Лилит

просто всегда рядом со мной. Когда просыпаюсь, она читает книгу, сидя за столом.

Когда я выхожу в универ, она держит мою руку, весело вышагивая рядом, пока я делаю вид, что не замечаю ее.

Она меняет привычное для меня платье на длинную футболку, а босоножки — на кеды, как только наступает май, и ходит за мной по пятам.

Скоро госы, поэтому я стараюсь не обращать на нее внимание. Даже когда она стоит за дверью мужского туалета и слушает, как я ссу.

Когда она терпеливо ждет, наблюдая, как чищу зубы. Ее равнодушное лицо в мутном зеркале туалета. Лакированной дверце шкафа, фойе универа, в витрине магазина. Ее голос в комнате.

Я врубаю музыку, чтоб заглушить его и создать видимость уединения. Тогда она дожидается, пока соседи не заорут и мне не придется вырубить колонки. Покупаю наушники, чтоб спрятаться, но они мешают готовиться. Ей плевать, что я перестаю ее слушать и все больше погружаюсь в учебу, она только ближе подходит, и я все чаще чувствую на себе ее руки.

Она спрашивает:
— Ты решил завести себе девушку? Разве я тебя не устраиваю?

Только тогда замечаю, насколько она выросла и превратилась в очаровательную девушку: хрупкая фигурка, смуглая кожа, черные волосы, на лице с узкими чертами большие карие глаза. Маленькая грудь виднеется под свободной футболкой. Неизменные белые гольфы выше колена.

— Лилит! Выйди, — не смотрю на нее, лишь строго рявкаю. — Не смей приходить без разрешения.

Я сам не ожидал от себя такой грубости. Но неконтролируемый гнев удушающей волной подходит к горлу. Она нагло смотрит на меня:
— Ты сам меня сюда приволок. Помнишь? — она подлетает ко мне, ударяет руками по столу. — Помнишь, как ты говорил, что без меня не сможешь, что я должна быть рядом, иначе ты не выдержишь? — Наши глаза встречаются. Она строго смотрит на меня, вся нервная и напряженная, как натянутая струна виолончели. Дерни, скажи не то — и она издаст самый невероятный звук… Или вовсе порвется.

Ее глаза сужаются, лицо бледнеет, нижняя губа поджимается.

— Ты не можешь быть рядом постоянно! — я срываюсь, переходя на крик. — Я устал от твоего присутствия! Понимаешь? У-с-т-ал! — произношу по буквам, цедя сквозь зубы. — Мне нужно личное пространство. Я хочу побыть один. Ты крутишься рядом каждую минуту, у меня ни какой возможности уединиться, — вскакиваю с места, взмахивая руками. Чувствую, как гнев расплывается по мне. В порыве ярости срываюсь на грозный тон. — Я, блядь, подрочить спокойно не могу!

Резко поднявшись, подхожу к ней, хватая за подбородок:
— Я — взрослый, я трахаться хочу, а здесь ты шастаешь! — надоело. Теперь рвусь я. Выпаливаю прямо в лицо.

Она бьет по моей руке:
— Ты меня сюда приволок, — так спокойно говорит. Факт фактом, она права. — Я здесь только из-за тебя, — ее голос пронзает барабанные перепонки.

Краски тухнут.

Ярко-красные босоножки — единственное яркое пятно в комнате. Она с ненавистью смотрит мне в глаза:
— Я не могу уйти, пока ты держишь. Не могу. — И тут мы оба понимаем, какая это пытка для нас. Я ее гоню, но подсознательно не отпускаю… — Ты выкинешь меня? — наконец, успокаиваюсь. Этот вопрос пугает меня. — Я с тобой была все это время. Отдала все, что могла, только б помочь тебе, — ее волосы треплет ветер из окна в конце нашего коридора. Толкнув меня в грудь, распахивает ближайшую дверь.
Гул в ушах. Взмахнув рукой, она скрывается в комнате.

Коридор растет, еще больше дверей, хаотично нарастающих и отдаляющих от меня. Окно, которое еще пару минут назад было в паре метров от меня, уже виднеется вдали крохотной светлой точкой. За ворот меня затаскивает в одну из комнат.
Веранда.

— Ты сам меня сюда приволок.

Я снова маленький.
Лилит сидит на кровати.

Я реву.
Кошмар.



В ту ночь я оказался в забытом городе. Его укутал туман. И казалось, что никого рядом не было. Напоминало старый фильм ужасов, что крутили в полночь по телику. Я мчался от гула трубы. Улицы были все такими же пустыми. Ожидал любого монстра, который бы выпрыгнул на меня и сожрал в ту же минуту. Завернув за угол, оказался в каком-то непонятном месте. Огроменная заброшенная больница. Тут сильнее слышен гул трубы. Это звучит с завода, который начал свое производство.

Холодно и мокро. Под ногами шлёпает грязь. Обхожу больницу серого цвета с обшарпанными полуразваленными стенами. Из-за какой-то маленькой двери выскакивает грузный мужчина, одетый в грязную форму санитара. Он хватает меня и утягивает внутрь. Не успеваю вскрикнуть, как он шепчет:
— Все хорошо. Тут ты в безопасности.

Хватает меня за руку и ведет к лифту. Мы едем на третий этаж - Самый верхний в больнице. Он толкает меня вперед, но я в ужасе замираю на месте. Вдоль расставлены койки, а к ним привязаны люди. Их тела в язвах, синяках и кровоподтеках. Мужчина толкает меня вперед, а сам берет огромную палку и начинает бить женщину прямо по ногам. От громкого вопля шарахаюсь в самый угол. Все эти «жертвы» пялятся на меня, грозно смотря за моим ужасом. Они громко дышат и хрипят. Грузный мужчина проходит вдоль коек, бьет каждого человека. Они орут от боли.

Я начинаю реветь, забившись углу. Наконец он подходит ко мне:
— Тише, малыш, все хорошо. Они безумны, какая им разница, больно или нет, не так ли?
Захохотав, хрипло, словно старый ворон, он вновь идет по рядам и размахивает своей дубиной, с упоением ударяя всех, кто посмел дернуться.

Слышу какой-то шелест, стук в дверь. Но этот стук не такой громкий, нежели грохот и гул труб.

— Ты знаешь, что это шумит? — его голос доносится из комнаты; он все ходит вдоль рядов, развлекаясь. — Это завод по переработке вот этих отходов, - со скрипом он катит тележку. — Хоть какой-то от них прок.

В дверь стучат громче. Раздается звук отпирающегося засова.
Шум и возня. Выглядываю из-за ширмы, зажав ладонью себе рот, чтоб не выдать ненароком криком.

В дверях девочка. Растрепанные волосы черными прядями лежат на худеньких плечах. Она, подняв голову, смотрит вверх, видимо, на мужчину, что-то шепчет, выставив вперед руку.

Вздрогнув, я осторожно высовываюсь.

— Бежим отсюда! — девочка хватает меня за руку, выдергивая из убежища.

— А как же...

— Нет его, не бойся, — распахнутое окно, а санитара нет в комнате. Только ровные ряды каталок со стонущими людьми с перебитыми ногами.

Мы выскакиваем на улицу, летим кубарем по ступеням.
Он лежит под окном. Его ноги от него отделяет жестяной бордюр клумбы. Перерезавший его прямо под коленями. Он орет от боли, пока не наклоняет голову и не видит, что у него нет ног.
Тогда он начинает толкаться вперед и прямо опираться на обрубки. Они проваливаются в размякшую землю. Из здания выползают стонущие люди. Они тоже хотят есть. Они ползут к нему с чавкающими звуками.
Девчонка, схватив меня, тянет за собой по улицам, пока мы не выбегаем в сырое место. Прячемся за стенами разрушенного здания.

— Все это — секрет человеческой похоти, — говорит она, тяжело дыша вместе со мной.

— Чтоб утолить голод тех, кто потом сам же и пойдет на переработку… — тихо шепчу; она согласно кивает.

Мы бежим, взявшись за руки, по узким улочкам, пока я не замечаю знакомую дверь. Моя дверь, та самая, через которую я сюда попадаю. Крепко держа ее ладонь, я тащу ее к выходу.

— Ты должна пойти со мной. Один я не справлюсь, — дергаю ее на себя. Распахнув дверь, мы валимся в комнату на мою кровать.

Поднимаю лицо, обнимаю девочку, хриплым зареванным голосом прошу ее остаться. Говорю, что не смогу без нее.

Так я впервые встретился с ней.



Каждый раз, когда я засыпаю, мое тело остается здесь, в реальном мире. А мой разум, раскрывая дверь между реальностью и мирами «снов», отправляется в другое измерение.
Скептики взмахнули бы руками, сказав, что сон — это лишь полет человеческой фантазии.
Именно. Полет.
У каждого из нас есть еще одна дверь, в которую должен войти разум. Там и находится другой мир, тоже наш. Только он предназначен исключительно для разума. Нужно всего-то пройти всего-то по огромному зеленоватому коридору с сотней дверей, чтобы попасть из одного мира в другой.
Все наши кошмары — это ошибочные двери. Мы попадаем не в свой мир, отчего и видим ужасы чужого мира.
Она — верный хранитель моего сна. Каждый раз, засыпая, она берет за руку другую часть меня и ведет по коридору именно в нужную дверь.
Я уже давно не вижу кошмаров…

— Вы не понимаете, она постоянно рядом, — объясняю мужчине, сидящему через стол от меня. — Что б я ни делал, где б ни был, она рядом. У меня нервы сдают.

— Это банальный нервный срыв, учеба, напряжение, бессонница. Не переживайте так. У вас сейчас есть возможность лечь в стационар? Вы же отучились?

— Да я свободен, месяц у меня точно есть. Выпишите направление.

***


Собрав вещи, я закрываю комнатку, оставив мою Лилит одну перед дверью. В комнате с распахнутым шкафом наедине с отражением.

Мне жалко ее? Вероятно, да. Поправив сумку, отбрасываю желание попрощаться по-человечески.

В больнице я отдаю документы, расписываюсь в согласии на лечение. Мне отводят палату на одного, за дополнительную плату — в отделение для тихих. Светло, просторно. Отдельный санузел и минимум мебели. То, что мне нужно.

С собой у меня пара книг, ноутбук и тетради. По инету с удаленки я вполне могу набирать тексты, заполнять анкеты, благо время позволяет. К врачу на прием меня вызовут на следующий день, после осмотра. Так что я вполне могу выспаться.

Не спал толком пару дней, и это помимо ночных бдений в обычное для меня время. Просто лежал и слушал, как она насвистывает мелодию. Я не отвечал ей. Это никак не помогало: она все так же приходила, проводя у меня все время. Следил, как она сидит в кресле, читая при свете луны книгу, иногда вставал, включал ей лампу — словно невзначай, просто идя в туалет.

— Кошки пьют дыхание спящего человека, — важно, словно великую тайну, шепчет, закрыв дверь, парень. Наверно, мой ровесник. С темными взлохмаченными волосами, красными от постоянного недосыпа глазами. — Мой кот пил мое, пока я не уехал сюда. Он ложился спать со мной, такой теплый и пушистый. Мне нравилось с ним ложиться, он пинался и клал голову на плечо. С ним было так тепло, что у меня прошла бессонница. Он мешал спать, пинаясь и топчась по моей спине, а потом укладывался на мою подушку, или мне под голову или даже просто рядом. Так мы засыпали. Это сестра заметила, что со мной что-то не так: мой милый Пушистик пил меня. Я спал по двадцать часов и все равно не мог выспаться, у меня болела голова и резало глаза. Она привела меня сюда, — он взахлеб тараторит, словно я первый, кто его услышал. — Никто не поверит, что виноват кот. Такого не бывает. Знаешь, я скучаю по Пушистику. У меня жуткая бессонница, и я хожу ночами по отделению. Сестры ругаются, — он удрученно мотает головой. — Я скучаю по нему, хоть на день его б сюда, я б выспался.

Псих. Реальный псих, несет полный бред. Поэтому просто киваю в знак согласия и выпроваживаю его из комнаты.

Идея лечь сюда мне уже не кажется такой уж хорошей, моя девочка была все ж адекватнее этого персонажа.

Выхожу в коридор, к ординаторской, мой лечащий врач уже на месте. Медсестра сказала, должен вызвать. Вскоре из кабинета выходит парень в халате.

— Новенький? Пройдемте.

В кабинете я выкладываю ему все как есть. Говорю, что Лилит —