В движении.

  Помолившись, двинулись в путь. Дорога предстояла тяжёлая и долгая.  Рассчитывали доехать до паромной переправы засветло, поэтому молились по сокращённой программе:  
« Господи, прости мя!»
  «Мя!» - обязательно. Красиво! И звучит по-церковнославянски. А церковнославянский язык, хоть и мёртвый, но Богу приятный. Слушаешь его, как лепет ручья и стрёкот листвы, чувствуешь мягкую напевность и ничего не понимаешь, точно Дарвин в теории эволюции:  знаешь – о чём, не знаешь – для чего и путаешься в деталях.
  Ехали полтора часа, дальше – лопнуло терпение слушать надрывный треск мочевого пузыря. На кастильском наречии звучит ласково – «мурмурар», в действительности – грубое и пошлое «журчание»
  Наш язык состоит в ближайшем родстве с реальностью. Может быть, там, в Испании, занимаются журчанием, а мы просто писаем. Писаем долго, пробиваемые лошадиной дрожью.
  Надо спешить. В дороге много привычных радостей превращается в постылое занятие. Сигаретный дым вдыхаешь как горнист, чистый воздух за окном автомобиля бьёт с силой падающей стены.
  Мир меняется на глазах: криво приседает светлое небо под грузным, бесформенным телом ночи, отчаянней нападают рои насекомых, оставляя на ветровом стекле зелёные и бледно-кровавые автографы. Звон цикад становится пронзительнее и масштабнее: пробивает горизонт и окутывает вселенную. Звон сильно раздражает, сбивает с толку: хочется пить после выкуренной сигареты и курить после питья, чтобы остановиться и сделать на кастильском наречии «мурмурар». Но надо спешить.
  «… и дальним собачьим лаем за нами гналась округа», или «… кинжалы трефовых лилий вдогонку рубили ветер» - сказал однажды Федерико Гарсия Лорка. Беспардонно красиво!
  На самом деле, метафора принадлежит переводчику. У Лорки же ни «вдогонку рубили ветер», ни «кинжалов трефовых лилий» нет, а есть «ночные цветочки, качающиеся на ветру». Хотя для испанца качающийся цветок – тоже, бесспорно, красивая метафора.
  Мозги у разных наций настроены по-разному, и отношение к красоте отличается. Одни пьют вино из одуванчиков, другие избавляются от них на огородных участках, как от сорняка. Одни воспевают чернозём, других чарует бесконечность пустыни.
  Всё-таки не успели на последний паром. С середины реки он издевательски подмигивал огоньками. По объездной. Через мост – ещё полторы сотни километров. И кто виноват – молитва, дорога, вынужденные остановки? Виновата хозяйка придорожного кафе. Долго разогревала в микроволновой печи окаменевшие беляши, долго пересчитывала сдачу, целую вечность сморкалась в фартук и просила прощения за все болячки, снедавшие её
«нутренность».
  Привычная поездка незаметно превратилась в погоню за временем. Ночь пугает внезапной усталостью, резким ощущением одиночества и мизерности под сводом, разбросанных в бесконечности, звёзд. Их холодное мерцание сродни огонькам уплывающего парома.
  Ночь пугает тем, что её надо пережить, выпутаться из неё бодрым и обновлённым. Утром надо рождаться заново, а не тянуть за собой вчерашние неудачи.
  Пора поменяться местами. Разложить кресло, пристегнуться справа налево и потеряться в себе, убаюканным шипением колёс и приглушёнными звуками то ли отрыжки, то ли всхлипов в автомагнитоле.
  Снится, что едем. Без остановок. Уже не понимаешь – такой чуткий сон или привычка – видеть во сне одно и то же? Бесконечное нахождение в пути размыло грани.
  « А если нет тебя со мной, мне снится, что я сплю, и что мне это снится. Любимая!»  - пусть коммунист сказал, но прежде – поэт Поль Элюар. И поэты не редко ошибаются в своих политических предпочтениях. По большому счёту, Гомер был коммунистом. Да все – коммунисты, кто испытал  несправедливое равнодушие и презрение общества на себе.
  «Беды и неудачи должны у человечества делиться на равные доли, а не от каждого - по способностям, каждому - по потребностям».
   Потребность кормить семью выпестовала способность преодолевать дороги.
  Дороги сжирают, разлагают и распыляют расстояния, превращая всех в ничто. Но все дороги ведут к родному дому.
  Собирая себя по крохам, вернёмся такими же узнаваемыми и самыми близкими, чуть-чуть, может быть, с виду уставшими. Кружит голову, заливает веки свинцом ангел-хранитель, удачно названный кем-то «заплечником». Напрасно. Сон в дороге приходит вдруг, когда его не ждёшь и не думаешь о нём…
  Что случилось? Почему стоим? Пост ГАИ? Откуда здесь пост взялся? Ах, да! Поехали по объездной.
 Удаляются, приближаются, опять уплывают, но уже надолго, голоса. Нет оружия, нет наркотиков, ничего вкусного и запретного не везём! Извините!
  Старшему по званию, видимо, извинений  мало. Категорически настаивает, чтобы признали, что он умный. Книгу он по психологии пишет, а на издание деньги нужны. И пачка сигарет – чтоб творилось легче. Денег нет, но творческим людям глубоко симпатизируем и сочувствуем, поскольку писательство – добровольное погружение в нищету.
  Психолог-гаишник – это начальная стадия и среднее звено. Высшая каста – гаишник-философ. Дороги для них – не только средство существования или существование дорог – средство жизни. Дороги – это ненавистная для них жизнь: «Когда же вы все поубиваетесь на дороге?»
  Много нас, все сразу не сможем. А если сможем, куда пойдёте работать, что ещё умеете делать, кроме, как наблюдать за смертями на дороге?
  С каждым годом ростут, плодятся холмики, крестики, часовенки, памятники вдоль автотрасс. Провожают, налетают по сторонам асфальтовой ленты, кричат об осторожности овальные портреты на памятниках.
  Но пока ещё – не мы, не с нами! Заплечники не позволят так нелепо распорядиться судьбой. Опыт и удача не позволят смести с трассы на обочину – в виде холмика и напоминания об осторожности следующим дорожным странникам.
  Сколько взяли? Ещё по- божески. За что? Знака не заметил? А был знак? Осторожно, бешеные суслики на дорогах? Надо было сильно петлять перед постом ГАИ. Следующий пост через сто километров.
  От курева тошнит, от газировки пучит, беляши превратились в биополимерный бетон и забили собой весь кишечно-желудочный тракт.
  Далее – без остановок. Спать, спать. Дай бог здоровья всем гаишникам, и спаси от них мя!
  Придорожное кафе. Светает. Значит, пора меняться. Проехали три поста ГАИ, а казалось, что глаз не смыкал. Чуть не вывернул челюсть от резкой зевоты – всё-таки спал. Ещё как спал! От храпа машина скакала, повизгивая.
  Кафе «Иверия». Грузинская кухня. Повар – узбек. Обычная практика на дорогах.
  «Главный наш блуд, это блуда «Карчо». Почему без риса? «Настоящий блуда карчо нет рис». Поклевали? «Нет рис, мяса сплошь». Почему вместо баранины свинина?  «Нет свинья, баран очень жирный. Много ел, мало гулял, ждал, когда резать будут. Его жена неделю зарезанная ходила, радовался очень, много ел очень. Жирный, как свинья, вся каракуля выпала, лысый ходил, счастливый».
  Только бараны от счастья лысеют. Помнится, был в истории один мальчик маленький с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках и облысел в борьбе за счастье всего человечества.
  Поездка – это бегство от проблем в иллюзорный мир ожидания счастья. Вялая перебранка в кафе – часть игры в иллюзию, короткий отдых от борьбы с дорогой. Достанется всем, не взирая на чины, звания и святость.
  В любое время суток сидит в придорожном кафе угрюмый человек, погружённый в себя, как в сон. Двигатель машины давно промёрз, как и сердце странника. Но стоит спросить его о какой-нибудь ерунде, невзначай спичек попросить, как оживут тут же его глаза, заведётся сердце и метаморфоза предъявит утру уникального рассказчика:
  «Неподалёку отсюда опять видели НЛО. Зачастили, изводят, суки. Не интересно? Тогда – проза жизни. Возил я продукцию местной кондитерской фабрики: пряники, печенье,  дорожные «бомбилы» остановили его. Перегрузили пряники к себе в машину, а ему в жопу засунули гранату. Сиди, говорят, зажмись и членами не шевели, то так шарахнет, что космические спутники будешь сверху рассматривать. Сутки сидел, сдавливая до немоты ягодицами гранату, пока местный участковый не заподозрил: «А чего это директор сидит строгий, сосредоточенный, а пряниками не делиться?» Кстати, угощайтесь: хоршие пряники выпускает кондитерская фабрика».
  От домашних проблем так просто не сбежать, не заглушить их разговорами в придорожном кафе. Забыть о них не позволит сотовая связь.
  Есть ещё часа четыре свободного времени, с расчётом  - пока семья проснётся, умоется, позавтракает, посмотрит телевизор. Затем уж кто-то вспомнит, что хозяина дома нет. В пути он, денежку зарабатывает, геморрой и ещё массу болячек. А что не заработает, то проглотит, подхватит, наживёт по неосмотрительности. Лечится всё, даже жажда наживы лечится за денежки, которые имеются, благодаря жажде наживы.
С годами дороги обучают не бояться их, не обращать внимания на их суровый нрав, но не терять бдительности. Дороги сами не знают, какие они бывают хитрые и непостоянные.
  - Дорога – экскурсия по памятным местам. Притормаживаем. Здесь лет семь назад свалился тополь на дорогу – вовремя притормозили. Рухнуло дерево прямо пред капотом, с грохотом взорвало дорожную пыль. Не высохший тополь, ему ещё расти бы и расти. Чем мы ему не угодили?
  Через два десятка километров заплечники, наоборот, подстегнули газу прибавить. У «Москичонка» слетело колесо, запрыгало с горы по встречной, едва чиркнуло по крыше и влетело сзади идущему «Жигулёнку»  в салон через ветровое стекло.
  Ещё дальше – свалился из трейлера на междугородний автобус плохо укреплённый десятитонный асфальтовый каток. Были свидетелями.
  А там, на холме, обогнала «Тайота», и через открытую форточку пассажир выбросил стеклянную бутылку из-под пива. Удачно, что тащились медленно, иначе с бутылкой ехали бы в обнимку.
  Где это место на трассе, на котором чуть не сбили пьяного мужика? Ночью случилось, кажется – дальше? А если б сбили, то остановились бы помощь оказать?  Конечно… нет. Ночью, без свидетелей? Потом добровольно садиться в тюрьму? Конечно, нет!
  Много дураков на дороге – много приключений. Течём по артериям страны сплошным потоком: небритые, прокуренные,  в задрипанных спортивных костюмах, тапочках на босу ногу, и ненавидим друг друга за то, что мешаем друг другу, тормозим, создаём пробки, пролетаем мимо денег и несёмся, сломя голову, в тупик.
  Помолиться в дорогу забыли. Хорошо, но только быстро, по сокращённой программе.
  Въезжаем на самый долгий мост в Европе, вернее, мосток десяти метров протяжённостью, и преодолеваем сразу два часовых пояса. Загадка российских просторов: две деревни, разделённые ручьём (татарская и башкирская) живут с разницей в два часа, но с единой мусульманской смиренностью.
  Мотель или городская гостиница? Сами себе хозяева – можем позволить отдохнуть душе и телу. И каждому – отдельный номер, поскольку тогда так остро не чувствуешь одиночества, когда рядом кто-то храпит.
  Автомобиль – на подземную стоянку, сами – в супермаркет к местной водке – местную закуску из вяленой конины.
  В равных долях спиртное и съестное закупаем в гостиницу на ночь. Но прежде оживать начинаем в ресторане «Купец».
  Каждый держит в уме: «Ресторан покидаем