Картина Часть 4 Глава 11

неделями.
Правда, однажды он зашел в ее палату когда она спала, но та буря чувств, которая захлестнула его при виде бледной худой тени на большой подушке, когда он разглядел страшный шов на ее правой руке, его желание завыть, заплакать в голос, упасть на колени перед кроватью и кричать, целовать ноги, руки, умолять о любви и говорить о своем отчаянии, читались настолько явно, что как только Анна заметила эту страшную перемену в его лице, уже исказившую его нервно подергивающееся лицо, она схватила его за руку и решительно поволокла к двери, приглушенно вынуждая подчиниться ей. С большим трудом вытолкав его в коридор, она пообещала не впускать его в палату до дня выписки девушки. Он подчинился, извинившись.
Через три недели, подлечив нервы, Света уверенно ступала на ногу, была как новенькая, и очень радовалась выписке. Она устала смотреть на мир через окно, вспоминать запах мокрых от дождя листьев и шум города. Скучные однообразные дни, тянущиеся очень медленно, как и бывает в больницах, походили один на другой, и только маленькая Анна развлекала ее, читая книги, угощая домашним вареньем и принося свежие сплетни из города, врываясь в комнату вся пропахшая осенними запахами дыма и дождя.
Света опять хотела жить, но не знала, что ее ждет за дверями больницы. Она опасалась в самом начале болезни, что Арсений станет постоянным ее посетителем вопреки ее собственному желанию, но Анна успокоила ее, заверив, что пока она за ней ухаживает, этот человек не перешагнет порога ее комнаты. Это устраивало Свету, и она никогда о нем не спрашивала, замечая лишь, что розы в вазе каждый день обновляются. Им не давали завянуть. Этим своим поступком Анне удалось завоевать ее доверие, чем она очень дорожила.
Сиделка перевезла ее на дачу за город, где обещала пробыть с ней почти месяц. Свету забавляла мысль, кому на самом деле принадлежал этот просторный богато обставленный дом, но она считала неприличным это выспрашивать. В конце концов, у Анны, как и у всех, есть своя личная жизнь, и не стоит в нее влезать с пустым любопытством. Вообще очень мило, что Анна пригласила ее погостить и вызвалась добровольно за ней ухаживать. Она приезжала вечером после работы на такси, вбегала свежая и румяная, с легкими тенями под глазами и шумно и категорически отказывалась от предлагаемых Светой услуг, которые та заботливо ей предлагала.
- Это я должна о тебе беспокоиться, - говорила она, в то время как Света стягивала с нее мокрый плащ и подавала домашние тапки.
- Не спорь с мамочкой, - смешно сводила та брови, пытаясь изобразить серьезный и сердитый вид, - марш на кухню, ужин стынет. Ты со своей работой совсем не думаешь о своем здоровье. А руки мыть? - ликовала она, когда ее удачно сыгранная роль заставляла Анну потерять бдительность над своими привычками, и обе смеялись.
Когда посуда была вымыта и расставлена в высоченный шкаф в просторной кухне с большой плитой посреди, они садились в гостиной на ковер, по очереди разжигали огонь в камине и до полуночи играли в лото, карты, шахматы. Днем Света много читала, просто проглатывала одну книгу за другой. Заканчивала одну и тут же бралась за следующую, не размышляя, не рассуждая, только отмечая, что все так несчастны, так страдают и любовь не бывает вечной. Она по-прежнему никого из героев не принимала, не понимала и не любила.
Закрывая, наконец, книгу с очередной жизненной трагедией, она подолгу смотрела в огромное окно на осенний пейзаж, где деревья махали ей ветками, теряя при этом листья, уже смирившиеся со своей невеселой судьбой, покорно ожидая прихода беспамятного сна. Им-то что, пройдет зима, и они снова зазеленеют, зашумят листвой, соберут под своей сенью птиц, а вот она уже не зазеленеет, не проснется в новой счастливой жизни, не услышит желанного голоса своего соловья.
Она долго слушала стук топоров, разносящийся по всей округе: незримые соседи готовились к зиме, собираясь встретить ее здесь, за городом, в лесу, на просторе.
Света надевала длинное черное пальто, и шла на улицу. Медленно ступала по земле, покрытой прекрасным ковром из листьев, больших и маленьких, разных форм и цветов, жадно вдыхала дым сжигаемой листвы, запах осенней гнили и прелых листьев под ногами, усиленный утренним дождем, подставляла лицо холодной измороси и бродила по поляне, грустно улыбаясь своим мыслям. Ей очень нравилось, когда ветер раздувал полы ее длинного пальто, но сама не могла объяснить себе, почему это вызывает у нее такой восторг и какие-то смутные ощущения, воспоминания, сразу теряющиеся на границе узнавания.
Наглотавшись этой светлой грусти, до опьянения созерцая увядание, насмотревшись в бледное, еще пока чистое небо, она возвращалась в дом. Большая гостиная с книжными шкафами до самого потолка, с комодами, трельяжами и мягкими диванчиками наполнялась звуками любимого радио и Света начинала танцевать. Она позволяла это себе, зная, что ее никто не видит, и ей было хорошо и легко на душе. Сердце больше никуда не рвалось, ничего не просило, ни о чем не мечтало. Света знала, что завтра опять будет много и бездумно читать, смотреть в окно и прощаться с птицами, долго глядя в небо, стоя на поляне, представляясь им каким-то черным пятном на поблекшей поляне. И снова будут танцы с прыжками на одной ноге, с кружением вокруг своей оси, с элементами имитации работы ветряной мельницы и попытками зашвырнуть свою голову в дальний угол комнаты, в камин, предварительно сосредоточенно ее раскрутив. А потом она будет дремать на маленьком диванчике, свернувшись калачиком, пока Анна не окликнет ее, появившись в дверях с большой сумкой, таящей в себе прелести деликатесов и сладостей.
Им никогда не было скучно, Света не помышляла о другой жизни, она мечтала прожить так до старости. Большой мир, от которого она успела уже отвыкнуть, пугал ее. Где-то в нем, по проспектам и площадям ходит угрюмый злодей, способный безжалостно разбивать человеческие жизни, ее злой демон, своей жестокой любовью сводящий ее с ума. Ветер играет его волосами; треплет неизменный длинный плащ, бьется в могучую грудь, освежает и пьянит.
Она не хотела с ним встречаться. Она никого не хочет видеть. Она привыкла быть одна, она всю жизнь одинока. Ей так хорошо, она любит уют, тишину и покой. Она всегда так жила. Вот только почему в памяти, в этой мрачной загадочной субстанции чья-то неведомая рука выуживает образ мужчины, прекрасное лицо с восточными чертами, умное и доброе, с морщинками-лучиками в уголках проницательных глаз, с идеально вырисованными чувственными губами? Возможно, это обитатель ее снов, или образ из одной из ее прошлых жизней. Теперь это уже сложно вспомнить, когда в своем нынешнем существовании после реинкарнации за свою былую склонность к разгулу и любовь к бездумному веселью она наказана пожизненным одиночеством.
Что ее ждет в следующей жизни? Возможно, судьба одинокой осины на кладбище? Все, чего она хочет сейчас - это забыть про все. Забыть звон колокольчиков в китайских магазинах, улыбки продавцов, маленьких смешных китайцев, к которым так любила заходить. Кьенг покупал ей всякие безделушки, шляпки, зонтики, заколки, они пили необычный зеленый чай в маленьких забегаловках, играли в домино, танцевали на мосту, катались на лодке. Кьенг учил ее читать иероглифы, она учила его вышивать крестиком и ездить верхом, им было весело вместе. Она хотела так прожить всю жизнь. Потом она вовсе не хотела жить, а теперь она хочет жить только здесь. Она не задумывалась, знает ли Арсений где она, разыскивает ли ее.
Ей хотелось быть одной. Только общество Анны ее устраивало. Эта маленькая женщина тридцати пяти лет всегда носила одинаковую прическу, приглаживая волосы назад и собрав их в пучок. Про себя Света называла ее Джен Эйр. На ее довольно красивом лице жили живые немного застенчивые глаза, милая улыбка доброты освежала ее лицо и располагала к ней собеседников. Больше никаких достоинств Света в ней не обнаружила, да, впрочем, и не искала, всегда замкнутая на себе одной, привыкшая созерцать собственно себя.
В Светин день рождения, в один из будних дней, Анна оказалась выходной. Она потеплее одела свою подопечную, самолично застегнув наглухо все пуговицы на пальто и повязала длинный шарф, обмотав им девушку несколько раз, и они весь день провели на улице, подбрасывая листья, бегая по поляне перед домом, валяясь по земле, прикрытой обильным листопадом, оглашая окрестности задорным смехом и визгом. Света вспомнила, как в прошлый свой день рождения мечтала забраться в ворох листьев, шуршать им и «делать ангела» руками и ногами. И вот сейчас она именно этим и занималась в обществе своей компаньонки, которая получала от этого занятия не меньшее удовольствие.
- Часто ты этим занимаешься? – спросила Анна Свету, подбрасывая вверх листья и отворачивая лицо, когда они падали вниз.
- Нет, только всегда мечтала об этом, - ответила Света. – Всегда было некогда, всегда было не до этого. И только теперь я могу это осуществить.
Она замолчала, подумав сейчас о том, что за этот год с ней так много всего произошло. Случилось и закончилось. Все стало только воспоминанием. Ее сердце еще больше страдает, чем год назад, и девушка еще более одинока, чем в двадцать семь лет.
Они вернулись домой, когда совсем стемнело, усталые и ужасно голодные. Вместе приготовили ужин и отправились с тарелками в любимую гостиную смотреть телевизор.
- Ты ничего не заметила днем? - спросила Света через некоторое время в самый напряженный момент фильма.
Анна сразу напряглась, но Света не обратила на это внимания, она анализировала свои ощущения.
- А что именно я должна была заметить? - осторожно спросила Анна.
- Я не знаю, просто мне показалось, я даже не знаю, что мне показалось, ну, как будто на меня кто-то смотрел. Ты ничего такого не почувствовала? - она повернулась к Анне.
- Но вокруг никого не было, - улыбнулась Анна. – Вернее наоборот, было полно соседей с ближайших дач. Кто-то периодически проходил мимо того места, где мы с тобой гуляли.
- Да, но на той поляне мы были совершенно одни, я это точно знаю, - не согласилась Света. – Но кто-то на нас смотрел. Я это почувствовала, только тогда не придала этому значения. А вот сейчас вспомнила и удивилась. Так ты утверждаешь, что не почувствовала этого?
- Нет, - женщина пожала плечами.
- А я говорю, там кто-то был, - Света сосредоточенно задумалась.
- Ошибаешься, - Анна потрепала ее по голове. – Мы, действительно, были одни.
- Ты уверена? Тогда, может, ко мне возвращается моя болезнь? Может, я не излечилась от нее? - в глазах девушки Анна прочитала тревогу и беспокойство.
- Света, ты ни о чем плохом не думала в последнее время?
- Думала, я думала только о плохом, о самом плохом. Например, почему нельзя одни и те же носки проносить всю жизнь не снимая, а надо стирать каждый вечер, почему нельзя есть в постели, оставлять дверцу холодильника открытой и баловаться телефоном.
- Светочка, ты просто скучаешь тут, тебе все показалось. Уверяю тебя, здесь никого не было. Иди, ложись спать, ты устала, тебе надо отдохнуть, - и она погладила девушку по голове.
- Не хочу, - буркнула та и легла к ней на колени. Так она и заснула.
Она слышала только последние фразы разговора,