу. Дохнет город потихоньку, в общем.
При упоминание о Залесье, глаза Виктора затуманились. Эх, было время. Погуляли там в свое время – и горючки было хоть залейся, и девушки там…мм… Он вспомнил Иру. Совсем молодая, а какая … страстная. Даже уходить не хотелось. Интересно, сохранила она его часы, или продала следующим же днем? Часы были знатные, старые, с тремя циферблатами и массивным стальным браслетом. Сколько ж времени с тех пор прошло? Лет пятнадцать, а то и поболе. Виктор снова улыбнулся, будто новости были распрекрасные. Комбат побагровел, и хрястнул кулаком по столу.
-Ты…
- Я действительно нашел его, батя. Ты сам как, ничего не чуешь? Так смотри.
Виктор не стал больше испытывать его терпение. Вжикнула молния, и на стол лег потертый кожаный мешочек, туго стянутый вверху обрывком бечевки. Золотистое сияние залило унылую доселе комнату.
- Сказка, говоришь? Вынь нож, пап. Да не бойся ты…
Виктор стиснул его руку с зажатым в ней штык-ножом, и с размаху опустил на свое предплечье. Ткань куртки быстро набухла