"Собачки Небесные или Полувальс "Старые бусы"." /вторая часть./

"Такого не бывает! Но - чёртова стена! Откуда, ты, здесь взялась?! За что?!" - эти и другие, подобные мысли /голос за кадром фильма/, соревнуясь в горечи и досаде, и догоняя, и обгоняя друг дружку, вертелись и плясали по кругу в Его, ничего не понимающем, мозгу.
А Его глаза, даже не стараясь что-либо понять и объяснить Его интеллекту, просто смотрели как Его же руки машинально щупали, царапали и били с размаху ладошками по стене, как с силой её толкали, а затем, опять ковыряли пальцем один кирпич за другим, видимо, надеясь таким образом всё-таки найти какое-нибудь, да-слабое место в этой, так неожиданно возникшей перед Ним из ниоткуда, стене из абсолютно гладкого, красного кирпича.
Он то и дело переходит с места на место, изучающе смотрит на стену, производит различные манипуляции своими руками, ногами, плечами и т.д., и как будто пытается найти какое-либо решение, чтобы преодолеть, разрушить, обойти или обмануть эту стену.
Но стена, увы, не заканчивалась через несколько метров.
Она была с поворотами и изгибами, и её края, если это края, терялись за деревьями и расплывались.
И она, как средневековая, сторожевая крепость, была везде одинакого непоколебимой, и непреступной, что в конце концов устав от своих бесполезных попыток найти в стене брешь, и окончательно поняв свою беспомощность, Его руки опустились.
От нахлынувшей на Него безысходности, Он прислонился к стене, замер и закрыл глаза.
Прижавшись предельно вплотную к стене и касаясь её всеми угловастыми выступами своего тела, включая нос, лоб, колени и пах, Он стоял как приговорённый к расстрелу.
Впрочем, сейчас Он и был таковым - стоя лицом к стене с закрытыми глазами и с безвольно опущенными вниз, бессильными руками, Он почти не дышал и как будто чего-то ждал.                                                                                                                              
И от этого щемяще-томительного ожидания неизвестности, у Него, глубоко внутри, вдруг появился какой-то безпредметный страх.
И этот беспредметный, но всепоглощающий страх стремительно разростался внутри Его, и через минуту Он сдался, и согласился с тем, что Он очень сильно чего-то боится./голос за кадром фильма частично поясняет Его внутреннее состояние, остальное - актёр до зрителя доносит своей игрой./
Боится и от этого, непонятного пока, панического страха, или, если хотите - плохого предчуствия перед чем-то, что надвигалось на Него, Ему становится нестерпимо жарко и нестерпимо душно, и в ответ, Он начинает обильно потеть.
Он жадно хватает ртом холодный воздух, растёгивает куртку и ещё плотнее прижимается к стене, но всё равно не может потушить свой внутренний жар и продолжает потеть ещё сильнее.
Настолько сильно, что за следующую минуту Он буквально покрылся слоем густого, пахнущего страхом, пота.
И этот солёный пот ручьём тёк по Его лицу, затекал в закрытые глаза, в рот, в нос, тёк по Его плечам, животу, спине, везде.
Как какое-то наваждение, этот необъяснимый, нервный пот появлялся и тёк сейчас по Нему абсолютно везде, и вскоре, вся Его одежда, прямо на глазах у зрителей, с лихвой напитывается пОтом и выглядит влажной.
Его свободные, почти до плеч, густые чёрные волосы заблестели мельчайшими капельками, набухли и вокруг Его головы появилось заметное скопление пара.
В надежде найти прохладу и облегчить своё состояние, Он, не открывая своих глаз, снимает с себя куртку и наобум кидает её на снег позади себя.
После чего, опять прижимается к стене всем своим телом и там, где Его тело касалось стены, пот тёк уже по стене, но потом опять впитывался в Него, в Его рубашку, ладони, брюки, стекал в ботинки..."
Напомню, как я уже говорил об этом и раньше - эти, хоть и немногочисленные, но тонкие чувства, ощущения и т.д., актёру в этом фильме нужно будет сыграть непосредственно и подетально.
То есть - реально показать и отобразить свои мысли и ощущения с помощью простой, но недвусленной мимики лица, откровенной динамики глаз, ну и конечно же - соответствующими, напряжёнными телодвижениями с излишней статикой, а голос за кадром фильма, на всякий случай, продублирует эти все переживания вербально.                                              
Тем временем, на экране телевизора - "... Под давлением непонятного перед чем страха, который по-хамски хозяйничал внутри Его и диктовал Ему свои условия, сразу во всём Его теле, вдруг родилась и стала проявляться какая-то чужая сила, которая, вначале осторожно, но стала гореть в Нём и медленно, клетка за клеткой, рвать Его тело на мелкие части, а затем, ускоряясь и усиливаясь, совершенно нестерпимо выжигать Его изнутри.
И эта же сила, не желая пока выходить наружу, но как бы ища выход, кроме своего огня, стала мелко лихорадить, и незаметно трясти Его.                                                                                      
Сперва, просто и лениво потряхивать мимолётными, лёгкими спасмочками, мелко-мелко, слабо-слабо, но с каждой следующей секундой, эта тряска становилась всё сильнее и сильнее, всё ощутимее и ощутимее, всё заметнее и заметнее.
И всё осознаннее, и осознаннее.
И всё лихорадочнее, и лихорадочнее.
А вместе с этой тряской, а может быть и в дополнение к ней, у Него появилось нехорошее ощущение какой-то неуловимой, внешней прохлады, даже холода и даже, что вернее - пренеприятнейшего резонанса между внутренним жаром и внешним холодом.
Вся его одежда была сырой, Он стал зябнуть и Ему уже захотелось накинуть что-нибудь себе на плечи.
Ведь где-то рядом, на снегу, должна была лежать его куртка, которую можно было просто поднять и одеть.
Просто оторваться от стены, открыть глаза и нагнуться за курткой.
И - всё.
Всё было просто.
Но Он не мог, почему-то, ничего этого сейчас сделать.
Он по-прежнему чего-то боялся и этот, очень сильный, безпредметный страх сковывал и тряс всё его тело.
Но Он знал, что его куртка валяется где-то у Него в ногах, где-то сзади, на снегу, там же, где сейчас вместе с ней валяются, корчатся и извиваются от мучительной, и нарастающей боли, словно, только что прошедшие сквозь мясорубку, все его мысли, желания и мечты.
Он знал об этом точно и заговорил с ними.                                                                                                  
"Простите...", - тихо и виновато сказал Он им, а может и себе тоже./голос за кадром фильма/
"Про-с-ти-те...", - ещё раз, по слогам и ещё тише, сказал Он своим мыслям, мечтам и желаниям, силясь всеми силами пересилить или хоть чуть-чуть успокоить, вконец распоясавшуюся и разгулявшуюся в Нём тряску.                                                                                    
Но это у Него плохо получалось и Он уже почти с размаху бился об стену всем своим телом.
Мелко и противно дрожа, и дёргаясь, Он бился об стену всем тем своим, что касалось её, царапаясь и больно ударяясь, но по-прежнему не открывал глаза и не отходил от стены ни на шаг.
Он - боялся.
И Он стал понимать что именно - Он боялся открыть глаза.
Боялся увидеть бесконечную стену.
Бесконечную и непреодолимую.
продолжение следует....