Вместо предисловия. ОТЕЦ КИРИЛЛ.
- Я умру, но ты не приходи на мою могилу. Там будут враги. Я сам тебя встречу – живой. Там, около Успенского храма, буду подметать – и ты меня узнаешь. Тогда я тебе все расскажу, только ты не плачь, – говорил батюшка.
Перед мысленным взором ученицы пронеслись картины прошедших дней, когда она имела возможность видеться с любимым батюшкой, получать от него добрые письма, постоянно чувствуя крепкое ангельское крыло в защиту.
В Переделкино он принимал в крестильном домике и там собиралась огромная толпа. Это было давно, когда еще будущий иеросхимонах Р., приезжал к отцу Кириллу, чтобы получить благословение на Валаам. Девушка и будущий подвижник ожидали в одной приемной, изредка прохаживаясь по территории подворья.
Войдя в свой черед, девушка увидела батюшку, сидящего у стеночки на стульчике. Он глянул на неё, улыбнулся глазами и сказал:
- Как же долго ты шла.
Услышав ласковое слово, ужасаясь прозорливости отца Кирилла, девушка бросилась к нему и оказалась у ног батюшки. Он положил её голову себе на колени, прикрытые схимой и епитрахилью, и ласково погладил по голове невесомой рукой. Та зарыдала. Впервые она ощутила живое человеческое участие в своей судьбе со стороны священника.
- Как же долго ты шла, - задумчиво склонив голову, повторил батюшка. А девушка, подняв к нему залитое слезами лицо, торопливо начала рассказывать обо всем, что с ней произошло. Она умоляюще смотрела на батюшку в надежде получить ответ – что все это было? И как жить дальше? Батюшка продолжал гладить ее по голове, прижимая к груди, и молчал.
Вот все и рассказано. А батюшка все молчит. Только гладит и гладит голову… Кругом тишина, никто не рвется в крещальню. Внутри на лавочке сидят несколько женщин и ждут своей очереди.
- Иди царским путем, - вдруг сказал отец Кирилл. Он внимательным взглядом задержался на Распятии на стене около купели, и снова повторил:
-…царским путем. – и поцеловал в макушку. Потом основательно и весьма торжественно перекрестил голову и сказал:
- Приезжай, буду ждать.
… Спустя много-много лет, пройдя свою Голгофу и чудом оставшись живой, девушка вспомнит эти слова, - сидя на лавочке напротив Успенского собора и наблюдая, как высокий монах с пронзительными и добрыми глазами подметает остывающий и затоптанный множеством чужих ног асфальт Троице-Сергиевой лавры.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОБОРОТНИ.
Глава 1.Плоды послушания.
Под перестук колес, лежа на верхней полке, и глядя на пролетающую за окном жизнь , девушка ехала в поезде в далекую страну, имя которой было Послушание. Напутствием ей были строгие слова отца Иессея: « Кому Церковь не мать, тому Бог – не отец!»
Младой старец очень значительно говорил о послушании, о том, что послушание и молитва – два крыла, которыми можно спастись. Другого пути нет.
- А как же Христос? Ведь это Он – путь ко спасению. Так и в Евангелии говорится, - размышляла вслух девушка.
- Христос, конечно, Бог, но не забывай, что надо, чтобы Он еще тебя и услышал. А ты – грешница,- отвечал невозмутимо мыслитель в рясе, и собеседница его начинала чувствовать себя неуютным листочком в этом огромном мире, листочком, который летит и не может найти себе пристанища ни на земле, ни в небе. Так слова образованного, но не духовного священника, завели живую человеческую душу в тупик и диавольскую ловушку, уже раскинутую для нее служителями ада.
Впоследствии, размышляя над произошедшими событиями, девушка думала: что же могло быть хорошего от священника Иессея - бывшего личного водителя Владимира Артемьева, чье церковное хозяйство широко, словно империя, раскинулось в центре Москвы и напоминало скорее тюрьму, чем богадельню и школу. Огромные овчарки отвязывались на ночь на случай, если бы какая-нибудь старушка надумала сделать ноги из богадельни великого кормчего. И вообще - это было мрачное какое-то царство – само в себе, – где везде рекламировались слова и высказывания непогрешимого пастыря. Только что не было начертано лозунгов при входе в этот крематориальный комплекс. Девушка стояла на входе и думала, что же лучше из высказываний подошло бы: «Оставь надежду всяк сюда входящий», или незабываемые стишата бабушки скромного религиозного деятеля, носившей гордое имя «Красная Агония» - по поводу бычка, который идёт, качается, вздыхает на ходу, - вот – вот доска кончается, сейчас я упаду! Это было похоже на казнь флибустьера. Или казнь его жертвы. Но всегда вызывало у маленькой девочки протест, - зачем же падать бычку? И почему он качается! А вздыхает? Да ещё и на ходу! Жалость к бычку, с которым так нехорошо поступили взрослые злые дяденьки, занозой сидела в сердце, и теперь лишь постигался их тайный зловещий смысл.
Потом, пережив потерю благодатной помощи от Бога, перерезанной словами-ножницами подобно красной ленте на открытии мемориалов и памятников, девушка чувствовала какую-то загнанность духа и смертельную усталость. Живая вера у этих деятелей превращалась в мёртвый обелиск. Оставалось лишь зажечь вечный гееннский огонь.
Вагон сотрясался на стыках рельс, а путешественница слышала:" Распни Его, распни Его!»
СУДИЛИЩЕ.
… Она увидела себя в яростно потрясающей кулаками и безудержно орущей толпе. На нее внимательно и ненавистно в упор смотрел облаченный в черные одежды чернобородый старик. Толпа тащила девушку на главную площадь по каменным плитам, дышащим зноем и стонущим – тяжело и протяжно, как психически больные.
Обезумевшие люди подогревались шнырявшими между ними существами. Девушка с ужасом увидела страшные рыла с рогами, спрятанными под колпаки. Прыгая на копытах по камням и сухой колючей траве, они успевали задеть то одного, то другого человека и что-то кричали ему в ухо. Прислушавшись, невольная зрительница явственно услышала:"Распни Его!"
Но помимо этого она слышала и мысленные разговоры. Рядом с каждым таким человеком долго и незаметно шел рогатый. Человек упирался и спорил. Бес настаивал и убеждал:
- Кто не чтит субботы, того надо побивать камнями. Так заповедал наш отец Майс из Сида!
- Наш отец Майс мы знаем откуда пришел, а этого мы не знаем – откуда он пришел!
- Он называл себя хозяином субботы!
Но почти каждый человек мог найти в ответ оправдание Христу, стоящему посреди площади над толпой, колыхавшейся подобно морю. Люди пытались возражать чуждым помыслам, но делали это как-то вяло и неуверенно. Было видно, что они привыкли не думать, находясь в постоянном духовном рабстве, навязанном им вместо рабства египетского. Стадные законы, когда за малейшее преслушание полагалась смерть через побивание камнями, приучили этих людей во всём полагаться на мнение жрецов, от которых зависела судьба, да и сама жизнь любого из них. Вот и теперь им предстояло выполнить волю жрецов. Эта воля была в их глазах выше даже этого человека, который проповедовал им свободу от греха и вечную жизнь. Только что они вереницами ходили за ним и ловили каждое слово Учителя. Ведь каждое Его слово воскрешало, исцеляло, залечивало гнойные раны. Просто утешало их иссохшие души, давая надежду на освобождение от всей этой тоскливой, безотрадной жизни. Говорили, что он Царь, и они надеялись, что Он наконец избавит их от этих злобных и алчных начальников, постоянно надзиравших за неуклонным исполнением нагромождения всех правил закона, выполнить который не удавалось никому, а за нарушение – смерть. Поэтому, сами постоянно нарушая закон и находясь под прицелом законников, они так ревностно метали камни в неугодных правителям - первосвященникам жертв. А ведь часто ими оказывались друзья или хорошие знакомые. Так, весь народ, прикрывшись маской лицемерия, превратился в палача. Бездушного и безжалостного. Повязанного кровью своих жертв.
А этот человек еще начал их обличать, и даже посмел заявить, что их отец диавол, и ничего не сказал о богоизбранности и мировом господстве. Не обещал он и денег со всех народов, и даже был жалостлив к иноплеменным, к этим скотам с человеческим лицом! Не кидал он и камнями в провинившихся. Зачем такой царь нужен? Из всех возможных вариантов самым лучшим признали заложить его в жертву, как козла отпущения за грехи народа, как и было заповедано отцом их Майсом из Сида. Поэтому они так спешили на главную площадь.
Девушка видела, что над ними летают мелкие эфиопы и посыпают на головы пепел, льют смрадные помои грязных мыслей, мажут смолой и дегтем клеветы. Некоторые прислушивались и, прямо на глазах удивленной девушки с ними происходили страшные превращения. Удлинялись уши у прислушивающихся к бесовским клеветам и становились похожими на ослиные, только даже еще выше – поднимались уже над толпой, а бесы хихикали, реготали. Несколько штук рогатых ловко орудовали помазками и щедро украшали ослиные уши толпы жирным и лоснящимся под лучами солнца слоем дегтя. Те, кто с любопытством пучил глаза в надежде увидеть поруганного, оплеванного и избитого Бога , получали свой знак. У них вырастали огромные белые бельма и лопались глаза. На ногах людей, спешивших поучаствовать в распятии Мессии, вырастала ослиная кожа, покрытая шерстью, а ступни ног превращались в копыта. Их сандалии слетали и оставались лежать в жирной пыли. У тех, кто по дороге злословил Христа Бога , языки становились неподвижными, раздувались и не умещаясь, вываливались изо рта, подобно псиным. У других языки удлинялись, растягивались и раздваивались на конце, как у ядовитых змей. При этом изо ртов вылезали клыки.
Многие пытались принять участие в распятии Мессии. И уже ни одного человеческого лица. Кругом были хрюкающие и сопящие свинячьи рыла, которые глазами, подернутыми желтой пленкой, буквально пожирали стоящего на возвышении, над всем этим скопищем, Бога.
- Господи, да ведь это же не люди! – закричала девушка.
С любовью и сожалением Господь посмотрел в её сторону.
- Они могли бы стать людьми, если бы захотели. Но они не захотели, а теперь уже и не смогут, - грустно сказал Он...
- Се – Человек! – все услышали голос Понтия Пилата, внезапно появившегося из глубины портика.
Эта фраза произвела неожиданное впечатление. Сказанная с целью вызвать жалость и сочувствие, она вдруг вызвала шквал возмущения.
- Он – жертва! Какой он человек? Его надо распять! Это – козел отпущения за нас и за наши грехи! Он- жертва! Жертва! Распни его! Распни! – взорвалась толпа.
- Царя ли вашего распну? – растерянно произнес Понтий Пилат, ища поддержки взглядом у девушки, - единственного светлого пятнышка.
- Нет, не трогай Бога! Он – Спаситель мира! А они – убийцы! - закричала она.- Ведь Он пришел с Любовью, он исцелял, воскрешал их детей! За что же Его убивать?
Тут из толпы стремительно выскочил человек, похожий на отца Иессея. Он схватил девушку за длинную косу и поволок по каменным ступеням. Она почувствовала удар от камня, потом полетел град камней. Камни били по спине, по голове, по рукам, которыми она закрывала голову. Девушка почувствовала себя снова в глубине стукинского двора, где она защищала кошку. Опять она увидела перед собой почерневшие от злобы рожи
