– Ты счастливый человек – с брезгливой усмешкой сказал директор.
– Почему? – спросил Георгий.
– Потому что не понимаешь, какое ты ничтожество. Ты не в состоянии поглядеть на себя со стороны.
Георгию постоянно приходилось терпеть унижения от своего хама-начальника, который прекрасно понимал, что деваться его подчиненному некуда, поскольку годы уже не те, и нигде его на работу не возьмут. Он мог себе позволить покуражиться над человеком, выставить себя эдаким благодетелем, осчастливившим бедолагу-пенсионера.
Директор был сорокалетним щеголем с густой, без единого седого волоска абсолютно черной шевелюрой, глазами, посаженными близко к носу и верхней губой, расположенной прямо под ноздрями.
Постановка глаз говорит об отсутствии элементарной толерантности, подумал Георгий, а место верхней губы вопиет о сумасшедшем нарциссизме: полнейшая гармония между внешностью и чертами характера, так сказать, единство формы и содержания.
Георгий старался по мере возможности держаться подальше от своего начальника, не попадаться ему на глаза, но, к сожалению, не всегда это у него получалось. А уж если встреча состоялась, то он держался настороже, отвечал односложно на все вопросы, словом, вел себя так, будто был на допросе у следователя, который спит и видит, чтобы засадить его в кутузку.
Короче говоря, Георгий весь рабочий день находился в напряженном состоянии, не мог ни на минуту расслабиться, а если к этому добавить три часа езды ежедневно в битком набитом транспорте, то станет ясно, что месячная зарплата его, составлявшая пять пенсий, доставалась ему нелегко. Но он всегда утешал себя тем, что такой жизненный ритм, позволяет ему держать себя в хорошей физической форме.
Поэтому, не так все плохо, как кажется на первый взгляд...
Директор был сегодня явно не в духе, видимо, получил разнос от своего начальника, хама на порядок выше, то есть хама в квадрате или даже в кубе, и ему нужна, как воздух, жертва, сообразил Георгий, который служил здесь в учреждении всего-навсего инспектором пожарной безопасности.
Ноги бы моей здесь не было, если бы не крайняя нищета, если бы не проблемы со здоровьем у жены Оксаны, сказал себе Георгий, но на эти две несчастные пенсии прожить невозможно, и поэтому надо все терпеть. Единственное, что я могу сделать – это переносить стоически все унижения, и молча ненавидеть этого морального урода и презирать его. Вот мое слабое утешение.
– Доложи-ка мне обстановку, – зевнул директор, приступая к экзекуции.
На полированном столе хозяина кабинета размером с двуспальную кровать кроме стандартного набора письменных принадлежностей не было ни одной бумажки. Не царское это дело...
– Согласно утвержденному графику я выполнил обход всех подлежащих проверке помещений. Нарушений противопожарного режима не обнаружил. Сделал запись в журнале.
– Тебя послушать, так душа радуется: полный ажур во всех вопросах, а вокруг сплошной бардак. Курят, где попало, электрокипятильники во всех кабинетах, а не только в столовой. Вот они и гоняют чаи весь день напролет, отдачи от народа никакой, производительность труда – минус бесконечность. И все по твоей вине, а у тебя, видите ли, полный порядок!
– Вы сами разрешили электрочайники в кабинетах.
– А кто тебе дал право критиковать решения руководства? Ты должен следить за выполнением правил, ты за это получаешь зарплату, а не за злобное интриганство. Я плачу тебе сумасшедшие деньги, а за что, спрашивается? Полный развал в организации труда сотрудников. Я тут бьюсь как рыба об лед, чтобы наладить дело, а какой-то старый маразматик мне все разваливает. Это просто возмутительно! Я найду молодого человека, который мне за эти деньги наведет надлежащий порядок.
Начальник Георгия мог говорить часами. Он жить не мог без слушателей и восторженных улыбок молодых сотрудниц, но выражение «старый маразматик» было апофеозом всей речи, так сказать «ударной точкой» новеллы, и тот, кому было адресовано это теплое и дружеское обращение, с облегчением понял, что извержение вулкана закончится в течение ближайших десяти минут, не нанеся значительного урона.
На сегодня, кажется, пронесло, – впрочем, кто знает, что может попасть еще в дурную башку.
Как бы я поступил, подумал Георгий, если бы вдруг, что совершенно невероятно, оказался бы на его месте, а он, к примеру, на моем? Чудес на свете не бывает, а очень жаль... А, действительно, как бы я себя повел, если бы, не приведи господи, такое произошло? Стал бы я ему мстить, унижать его, обзывать «молодым маразматиком» и держать в постоянном страхе увольнения?
Георгия так заняла эта мысль, что он расслабился, перестал слушать своего директора, как бы выключил звук, и смотрел, как тот жестикулирует и беззвучно разевает рот. Все это теперь выглядело для него как немое кино, но только без музыкального сопровождения. Старая-престарая комедия...
Георгий оказался единственным в этом учреждении, попавшим сюда без блата по воле счастливого случая. Сюда даже охранников брали только по протекции, чисто для солидности, потому что охранять тут было нечего: просто некуда было деньги девать. Эта контора была организована в смутное время одним весьма крупным чиновником для своего зятя-оболтуса, который только что женился на его дочери. Семейная жизнь у этой сладкой парочки не сложилась, и они уже два года были в разводе, а крупный чиновник, занятый глобальными проблемами, забыл о своем зяте.
Забыть-то он забыл к великому счастью нынешнего начальника, а контора осталась, причем, весьма прибыльная. Называлась она очень изящно: «Инспекция по надзору за административными зданиями и территориями». Согласно «Положению», изобретенному бывшим вышестоящим тестем ни одна организация не могла существовать без разрешения данной Инспекции.
Количество сотрудников в этой конторе, работающих отчасти на план, но в большей степени на себя, было строго ограниченным и всегда соответствовало количеству букв в русском алфавите за исключением «Ё», «Й», «Ъ», «Ы», «Щ» и «Ь».
Каждый клерк, за которым была закреплена определенная буква алфавита от «А» до «Я», имел телефон и справочник «Желтые страницы», а также авторучку и блокнот. Больше ничего не требовалось.
Придя на работу ровно к десяти ноль-ноль, опоздание каралось немедленным увольнением, человек открывал «Желтые страницы» на свою букву и делал телефонный звонок, после которого до конца рабочего дня мог ничего не делать.
– Ваша организация называется «Интеграл»? – к примеру, спрашивает он.
– Верно, – отвечает приятный женский голос.
– С вами говорят из инспекции по надзору. Вы пользуетесь канализацией?
– Мы – да, что за дикий вопрос? И, кстати, исправно платим по счетам. А вы?
– Очень смешно, но сейчас вы загрустите. У вас нет разрешения на пользование канализацией. Вам следует немедленно прибыть в нашу инспекцию, заплатить штраф и счет на разрешение, в противном случае все ваши унитазы будут опломбированы. В случае несанкционированного использования вы будете привлечены к уголовной ответственности.
После этого короткого диалога расчетный счет инспекции немедленно пополнялся. Если разрешение было несколько ранее уже получено, то теперь речь шла об очередной перерегистрации.
Но особую радость хранителям русского алфавита доставляло личное посещение организаций на их родную букву, не было ни одного случая, чтобы инспектор возвращался пустой, всегда у него в кармане похрустывали “зеленые”. Все до единого “алфавитчики прикрепились в своем районе к самым дорогим супермаркетам, где администраторы раз в неделю бесплатно отоваривали их жен и лично катили нагруженную тележку без остановки мимо кассы.
Сейчас Георгий глядел на главного героя этой конторы, который продолжал беззвучно его поносить, не в состоянии, видимо, остановить свое словоизвержение, и чувствовал, что теряет контроль над собой. Что-то очень нехорошее должно было сейчас с ним произойти.
– Ну, ты все сказал, идиот? – неожиданно для себя вдруг изрек Георгий. – А теперь закрой свой подлый рот и убирайся вон из кабинета.
У директора, осекшегося на полуслове, надменно-язвительное выражение лица сменилось сначала испуганно-удивленным, а потом перешло в покорно-угодливое, он посидел немного в таком виде, потом медленно встал из кресла, и, согнувшись и встав на цыпочки, вышел из кабинета.
Георгий посидел в одиночестве минут пять, ожидая, когда придут охранники и выкинут его на улицу, но никто не приходил. Он был теперь совершенно спокоен и уравновешен, терять ему теперь было уже нечего.
В это время зазвонил телефон, стоящий в стороне от остальных, видимо, связанный с руководством. Не понимая, зачем он это делает, Георгий подошел и снял трубку.
– Алло, – сказал он.
– Кто это? – спросил густой басок.
– Георгий.
– А где этот придурок-директор?
– Я его выгнал, – сказал Георгий.
– Молодец, – хохотнул басок, – правильно сделал. Я давно собирался, да не хотел связываться: у него тесть на самом высшем уровне. Ты мне подарок сделал Жора, назначаю тебя директором. А этого остолопа подержи пока при себе, в каких-нибудь пожарниках. Ведь жрать ему чего-то надо, а оклад я ему сохраню, чтобы не жаловался. Ты не против?
– Нет.
– Ну и молодец! Я всегда говорил, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется. «Алфавитчики» твои дань собирают с лохов, будешь мне отстегивать десять штук «зеленых» в месяц, а остальное меня не интересует. Тебя не удивляет, что я так открыто обо всем говорю по телефону, ведь нас могут и прослушивать?
– Меня уже ничего не удивляет. Думаю, что у вас снизу доверху все схвачено, как теперь говорят.
– А ты толковый. Утром пришлю тебе помощницу, она снимет все проблемы.
Георгий сидел в кресле за принадлежащим ему теперь полировальным столом, опершись на него локтями и обхватив голову руками, и пытался понять, во что он неожиданно вляпался и как ему теперь жить дальше.
Условия, которые поставил ему новый руководитель, были для него, как он раньше всегда думал, совершенно неприемлемыми, в первую очередь, по этическим соображениям. Одно дело, следить за пожарной безопасностью за очень приличное вознаграждение, пусть даже в престижной, легальной криминальной конторе для детей высокопоставленных отморозков-чиновников, а другое – самому играть главную роль в этой вакханалии преступности.
С другой стороны, если на это закрыть глаза хотя бы на один месяц, то ты получишь зарплату, равную пятидесяти пенсиям, то есть на эти средства можно хоть как-то проскрипеть худо-бедно четыре года.
Надо было что-то решать – либо немедленно вставать и уходить, или же какое-то время поработать, если это можно так назвать, в новом качестве.
Утром следующего дня Георгий поднялся на служебном директорском лифте и перед дверью в святая святых любого подобного заведения увидел то, от чего у него отвалилась челюсть.
На огромной медной пластине размером с половину входной двери в его однокомнатной «хрущебной» квартире была выгравирована надпись следующего содержания:
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР
ИНСПЕКЦИИ ПО НАДЗОРУ ЗА АДМИНИСТРАТИВНЫМИ
ЗДАНИЯМИ И ТЕРРИТОРИЯМИ
