Уловить неуловимое. Путь мастера.

узнавал. И вдруг, в такой нестандартный момент моей жизни мелькнула, на миг мелькнула мысль, но засела прочно в моём мозгу, в моём сердце. То был феномен его недавнего рассказа. Стоит захотеть и можно преодолеть, всё преодолеть.
   Не мог он отказаться от выхода один на один. Откажешься и в миг потеряешь всякое уважение к себе в этом квартале. Но он знал, знал гадёныш, что в случае проигрыша они мне насуют по самую покрышку.
   Встали в боевую стойку. Но ведь стоял передо мной далеко не тот, далеко не из тех, кто противостоял мне на соревнованиях. то были бойцы, у которых была мечта, у которых было стремление к лучшей жизни через спорт, именно через спорт. То были лучшие парни этого квартала, а не то, что этот гадёныш, у которого поднимается дух только при численном превосходстве. "Да я тебя отделаю сейчас в твоём же родном квартале, в твоих же родных местах, на глазах твоих же друзей, таких же гадёнышей как ты. А дальше будь, что будет. Пусть изобьют, отметелят толпой, но буду стоять насмерть, драться, пока движется хоть один мускул". - целое выражение мыслей, как выражение духа в этот заострённый миг, словно молнией пронёсся в мозгу моём как щит, как меч.
   Драка была короткой. Психологический настрой, чего так тщетно добивался от меня на соревнованиях тренер, проявился во всей красе, во всём блеске. И понимал я, впервые понимал, что в этом эмоциональном проявлении есть красота. Своя особенная красота! Я дрался, как будто отработал свою лучшую тренировку, где всё получалось в высшей гармонии, но почему-то шёл в разлад с гармонией на соревнованиях. Как жаль, что это не финал какого-нибудь турнира, а то быть бы мне чемпионом. Но понимал я всей сущностью своей, что драка эта, что победа в ней важна мне, дорога мне любого финала любого турнира. Это была победа не только над этим гадёнышем, это была победа над собой, над прежним разломом души. Это было возрождение нового духа. И это многое значило, если не всё.
   Теперь же наставал минута, когда я жестоко буду избит толпой. Я слышал, что такое избиение иногда доходило до смерти. но во мне сейчас бурлила такая эйфория души, затмившая рассудок, что я приготовился к драке против всех не на жизнь, а на смерть.
   Парни этого квартала, парни моего поколения молча посмотрели на своего поверженного в честной драке товарища, молча посмотрели на меня, и молча повернулись, и пошли своей дорогой. В глазах их не было какого-либо восхищения от моего мастерства, ведь я всё таки был, пусть начинающим, но действующим атлетом единоборства. Нет, в глазах их было другое, совсем другое, что заставило меня зауважать их, искренне зауважать их. В глазах их я прочитал понимание справедливости. И в этом была истина!. О, квартал! Вот почему отсюда столько чемпионов!
   Здесь ценили силу, по настоящему, по-мужски. Конечно, в любом стаде заведётся хоть одна паршивая овца в виде этого гадёныша, который в дорожной пыли только, только приходил в себя.
   Не прошло и минуты, как появился мой родственник. откуда пришёл? Но мне показалось, что он никуда и не уходил. Истина была рядом.
   Но не успели мы отойти на несколько шагов. как услышали голос за спиной: "Эй, куда пошли. Поговорить надо". Обернулся я резко, но родственник мой не обернулся, хотя остановил свой ход. В нескольких метрах от нас стоял молодой, но взрослый парень. Но поразил меня, сразу и прежде всего, его размер, его габариты. Да, это был бугай, так бугай. Грубая физическая сила, без всякого на то проявления, так и пёрла из него, говорила за себя, кричала за себя во весь голос. И не надо было иметь намётанный взгляд какого-нибудь опытного тренера, чтобы убедиться в этом.
   Зевак собралось много. Толпа любопытствующих образовалась тогда, когда я выходил один на один. Всегда бывает так, а во времена массовой безработицы тем более. Для них устраивалось бесплатное зрелище. Одно из них только что устроил я. Но одно дело я, подросток, другое дело, когда устраивали взрослые, и при том один из них далеко не в молодом, скорее в почтенном возрасте.
   Молодой против старого. Высоченный, здоровенный бугай против тщедушного, можно сказать, пожилого человека среднего роста, но такого уж миниатюрного по сравнению со своим оппонентом. Я только что одержавший убедительную победу и находившийся на вершине эйфории, стал понемногу беспокоиться. Но всё же любопытство брало верх над любым волнением, потому что я знал возможности своего родственника. Но никто из любопытствующей толпы, из вечной породы зевак, что была и будет во все времена, не знал ничего про моего родственника.
 - Да, это же он, помнишь, помнишь... - услышал я в этой толпе вот этот возглас, несомненно относящийся к моему родственнику, именно к нему, ибо произнесено было при этом его имя.
   Взгляд свой я устремил в сторону этого возгласа. В толпе зевак образовалась небольшая кучка мужиков более старшего возраста, нежели остальные. Его узнали, его помнили, помнили. Но как? Ответ не замедлил сказаться.
 - Вот сейчас будет... - как-то смачно приговаривал один мужичок, явно предвкушая зрелище, по которому соскучился, которого дано не было и не будет больше, которое по захватывающему сценарию своему стоит намного выше остальных.
 - Точно, точно. - поддакивал ему другой.
 - Жалко этого парня, жалко... - продолжал третий.
 - Молодой, молодой, неопытный. Не знает, куда встрял. - подытоживал четвёртый.
   Эта небольшая кучка возрастных мужиков уже заранее отдавала пальму первенства моему родственнику. Видать, не один я знал возможности моего родственника. Его знают, его помнят. Это меня обнадёживало. Но всё же по настроению толпы было видно, что абсолютное большинство, состоящее, в основном, из подростков, юношей, мужиков более молодого возраста, придерживалось диаметрально противоположного мнения. Ну что ж, другие времена, совсем другие времена.
   От этих примечаний любопытство моё возросло в разы, так же как возрастал ажиотаж вокруг этого события. Чем-то это стало напоминать мне древнеримский Колизей.
   Стоял в боевой стойке этот здоровенный бугай, готовый порвать, разрушить, растерзать, растоптать всё на своём пути. И пять метров разделяли его от цели, которую он сейчас раздавит, будто яичную скорлупу. И этой целью, этой мишенью был мой родственник.
   И стоял, просто так стоял мой родственник, чуть приспущены веки, и задумчивое лицо от дум, лишь ведомых ему, и не шелохнётся тело, застывшее в молчании, как одинокое дерево посреди поля, огромного поля. И наступила тишина. Но перед чем?
   И приподнял он веки, и что я видел в глазах его, глубоких, бездонных, откуда слабым светом вырывался огонь чего-то, но усиливался, усиливался, обжигая всё вокруг.
   Что-то приближалось. Но что?
   .......
   Продолжение следует.