Зачем

Во рту - горечь. В голове - мысли. Уголек сигареты равномерно разгорался и тух. Глаза бесцельно смотрели в сумрак.. Сизый дым сигареты уносился в безжалостное, бездонно-голубое небо.  Дима сидел на поребрике. Пепел с его сигареты рассыпался по воздуху, изредка падая на черные джинсы, тонкие губы двигались над выпирающим подбородком, глубоко посаженные, грустные глаза смотрели с прищуром. А вокруг бушевала зелень. Ею были покрыты кусты, земля, лишь веранда за его спиной белела серым кирпичом. Он сидел тут уже давно: несколько окурков валялось около его потрепанных, дешёвых кроссовок, лежала пустая пачка из-под сигарет. «Жаль, последняя…», - подумал он, выбрасывая окурок.
Мимо, по дороге, шёл паренек. Расхлябанный, нескладный, в какой-то диковатой и странной куртке. При ходьбе он как будто взлетал, потом приземлялся, на согнутое колено. Увидев Диму, он убыстрил шаг, опустил глаза.
- Угости сигаретой, - кинул Дима ему.
Паренек молча пошёл дальше.
- Слышь, у тебя спрашиваю… тормози!!!
Паренек нехотя остановился. Медленно повернулся с выражением обреченности на лице и сказал:
- Не курю…
- А чё сразу не ответил?! Бык что ли?!! Че такое? Дай сюда!
Дима выхватил листок бумаги у него из рук и, несмотря на вялые протесты паренька, развернул. Стихи. «Жизнь – дерьмо, вокруг скоты, смерти нет, все остальное сны», - начинался первый из них.
- Стихи пишешь?!
- Да…
- Зачем?
- То есть, как… я хочу что-то изменить. Показать людям, что они делают. Задать им вопросы, на которые они сами найдут ответы. Я хочу менять их…
- Дурак, - бесцветно сказал Дима. -  Они прочтут твои стихи и ничего не поймут. Понимаешь??! Ничего… они будут ржать над неудачным оборотом или пошлым смыслом фразы; лучшие из них читают, чтобы забыть об окружающем их мире. Им абсолютно все равно. Ты хочешь их изменить? Не получится. Они сегодня и завтра будут делать то же самое. И тот, кто вчера тебя хвалил, сегодня втопчет в грязь, твоими же книжками подожжет твой дом. Изнасилует твою жену, заткнув ей рот страницами из твоих же книг.
- Врешь!!! Не все же…
- Все! Поголовно…
- Это же скотство!
- Да. Они скоты… а ты? Кто ты? Что ты можешь? Можешь работать по десять часов? Не день, не месяц… Год? Можешь?
- Лучше писать никому ненужные стихи, чем сидеть на веранде, тупея от скуки.
- Ты прав… Но это жизнь, реальная жизнь, а не та, которой живешь ты. Иди, - сказал Дима, развернулся и пошел к своему поребрику. Паренек исчез в вечернем мраке. «Надо нашим про него сказать», - вяло подумал и увидел мужчину с сигаретой.  
Вечер. Сумрак, теплый воздух, сигареты и … скука. Сегодня на веранде собрались почти все: наглые, модно одетые, с землистым цветом лица и бледными глазами. Они смеются смехом, похожим на ржание коней, через слово матерятся, цинично сплевывая на мир; налетают с дубинками на пьяных мужиков, обчищают их, а потом рассказывают, как это у кого получилось. План, анашу здесь пробовали все. Некоторые балуются наркотой и похлеще. Их человек восемь-десять. Сидят, ржут, курят, плюют себе под ноги. У них иерархия: князья, подчиненные. Свой замкнутый мирок.
Мимо шел вчерашний паренек. Он поглядел на них с презрением и переведя взгляд на землю, ускорил шаги.
- Приколи, он вчера нас скотами назвал, - сказал Дима.
- Он же лох. Слышь, тормози его.
У паренька на дороге возник человек: «Слышь, дай сигарету?» Все, кроме Димы, вскочили и окружили его.
- Не курю.
- А деньги есть?
- Нет…
- Врешь?
- Нет…
- Полюбэ. А если найду?
- Да пошел ты…
- О как!
И без размаха ударил его по лицу. Паренек пошатнулся, наткнувшись на сидящего за ним, и упал. Его пинали все разом. Паренек не вырывался, лишь прикрывал голову руками. Дима отбросил окурок и пошел к ним. Рывком подняв парня, они стали, гогоча, плевать в него. Вдруг кто-то произнес: «Шуба!». Бросив его, все разом бросились врассыпную. Дима подошел вплотную.
Парень пытался встать. Из носа текла кровь. Порванная, грязная куртка была вся в следах от ботинок и слюне. Паренек провел рукой по грязному, разбитому лицу, с ужасом посмотрел на смесь крови и слюны. Он помотал головой и встал на четвереньки.
- Что? – спросил Дима злобным шёпотом. – Что дал тебе твой долбанный, богатый  внутренний мир, твоя огромная душа? Тебя втоптали в грязь, и ты ничего не смог сделать. И всегда так будет. Лучше я буду бить.
Он сорвался с места и исчез в полумраке.
Паренек упал на землю, открыл глаза и прошептал  ему вслед: «Зато я смогу встать…»