Тварь Часть первая

— Спасибо, что подкинул, — выпрыгиваю с машины, прихватив с заднего сиденья рюкзак, и, закинув его на плечо, приподнимаю руку, прощаясь с водилой, который, кивнув, тут же отъезжает.
Осмотревшись и глянув на часы, поправляю лямку на плече и шагаю в сторону леса. Колкий кустарник вдоль дороги редко перемежается высокими соснами. Перепрыгиваю канаву. Мостик, сложенный из пары брошенных стволов березы, кажется мне совсем хиленьким. Пробираюсь через колючие заросли.
Под ногами хрустят ветки, невольно заставляя прислушиваться. Темно. Луна светит ярко, но ни черта не видно. Она полосами света разрезает тьму кустов, покрывая их смутными тенями, похожими на тянущиеся со всех сторон руки, пытающиеся содрать с меня легкую куртку.

За знаком Нехино, прямо через лес в сторону озера, пару километров, пока не упрешься в пруд. Если проворонишь, то костер уж точно заметишь.

Ее голос звучит в голове, напоминая, чтоб не заблудился. Тихо бурчу под нос себе:
— Помню-помню, уже иду...

Останавливаюсь.
Пролесок становится гуще, почти ничего не видно — вытаскиваю из рюкзака фонарь. Так будет надежнее. Заодно закуриваю, отгоняя мошкару. И откуда ее столько в лесу, когда жрать некого?
Или она вся на меня слетелась?

Отмахиваясь и шлепая себя по щеке, забивая особо назойливого комара, шагаю дальше. Хруст веток и шуршание листвы нарушается шорохом сбоку. Останавливаюсь, прислушиваясь.

Еж?
Или кабан?

Стою тихо, не шевелясь: связываться с боровом особого желания нет. Напугаю — понесется.
Постояв, делаю шаг к дереву; если что, придется лезть, но навряд ли это будет удобно в высоких ботинках с хорошим протектором. Зря кеды не надел.
Шорох, треск веток — несется что-то крупное. Шарахаюсь назад.
Животное уходит в противоположную от меня сторону. Выдохнув и подождав, пока оно удалится, продолжаю путь; прохожу мимо поваленного дерева. Луч света фонарика скользит по покрытому лишайником и мхом стволу. Перебираюсь, цепляя ботинком ветку. Она с громким хрустом ломается. Выматерившись, откидываю ее.
Надо же было проворонить поворот. И сесть брюхом на кучу мусора, не доехав всего-то пару-тройку километров.
Машина оказалась неподалеку от заброшенной деревушки, состоящей из нескольких покосившихся домов и, как ни странно, двухэтажной, затопленной по самые окна общаги. И нах она нужна в этом захолустье?

Из-за глупости задержался на несколько часов, и теперь ползти приходится во тьме, ни черта не видя. А Ведьма ждет, наверно, уже думает, куда запропастился.
Осталось немного. Сегодня мы должны встретиться. Ни разу ее не видел. Черт, наша первая встреча, еще и с таким опозданием.
Теперь бы не заблудиться. Принюхиваюсь. Раз есть костер, значит, и дым должен быть. Тянет легко, еле слышно — видно, ветер не в мою сторону, но я достаточно близко, чтоб почуять.

Глупая затея. Но где еще могут встретиться Повелитель Шабашей и Ведьма Загогуленных Долин?

Жрец и Колдунья.

На берегу озера, ночью, при полной луне.

Смахиваю паутину с лица, чешу нос, но ощущение тонкой нити не хочет убираться.

Она хочет мне что-то показать — то, что мне надо видеть и в чем ей помочь.
Устоять не смог. Согласился, тем более зная ее.
Не простая девушка, с коей я сотрудничал.
Я же не ведьмак, просто магнит. Притягиваю к себе все, что шевелится и не шевелится тоже. Могу найти все что угодно.

Задумавшись, забываю, куда бреду, и пугаюсь, когда меня касается горячая рука:
— Куда разогнался? — улыбаясь, обнимает меня. — Я ждала тебя, ты опаздываешь.

— Застрял по дороге, прости, — обнимаю в ответ, вглядываясь в темноту и рассматривая девушку. Чуть ниже меня, ладно сложенная, в джинсах, куртке и кроссовках. Волосы прикрыты, видимо, чтобы не донимали мошки с комарьем.

— Ты мне должен помочь. Тебе будет и самому интересно, — отпускает и, развернувшись, манит за собой.
Блеснув улыбкой, ныряет в темноту — шагаю за ней.

— Осторожно, обрыв, — она исчезает. Аккуратно спрыгиваю следом. Вот и озеро с костром. По одну сторону словно стеной прикрывает выступ, с которого мы спустились, по другую — пруд; доступ к нам остаётся только с одной стороны или же с верха утеса.

— Некогда здесь было селение, — она осыпает солью круг вокруг нашего привала, пока я разбираю рюкзак, вытаскивая консервы и спальный мешок, ибо ночевать нам прямо здесь. Пара бутылок воды и термос с кофе, притащенный из машины. — Весьма не из бедных. Благо земля здесь хорошая и сельское хозяйство процветало, а город не так далеко. Плоды сельской деятельности, а также охоты продавали в городе, и деревушка не бедствовала. Скот не болел. Охотников и рыболовов было достаточно. Пока не завелся Зверь, треплющий живность. Из леса пропали даже кабаны, кои здесь обитали ранее в несметном количестве и совершали набеги на огороды. Охота перестала приносить доход, а домашний скот начал подвергаться нападениям. За зиму вся скотина селения была передушена неизвестным хищником, которого не могли выловить охотники, патрулирующие деревню и шарящие по лесу. Вскоре деревушка стала пустеть. На одних огородах и рыбе не протянешь, да и семью не прокормишь без молока и кур.

Молча наблюдаю, как она, пройдя и очертив четкую белую замкнутую кривую вокруг нашего на сегодня пристанища, откладывает банку и присаживается у костра. У нее ровный глубокий голос прирожденного рассказчика, и, казалась бы, она совершенно не растеряна из-за нашего положения.

В лесу, с относительно знакомым мужчиной, вдвоем, ночью, с новой сказкой на руках.

Внимательно слушаю, следя глазами, как она передвигается, присаживается рядом с костром на такой же, как у меня, спальный мешок и скидывает капюшон.
На ее лице пляшут отблески огня, словно гладя его, раскрасневшиеся щеки и выбившиеся пряди волос; она сдувает их с лица, смешно хмуря нос, и смотрит на меня, разглядывая также незнакомое ей лицо.

— Ты действительно молодо выглядишь, — она хихикает, тут же собираясь и делая серьезное лицо.
Не могу сказать, что она старше меня смотрится, хотя я знаю, что, по сути, так и есть, если откинуть рамки.

— Я старше, — улыбнувшись, она продолжает. — Деревушка быстро опустела. Осталось всего несколько семей. Которые вскоре также пропали, то ли съехав, то ли попав в зубы твари. Но нехорошая слава стала ходить по окрестностям. Поговаривали, словно сам черт облюбовал это место и теперь обитает здесь на правах хозяина. Но, как считала советская власть, ни черта нет, ни бога. Есть земля, довольно плодородная для колхоза. Вскоре Черта потеснили, устроив под боком разработку, выстроили дома и даже общежитие, чтоб устроить людей на первое время, с расчетом бурного развития сего предприятия, — она делает паузу, останавливая свою чуть торопливую речь. — Возможно, ты проезжал мимо и видел заброшенную деревушку.

— Там осталась моя старушка. Пролетел поворот, застрял, сев на брюхо, потому и опоздал: обошел всю территорию, но ни связь не берет, ни людей нету. Прямо рядом с общагой, за кустами осталась. Пришлось на трассу пешком шагать и на попутке добираться сюда, — отмахиваюсь от надоедливого комарья. — Завтра заберу, как разберемся. Мы здесь за зверем? — смотрю на нее. В ее глазах играют чертики, но это всего лишь отголоски пламени; они же окрашивают ее собранные назад волосы в рыжеватый цвет. Хмыкаю, растягивая губы в улыбке: действительно ведьма.

— За ним, — она кивает. — Я хочу знать, кто он. Ты должен помочь, я одна не справлюсь, сам понимаешь, — тут она разводит руками, — что б ты ни говорил, я не парень, а всего лишь женщина. Маленькая и хрупкая.

При нашем первом столкновении на одном из форумов я принял ее за парня и долго наяривал круги, пытаясь приманить ее к себе в напарники, на что она смеялась и отпихивала, говоря, что девушка. До последнего не верил. А теперь она сидит напротив меня. И я вижу доказательство. Как минимум грудь утверждает мне, что парень она только психологически. Глупые ники: Предводитель Шабаша и Ведьма Загогуленных Долин. Дело рук ее фантазии. Так и прижилось.

Работая уже не в первый раз вместе, мы впервые видим друг друга на расстоянии вытянутой руки.

— Что я должен буду сделать?

— Просто идти со мной. Внутри круга он нас не тронет. Я хочу увидеть его последнюю вылазку, и если он еще здесь, то ты должен помочь его убрать.

— Понял, — киваю. Не впервой: какой только дряни не видел, мотаясь в поиске новой добычи.

— Ты же помнишь, что такое осознанный сон, так ведь?

— Помню, — киваю ей в ответ.

— В этот раз он будет еще и во времени, — продолжает она. — Это безопасно, так что перекусывай и отправляемся, я пока приготовлю все.
Живот предательски урчит, напоминая мне, что хотя бы раз в сутки суп должен быть в желудке. Вскрыв ножом банку тушенки и подняв крышку, ставлю на костер — бумажка тут же обгорает. Ее весело слизывают огоньки. Тушенка, шипя, разогревается, пока я наливаю себе кофе.

— Ты спать собрался или бодрствовать? — строго спрашивает, отвлекаясь от заваривания какой-то дряни в кружке, куда она бухнула непонятную траву и пару щепоток порошка отвратительного коричневато-желтого цвета.

— Спать, — приподнимаю голову. — Кофе? — смотрю вопросительно. Кивает с укором, словно нерадивому ученику. — Я всегда перед сном его пью, не боись, вырубит, если не отравит, — морщусь, прикидывая вкус отравы.

— Смотри, спать должны оба.

— Ага, — стаскиваю тушенку, запивая кофе, уминаю вприкуску с хлебом.

— Выпиваем и сразу проваливаемся. Твое дело — не отходить от меня, когда я буду ловить время, — киваю, показывая, что внимательно слушаю, — после этого — просто наблюдать и запоминать, как все закончится; проснуться. Только не заблудись, мне будет сложно вытащить, да и время потеряем, — она строго смотрит на меня. Однако я, потупив взгляд, смотрю куда-то в сторону, ловя каждое ее слово.

Протягивает мою порцию отвара, как только доедаю, и, перенеся свой мешок к моему, берет за руку. Так мы и сидим рядом. Ее рука на моей, она по-прежнему смотрит на меня, ожидая дальнейших действий. Подсказывает:
— Пей.

Подношу к губам стопку и глотаю. Эта гадость, как огромный ком, напичканный иголками, быстро проходит по моему горлу, падает вниз. Все отдается неприятным, мерзким привкусом. Язык и горло горят. Вспоминаю цвет этого зелья — меня перекашивает. Прикладываю руку ко рту, сдерживаясь. Действительно дрянь, больше похожая на чай с волосами. Опять рвется наружу. Терплю, падая на мешок и крепко держа руку Ведьмы, закрываю глаза...

Прижав к груди девочку, несусь в сторону трассы. В голове стучит одна-единственная мысль: «Только бы успеть добежать, а там на машине или попутном автобусе, хоть до ближайшего селения, только подальше отсюда». Не разбирая дороги, несусь, стараясь не оступиться. Иначе нагонит.
Картина в нашем небольшом свинарнике на пять голов все еще стоит перед глазами.
Девушка, лицо которой обгладывает хряк.

Я проснулся среди ночи от истошного визга свиней. В колхозе оставалось всего три человека. Все остальные уехали в город на праздничное выступление. Какой-то художественный кружок со своей самодеятельностью. Свалила бо́льшая часть населения. Остались только мы, то есть я как сторож, свинарка — следить за живностью — да ее маленькая приболевшая дочка.

Что б ни