Узел...

... Противоречий все вился незримо, где-то в тумане, смешавшемся в мерцании луны, спеша скрыться в темной стороне моего...
Безмолвного слова, так и не высказанного ей; и сейчас мне не хочется пугать незримые крылья его, пусть летит к...
Ней, самой смышленой и милой малышке древнего табора ведьм, побоявшихся потерять свою невидимую для всех граждан свободу.
"Когда-нибудь она вернется" - напоследок изрекла Атаманша этого табора, отнимая ее от своих цепких рук и передавая мне.
Я помню, как отчаянно вскрикнула она, с тоской глядя удаляющейся Атаманше и ее свите, протягивая к ним руки; но тогда лишь... улыбнулся шире, невольно, поддаваясь трогательности ее взгляда, прижимая ее ближе к груди, совсем крошечную, не замечая...
Ночей, по лесам которых искали наживы разбойники, дней, потопающих в пререканиях со дворцовой стражей, подозревавшей непростое происхождение моей воспитанницы, не понимая...
Для чего мигу так стремительно следовало покидать меня, питающего к подрастающей крохе, привязанность и радушную доброжелательность, дарившую живительное тепло сознанию желанием защитить ее, укрыть от холода, голода и горестей; научить читать и писать, скакать верхом и плавать; по неведомым для меня причинам он будто украл ее...
Незаметно превратившуюся в маленькую девочку, с совсем изменившимися чертами лица, открывая глазу непохожие ни на кого в городе бледные тонкие черты, крепкие полумесяцы, отливающих вороньим крылом, туго переплетенные с золотыми
витками, кос, одна из которых обвивала ее шею; лоб, украшенный странной миниатюрной диадемой, напоминающей корону, темно-синие глаза, что...
С изумлением взирали на простенький коротенький наряд дворцовой служанки, руки, украшенные одинаковыми браслетами (незаметно подаренными мною), подносящие вино и сласти сотням лиц, которых она видела впервые; будто очнувшись от сна...
Осторожно просила меня отпустить ее, чувствуя неладное со стороны бледной луны, часто прятавшейся за облаками. "Спасибо тебе, но... мои матушки ждут меня домой!" - как и много мгновений назад, повторяла она, с удивлением поглядывая на запертую мною дверь.
"Это опять от них!" - с горечью указывал я на остатки пепла и зелья, приготовленного было по рецепту ведьм, но впопыхах опрокинутого.
"Да, я поступаю так!" - немного изменившееся, со времен нашей первой встречи, сердце подсказало ей не стесняться своих кровных чувств по отношению к древним палаткам табора в глубине леса близ замка и равнодушие к его канделябрам и зеркалам.
Однако... что-то внутри меня тоже изменилось, не давая одуматься и прислушаться к своему дыханию (уж сколько дней я ревностно отмечаю улыбку и довольные взгляды дворян, сколько ночей я не сплю, не решаясь приоткрыть занавес сна, манящий мечтами к ней); потому я, не боясь впившихся в мои ладони, ее маленьких когтей, беру ее за руки и твердо изрекаю, что лучше быть со мной.
"Я не рабыня!" - взметнулся невидимый ее внутренний голос, и она, засмеявшись, уворачивается и проводит пассы руками, от чего взлетает к потолку, судорожно отталкивая мои ловящие руки и кидая в меня канделябры, разив предварительно ими окно...
Оно аккуратно складывает в книгу воспоминаний листьев и паутинки, как беспечно скользит по воздуху она, играясь со светлячками и расправляя помятые ветки, уводя с дороги зверюшек, что дрожали...
От топота приближающихся копыт (я, опасаясь, что ее могут схватить разбойники или увидеть простолюдины, послал за ней отряд своих помощников, не подозревая дальнейших закручиваний неведомого узла); провожая ее по-детски осторожные рывки в воздухе в сторону палаток табора...
"Я знала, ты вернешься!" - ласково сказала Атаманша, едва завидев ее полумесяцы кос; бережно отводя ее в палатку, где другие ведьмы принялись ее угощать, расспрашивать, забавляться в колдовские игры, вроде метания звездочек в луну, наигрывания ветром на всяк лад колыбельной для леса или ловлей ходячих шеренг злобных деревьев; как в насмешку...
Они словно расступились перед, озлобленными долгими поисками беглянки, помощниками, только надумавших вежливо слезать с коней и просить Атаманшу вернуть ее (а нет - так силой затащить ее в седло и скрыться); но завопивших не своими голосами, наблюдая, как...
Она, словно как соприкасаясь черными косами с месяцем, кружится совсем рядом с ним, как на волшебных качелях; этого зрелища было достаточно, чтобы лес содрогнулся от выкрика: "Да она ведьма!!!" и от града огненных стрел, пускаемых в нее; одна стрела...
Задела ее, пытавшуюся рывком поднять всех матушек в небо, оказавшихся в огненном кольце и не имеющих возможности вырваться из удушающего огня; наблюдая, как...
Самоотверженно они, одна за другой, запускают в помощников кусающимися червями и лучами из грозы, за это будучи обречены на гибель от огненных стрел; как ахнула Атаманша, рассеявшаяся прямо перед самыми ее глазами сотнями крошечных бабочек, некоторое время мягко помогавшим ей приземлиться на погасший огонь, а потом улетевших; она невольно...
Вскрикнула, увидев меня, догоняющих озверевших от испуга и суеверия всадников со словами: "Вы что наделали? Я же..."
Тут... мое слово невольно теряется, порываясь развязать узел торопливыми шагами направленными к ней и обнимая ее, легонько поглаживая ранку; вдруг...
Его отголосок изумленно замирает и... бежит от меня прочь, не оглядываясь: она вырывается из моих рук и со слезами отбегает в направлении, еще мерцающем крылышками бабочек, преданно глядя им во след и словно шепча губами пустую мольбу Атаманше не покидать ее.
"Она трусливая, потому и покинула тебя!" - что-то дернуло меня сказать, незаметно вновь подойдя к ней и обнимая, пытаясь вернуть ее в миг, когда она была несмышленой крошкой, быстро-доверчиво-искренне прижимавшейся ко мне.
"Она не покинула бы меня, если б не сочла предательницей!" - всхлипнула она, на мгновение обняв меня тоже (а я его едва ощущал, теряя от этого чувство и капли рассудка, укравшего слово с уст, непроизвольно приближающихся к ней).
"Но они сами отдали тебя мне!" - попытался я усыпить ее воспоминания, чувствуя (как сейчас) незримый вновь убаюкивающий прохладой лунный пепел, дающий моему сердцу крылья, от одного ее взгляда...
Он поспешно скрывается за бесконечной листвой ночи, проронив будто ее эхом: "Но то все ты!... Спасибо тебе, но... Я не вернусь!"...
И луна тихонько уноситься ввысь, точно укрываясь фантазией ветра, снова напевающего мне...
Узел...
... Грез все вился незримо, где-то в тумане, смешавшемся в мерцании луны, спеша скрыться в темной стороне моей...
Безмолвной сказки, так и не открывшейся ей; и сейчас мне не хочется пугать незримые крылья ее, пусть летит...