Миниатюры дня.

Миниатюры  дня.

Раньше  на селе по вечерам затихала одна жизнь – рабочая, и начинала шуметь другая – охочая. Охочая до всего, - до песен, до посиделок, до тайных свиданий и вздохов в кустах сирени, до мелких потасовок мальчишек, и до серьёзной драки по поводу и без повода взрослых ребят. Где-то судачили старушки в платках и с шелухой от семечек на губах. Где-то взрослые мужики обсуждали прошедший рабочий день, и закидывались с идеями на новый. Русский – Советский человек, всегда был на работе, и днём и ночью. Молодежь тусовалась у клуба. Ждали, начали сеанса нового кино, а потом танцев под радиолу. Где-то в дальнем конце села играл баян и приятный, грудной голос пел о не состоявшемся счастье в личной жизни, о неразделённой любви, о полях России, о красоте земной и красоте людской. Сердце замирало от таких напевов. Недалеко от клуба, там, куда не попадал свет единственного источника света – лампочки на столбе, взрослые парни уже чесали свои кулаки и придирались одна сторона к другой. Причина ссоры неясна – просто молодость и кровь кипит в жилах. А девчата отдельно шушукаются о своём - тайном, и их голосистый смех разливается по вечернему эфиру. А ребятня и тут и там. Им везде надо подсмотреть, подслушать, чтоб завтра на речке с удочками делиться впечатлениями вечера. Новостей всегда хватало. Редкий вечер на селе пройдёт тихо и без каких-либо заквасок.
Так было! И если кто, из молодых не застал уже этого времени, мне их немного жаль. Они рады сегодняшней жизни. И это правильно. Мы ведь тоже радовались своей. У каждого поколения что-то своё, особенное. Вот только… Только нравы всё же испорчены у сегодняшнего времени. В то – далёкое время, такого не было. Тогда знали приличия и уважали общество. У сегодняшнего общества, ни приличия, ни уважения.
Сегодня на селе жизнь затихла вообще! Днём тишина, – нет ни работы, ни желающих работать. Вечером тишина, – все сидят по своим домам, за железными заборами. Шум только от машин, что потоком, как на главной магистрали, проезжают по главной улице села. Сделали обводную дорогу. Сельчане обрадовались. Да ненадолго. Снова стали проезжать через село и легковые и грузовые. Клуб, вот-вот развалится. Колодцев общественных уже давно не существует – у всех вода в дом проведена. Цивилизация, ничего не скажешь. Только жизнь затихла. Как будто и нет её. Но, иногда кто-нибудь да напомнит селянам; - живы мы ещё, не вымерли. Это я о пянчужках, и о склоках нового времени. О чём люди стали спорить и ругаться, просто непонятно. То, кто-то забор передвинул к соседу на тридцать сантиметров. Дело аж до драк и до суда доходит. То, кто-то за скотиной недоглядел и она, - скотина этакая, не понимая, что уже всё давно на частные сектора переделено, зашла на соседский огород и ведёт себя там как у себя дома. Бежит по селу, вся растрёпанная Клавдия. С колом бежит, Красная, потная. И орёт благим матом:
- Иван, чтоб тебя черти взяли. Опять ты своих свиней выпустил.
- Ну и что, - не понимая, отвечает спокойно Иван, предприниматель. – Они же тоже люди, погулять хотят.
- Кто лю-д-и, - поперхнулась Клавдия. – Это свиньи-то, люди? Тогда ты и есть первая свинья. Иди, посмотри, что твои люди на моих грядках наделали. Всё собаки перерыли. Я столько дней, не жалея сил поливала, поливала, полола, а теперь, что в зиму с пустым погребом. Ты ведь меня кормить не будешь.
- Да тише ты, - уже серьёзно урезонил Иван Клавдию. – Не шуми, не на базаре. Свиньи, говоришь, на грядках, ну, пошли, посмотрим.
Клавдия как солдат по команде «кругом» развернулась и понеслась обратно к дому. Иван еле-еле за ней поспевал, - живот мешал. Пришли к дому Клавдии и прошли через двор на огород. И их взору предстала картина неизвестного художника «Свиньи на грядках».
- Ну что? Видишь, что твои люди понаделали? Кто теперь мне убыток возместит?
- Погоди, Клавдия. Погоди шуметь – то. Ты глянь  получше, чьи это свиньи-то?
- Дак, твои это, свиньи, Иван…
- Нет, Клавдия, не мои. У меня порода какая, а ?
- Не знаю я никаких пород. Свинья, она и есть свинья.
- Нет, Клавдия, не всякая свинья, свинья. У меня порода элитная, мясная, из за Океана привезённая. Беконная!
Клавдия села прямо на разрытую грядку и смотрела на всю эту идиллию с отрешенным взглядом.
- Кака ещё биконая, что ты Иван мне голову морочишь.
- Беконная, я говорю, порода у меня. Мои свиньи по грядкам не пасутся. Они в лесу, жёлуди хрумкают. А это свиньи Николая, соседа твоего. Он наверно опять в загуле, вот они голодные и роют чужие огороды.
- Мать честная… - запричитала, было, Клавдия, - что же мне делать-то. Ты уж прости меня Иван, глупую.
- Не глупая ты, Клавдия, а жадная. Да и зависти в тебе много. Пусть тебе Николай и возмещает ущерб. А я пошёл домой, меня работа ждёт.
Иван прошёл через перерытый огород, на зады. У изгороди обернулся и сказал Клавдии:
- Ты осенью-то подойди, насыплю я тебе и моркови и свеклы. У Николая-то у самого огород бурьяном зарос. Чего с него возьмешь-то.
- Да иди ты со своей добротой, к лешему. – Клавдия резво поднялась на ноги и почти бегом к соседу Николаю. Мы не знаем, что там было. Но наверняка опохмелила она его как следует.
Но случается и другое. Сорванец разгуливал в одиночестве по селу и не знал, чем себя занять. И тут его внимание привлекли две бабы-молодки. Они стояли у калитки одного из домов и громко и сердито ругались.
- Ну, ты, ………….недоделанная… - и дальше монолог, виртуозно сложенный в мелодию из стандартных слов и междометий народного фольклора.
- Пошла ты……… - такой же стандартный ответ. Грубо, но ёмко.
До рукоприкладства и вырывания волос дело не дошло. Но руками размахивали изрядно. Минут через десять, раскрасневшиеся и через, чур, возбуждённые, воительницы, довольные и гордые разошлись. Одна вошла в дом, возле которого шла перепалка, другая понеслась по улице. По дороге она наткнулась на сорванца.
- А ты чего зенки вылупил, - крикнула злобно Верка на него, - чего уши-то развесил. А ну иди отсюда… мал ещё слушать бабий скандал.
Сорванец пожал плечами.
- Вот ещё, надо мне вас слушать, - и пошёл дальше своей дорогой.
Конец.
2010г.