Гепатит ЗЮ.

Апостола, слушать меня и принимать на Веру всё, сказанное мной, Посвящённым в Великую тайну Семьлесят Второго Апостола.

   Любопытных и сомневавшихся в Вере, Собор Святого Семейства изгонял из своих рядов без выходного пособия и с конфискацией имущества.
   Мы скрупулёзно строили совместными усилиями Храм  и строили Учение Собора Семьдесят Второго Апостола и 864-х Посвящённых и просветлённых Учением.

   «Всякий апостол, приходящий к вам, пусть будет принят, как Господь… И всякого пророка, говорящего в Духе, не испытывайте и не судите, ибо всякий грех отпустится, а этот грех не отпустится».
                   Дидахи. Берегитесь лжеучителей.
   Недостойный жить в Соборе Святого Семейства достоин забвения и истребления. Грех несовместим с достоинством Жизни в Соборе. Любопытство, родившееся из недоверия к Учению – великий грех.

   - Простите меня, Учитель,- нагнетал ситуацию любознательный скупердяй, - Вы ни разу не произнесли имя Семьдесят Второго Апостола. Это – тайна или имя Ему – Тьма.
   - Евангелие от Петра,- первое, что пришло мне на ум,- там написано: « И ответив им, Семьдесят Второй Апостол сказал: Я чист от крови Сына Божьего, вы же сами так решили».
   Тебе же скажу: у Бога не бывает семьдесят второго. Кто тысячный вчера, тот первый сегодня. Последнего - нет для Бога. Все последние – это первые, все – равные между равными.
   Поэтому и ноги Бог мыл своим ученикам и знал, что пострадают за него, как прежде Он – за всех!

   Заместителю я сказал:
   - Делай, что хочешь, но чтобы завтра духу этого зануды в Соборе не было.
   - Собаки, что лают, не кусают.
   - Но собаки лают и кусают от страха. Пугливый пёс опасен. Избавься! Будь добр – не поленись!

   Раздражали не вопросы любознательного «прихожанина», а мои нелепые ответы. Что-то не вязалось: в числах был беспорядок, и поэтому я не учил скупердяя, а будто оправдывался перед ним. Ещё немного, и я, наверно, признал бы своё поражение, прикрывшись сакраментальной  фразой: «Мир несовершенен».

   А мир, на взгляд «братьев» Собора, наоборот, совершенен, и мы отвоевали собственную нишу в нём.    

   Ночью ударил жуткий мороз:  температура с 5-ти градусов опустилась до – 19-ти. Заполнились едким дымом бомжатники на теплотрассах и в подвалах жилых домов. Воздух на улицах высох и разрядился.

   Первые признаки аллергии к холоду обозначились у меня лёгким покашливанием.
   В такое время года и такую погоду особенно ощущается неоправданная требовательность Православной церкви, заквашенная на самоистязании.

   Просыпаться в четыре утра, чтобы отстоять заутреннюю службу – это, по меньшей мере, не уважать своё здоровье. Даже голодный зверь не позволит загубить себя добровольным недосыпанием.

   Я не понимал служителей и фанатиков таких концессий, как в своё время ненавидел Советскую Власть только за утренние побудки. В 6.00 – Гимн Советского Союза, утренняя гимнастика, новости с полей и трудовых фронтов, немного о погоде и – вперёд, на строительство мифического коммунистического Завтра.
   Двигались в утренней темноте серые массы, схожие с крысами, спешащими на утренний водопой, рассасывались полусонные по автобусам, толкались, злились, спешили внести свой весомый вклад в копилку страны, и, в лучшем случае, поощрёнными «повисеть» на Доске Почёта, справа от общественного туалета.
   Я уже в то время представлял: сколько народа можно было вернуть в «опиумное» логово религии, если дать ему (народу) маленькие послабления в отдыхе, развлечениях, пропитании…
   Я строил свой Храм, свой Собор, свою религию в большей мере – от обратного, наперекор устоявшимся традициям самоистязания в Православной церкви.

   - Ты на работу сегодня собираешься?- раздражённо поинтересовалась жена.
   - Сегодня – обязательно! Наверно. А почему интересуешься?
   - Время уже половина одиннадцатого, а ты ещё не думаешь с постели подниматься.
   - Я себя неважно чувствую,- решил я.
   - Спать надо ложиться во время, а не в три утра. Измерь давление, прими таблетки.
   Таблетки от чего? От зимы, от сухого морозного дня, который больше похож на сумерки? От того, что меня, точно в «добрые  социалистические» времена выгоняют спозаранку на работу, когда даже злой хозяин свою собаку на улицу не выпустит в такую погоду? Или оттого, что все мы друг перед другом чем-то обязаны и должны друг другу?
   Я сочинил ещё одну заповедь для Собора: «Никогда не бери в долг, чтобы печаль и гнев не одолели тебя и кредитора. Свобода совести – это отсутствие долгов!»
   Только Бог никому не был должен, а ему должны все. За что и позорно распяли на дереве.
   Провожали на работу меня, как на фронт дезертира – в полной экипировке, но с сознанием, что вечером я обязательно сбегу из бизнеса и опять стану прятаться в своём кабинете.

   «А человек печальный всегда зол, во-первых, потому, что оскорбляет Святого Духа, который дан человеку радостным; и, во-вторых, потому, что он творит беззаконие, не обращаясь к Господу и не исповедуясь перед ним. Молитва печального человека никогда не достигает престола Божия».

   Наши конкуренты из «Филадельфии» отстроили свой молельный замок и пастор – придурковатый хохол, на котором природа не только отдохнула, но ещё и попрыгала, как на батуте – перевёз в замок вещи, детей, любовницу и третью жену.
   «Адвентисты седьмого дня» и «Свидетели Иеговы» второй год, как занимаются отделкой флигелей и пристроек  собственности Божьей.
   Только я затянул со строительством. Всё средств не хватало. Конечно, куда мне тягаться? У них ещё и спонсоры в США, Канаде, Германии. Деньги распиливаются, точно в совместном предприятии. Огромные представительские расходы – в пересчёте на рубли.
   А мне надеяться не на кого. Вера Собора далека от наивных и реликтовых представлений католиков или протестантов об истинном  Пути. Новое Учение всегда в гонении, тем оно и крепко. Надо лишь найти энергичного и фанатично преданного исполнителя, типа Савла Киликийского, апостола Павла, чтобы ожило Учение, и воцарилась Вера в «пассионариев».

   В три часа дня, когда я стоял за кафедрой и внимательно вслушивался в малейшие изменения, тревожные сигналы своего немолодого организма, едва ощутимо, но долгожданно кольнуло в области печени.

   Я рассказывал «своим» о том, как родной дядя Моисей передавал племяннику Иисусу Эммануилу знания о происхождении Ковчега Завета (табота).
   Асарсет – тронное имя жреца-египтянина Моисея – рисовал на песке девять иероглифов и требовал, чтобы ребёнок Иисус расставил их в порядке, из которого он смог бы прочитать тайное имя Господа Всемогущего. Знание тайного имени Его давало власть над Господом.

   Я сказал:
   - Из Посвящённых тайное имя Господа нашего знал и верный, преданный, любимый Иисусом Семьдесят Второй Апостол.

   Потом я долго стоял перед «своими» молча, и ждал вопроса. Но спрашивать боялись. Тогда я не стал произносить тайное имя Господа Всевышнего, а сказал:
   - Всякий, кто греховно считает себя Посвящённым или Достойным членом Собора, преследует одну честолюбивую цель – подарить Завет свой человечеству через исповедь, поскольку исповедь – и есть та единственная истина, единая правда, указывающая путь, по которому не следует идти. Всякий путь обманчив, и всякий путник ошибочно собирает и разбрасывает камни на своём пути. Им несть числа. И тем, и другим.

   Я поминутно знаю жизнь Моисея, но я не знаю – жил ли он вообще?

   Я вычленил из Евангелия ярость и злобу Христа, Его нелицеприятные поступки, а это значит для меня, что он – не Бог. И я не смог понять природу продажности Иуды Искариота. Не значит ли это, что он мудрее Христа? А Понтий Пилат, который первым пострадал за Христа? Почему он неугоден?

   Есть законы, которые человечество ставит выше себя. И есть «законники», которые своё мнение ставят выше человеческого только потому, что знают законы лучше, чем человечество, которое придумало эти законы.

   Всему есть своё оправдание, кроме одного:  оправдание - и есть попытка возвести собственную ложь в ложе закона.

   Тяжело о себе говорить правду, почти так же, как смотреться в зеркало и смутно догадываться: насколько искажённым видят тебя другие. «Я скажу о себе правду, и всякий, примерив её на себя, удивится моему малодушию, а если не удивится, значит, уличит в неискренности. Поскольку у всякого,  другого, правда монументальнее и непоколебимее. Она – тайна. Её нельзя отдать на примерку»- считает всякий. С ней позволительно лишь сверить чужую правду.

   Я живу в окружающей враждебной среде, но отдельно от мира. В этом кроется оправдание моего существования. Я хочу доказать, что я отличен от всякого, но и всякий отличен от всех. А все – это общность, социум, и как бы я не был индивидуален, я втянут в общность, где всякий отличен от всех, а все состоят из всякого, отличного от меня. А все мы, всякие – соединение несовместимых понятий, на которых строится мир; мир воин, мир раздоров, доказываний: «Я лучше, чем всякий, а всякий лучше, чем все, но все они почему-то лучше, чем я, поскольку всеобщее заблуждение терпимее, чем индивидуальное. Лучше одна ошибка на всех, чем на всякого – по множеству».

   Христу было сорок лет, когда Он за всех и всякого узаконил своё решение – после сорока талант и стремления бессмысленны, остаётся только анализ прожитых лет. Из лучших побуждений мы крадём у себя Время и раздаем Его лжедрузьям. Мы заглушаем в себе защитную реакцию, намеренно забывая, что «окружающая среда» - это хронофаг, пожиратель времени.

   А время – это ещё один вектор измерения – продолжительность. Время – это дистанция твоих поступков. Время – это расстояние, отпущенное на земле для осмысления, и данное как благость в «другой жизни».

   И сейчас я хотел бы прочитать вам новую молитву.

   Отец наш Всевышний! Недосягаемый и Необозримый! Слава Твоя – в вечности, справедливость Твоя – незыблема! Мир Твой – единый и упорядоченный.
   Позволь жить в мире Твоём и ощущать Твою благосклонность, что даёшь Ты из милости Твоей всему сущему.
   Щедрость Твоя велика неизмеримо, любовь Твоя всепроникновенна!
   Дай нам вкусить от щедрот Твоих и прости нас за высокомерие и ложь, внушаемые нам лукавым.
   Только Ты – счастье и любовь! Только Ты – надежда, и правда наша!
   Веруем в Одного Тебя и верим Одному Тебе!
   Господи! Ты – счастье в Твоём многообразии и величии!
   Пусть будет так всегда!

   Господи, какую опять ахинею я нёс? Какие опять помои вылил на головы послушным баранам? Шут гороховый, не уступающий в своей бестолковости и лицемерии самому Жереновскому.

   А ведь многие послушники Собора, чтобы стать «пассионариями», пожертвовали Святому Семейству сбережения, квартиры, машины, прочую недвижимость. Был даже один вор-форточник, который десятину всегда оставлял себе, а остальной «добычей» замаливал грехи, и вполне обоснованно ждал от меня прощения.
   
   В шестом часу вечера позвонил Степаныч и обрадовал: - Трансаминазы – в норме, но это ещё не значит, что гепатита С у вас нет. Маркёры будут готовы только через пять дней.
   «Надо больше отдыхать»,- подумал я и поехал в ресторан, где ждал меня брат, говядина, приготовленная на вертеле по-аргентински и, на расстоянии локтя – бутылка