На даче профессора истории Чечёткина Николая Петровича было скучно.
Гера и Аполлон, дети профессора от первого брака, вели себя несколько странно.
Гера, худенькая, бледная, со светлыми прямыми волосами, заплетёнными в косу, уложенную на затылке, как у горничной Хини, бродила по даче почти целый день, в то время как Аполлон лежал в гамаке, отмахиваясь от мух старой газетой. Его ничего не интересовало.
Гера изредка подходила к нему, и тогда он уступал ей место, покидая гамак. Она равнодушно покачивалась, думая в это время о чём-то ином, далёком и непонятном ни Аполлону, ни кому другому, - она жила своей жизнью. Жизнью, в которой ничего не было. Ещё меньше, чем в жизни Аполлона.
Единственным местом, радовавшим её сердце, было небольшое озеро, с островком посередине, поросшим кустарником. К островку был проложен мостик. Гера любила подолгу стоять на мостике, глядя в тёмную воду с водорослями и лягушками. Она представляла, что сейчас появится тот, кого она ждёт, и они будут целоваться здесь, на мостике, а потом уединятся на островке...
Она покраснела от своих мыслей - её ещё ни разу не целовал мужчина. В пятнадцатилетнем возрасте Гера перечитала всего Сенеку из библиотеки отца: с тех пор она не боялась смерти, болезней, одиночества, словом, не боялась того, чего боятся многие люди.
Зато боялась мачехи, немного отца и особенно сводную сестру Ариадну, или как её называют - Арочку. Вернее, боялась Гера не столько Арочку, сколько её язычка - длинного и ядовитого.
Особенно Арочка любила конфузить Геру перед Лисовским, их соседом по даче. Гере казалось, что Арочка неравнодушна к Лисовскому, что ей приятно его общество - из маленькой вредины она превращалась в девушку, не лишённую обаяния.
Эта девятнадцатилетняя стерва, несомненно, мечтала понравиться Лисовскому, влюбить его в себя, не отдавая ничего взамен – любить она не умела.
- Как лягушки? Квакают по-русски или по-французски? – услышала неожиданно Гера голос Лисовского. Она вздрогнула и отпрянула от перил.
- Осторожно, Гера Николаевна, так и упасть немудрено! Лисовский поддержал Геру, и она покраснела. Потом покраснела ещё сильнее, поняв, что он заметил, что она покраснела изначально.
- Добрый день! - проговорила Гера. - Вы меня немного испугали.
- Не испугал, а вывел из оцепенения. Так будет точнее. Признайтесь, где вы сейчас находились, в какой стране? В каком заброшенном замке с привидениями? А может, вам больше по душе необитаемый остров?! Ну, разумеется, больше этого. Хотя этот тоже уютный! Кажется, я на нём ни разу не был! Может, пройдёмте!
Гера боязливо посмотрела по сторонам. Сюда, к счастью, выходили только окна кухни и прачечной. Подталкиваемая Лисовским, Гера Николаевна прошла мостик и оказалась на островке. Плакучая ива надёжно скрывала их от всего мира. Неподалеку росло несколько кустов ежевики. Гера слегка дрожала, и вообще всё она видела как в тумане.
Возле неё находился Лисовский! Он обнимал её! Затем стал целовать, сначала нежно, потом с нарастающей страстью - его рука оказалась у неё на груди. Гере показалось, что она пьянеет, хотя пьяной она никогда не была. Они сели возле ивы. Гера понимала, что сейчас произойдёт и замирала от страха.
Потом она лежала и смотрела на небо, где лишь облака видели её падение и позор. Всё ещё дрожа, она прошептала Лисовскому:
- Вы у меня - первый!
- Я в этом не сомневался! - ответил тот, кладя ей в руку носовой платок. Она догадалась, зачем он это делает, и покраснела. Через секунду, взглянув на платок и увидев на нём кровь, она заплакала.
- Что с вами? - усмехнулся Лисовский.
- Зачем? Зачем? Ну почему я вам отдалась? Я берегла себя для любимого человека, того единственного, а не для вас! - неожиданно заплакала Гера. Вы же не любите меня! Признайтесь, правда, не любите?!
- А разве вы меня любите? - пожал плечами Лисовский.- Вы сами только сейчас сказали, что нет. Вас просто тяготила невинность. Ну, так радуйтесь, теперь вы - женщина! Вам горько признаться, что вы хотели видеть на моём месте другого, говорившего вам лживые слова о любви, о верности, о том, что лучше вас никого не встречал...
- Замолчите! - крикнула Гера.
- Тише, нас могут услышать! - проговорил Лисовский, отряхивая костюм. Неожиданно Гера почувствовала лёгкую дурноту и сильно побледнела.
- Гера Николаевна! Очнитесь! - донёсся до неё как будто издалека встревоженный голос Лисовского. - Не хватало ещё, чтобы вам дурно здесь стало! Гера пришла в себя, поправила платье и волосы. - Никто ничего не узнает! Даю вам слово мужчины! - прошептал почему-то Лисовский.
- Я пойду вперёд, чтобы нас не увидели вдвоём. Гера кивнула. Говорить ей не хотелось. Да и о чём? Сейчас она вздохнула с облегчением.
Как хорошо одной! О Лисовском лучше не думать, а то приснится ночью. Кваканье лягушек успокаивало. Она чувствовала боль в ногах и поплелась к даче.
Уже около дверей услышала громкий крик Аполлона - его укусила оса. Дверь кабинета отца была чуть приоткрыта, и Гера вновь уловила противный голос Лисовского.
- Если Сенека воспитал такое чудовище, как Нерон, что же тогда он сам, по-вашему, собой представлял? Неужели его можно назвать философом? Гера не разобрала, что ответил отец, но хорошо знала, что тот вообще отрицает воспитание кого бы то ни было. Значит, и Нерона...
Она прошла к себе в комнату и бросилась на кровать. Она ещё до конца не осознала, что с ней произошло, но в душе чувствовала, что ей этого не надо было совершать, что это - непростительная подлость по отношению к самой себе. Как будто показала себе кукиш. Надо гнать прочь мысли о Лисовском.
Неожиданно она представила себя Женевьевой, которая ждёт Наполеона. Сразу стало легче. Нет никакой Геры. Она - не она. Постучали в дверь.
- Кто? - раздражённо спросила Гера. Больше всего ей не хотелось видеть сейчас Арочку. Впрочем, та не всегда стучится.
- Это я, барышня! - услышала она голос Хини.
- Входи!- крикнула Гера. Горничную она любила. Хиня держала тарелку с ежевикой.
- Вот, собрала для вас, Гера Николаевна!
- Спасибо, Хинюшка, садись, пожалуйста! Гера не особенно любила ежевику. Но сейчас набросилась на неё с жадностью. "Господи, неужели сразу на кислое потянуло?" - подумала начитанная Гера и чуть не засмеялась от этой мысли.
Хинаида, или просто Хиня, как-то странно посмотрела на Геру, потом вытащила из кармана носовой платок, испачканный в двух местах красными пятнами, и протянула его Гере. На нём были вышиты инициалы - Л.В.А.
- Лисовский Всеволод Андреевич. У Геры покраснели даже мочки ушей.
- Я видела вас, Гера Николаевна, с ним на мостике! Потом вы оба исчезли... Я затем пошла собирать ежевику и нашла этот платок. Надо быть осторожнее, барышня. Хорошо, что я нашла, а не кто-то другой.
И напрасно вы, Гера Николаевна... Если бы я тогда не согрешила с Митькой, может, женился бы на мне, а так - на другой. А я осталась одна. Как пошли вы с Всеволодом Андреевичем на островок, так сердце у меня чуть не оборвалось, так защемило. Себя, дуру, вспомнила. И надо же вы - барышня разумная и тоже...
- Хинюшка, Митька не достоин твоих переживаний! А обо мне не думай - я на Лисовского никаких надежд не возлагаю! Впрочем, тебе не понять! Хиня ушла, удивлённая. Она, действительно, ничего не поняла, думая, что с Герой не всё в порядке.
Прошло три дня. Лисовский не появлялся. Гера старалась не думать о нём, читая роман. Впрочем, ничего серьёзного она от него не ждала. Иногда ей даже хотелось, чтобы она его никогда больше не видела (не то, чтобы он умер, просто уехал или исчез навсегда, она сама не знала, что именно), но чтобы о её грехопадении никто не знал, кроме неё самой. (Хиню она не считала). Но прошло ещё пару дней, и как-то вечером, сидя у открытого окна, она услышала его голос. Вернее два голоса - его и Арочки.
- Ариадна Николаевна, я думаю, до осени не следует говорить вашему отцу о моих намерениях, Боюсь они покажутся ему несерьёзными и поспешными. В сентябре я попрошу вашу руку. Полагаю, он мне не откажет.
- О,Всеволод Андреевич! - воскликнула Арочка.- Какой вы душка! Гера почувствовала, как мороз проходит по всему телу. Даже кончики пальцев стали холодными.
- В чём дело, Ариадна Николаевна, почему вы загрустили? - послышался вновь голос Лисовского.
- Видите ли, мы забыли о Гере, она старше меня! Папа может отказать, велит ждать, пока Гера не выйдет замуж!
- Ха! Ха! - засмеялся Лисовский. - Ваш отец умный человек и понимает, что Геру Николаевну ничего хорошего в жизни не ждёт - вряд ли кто-то изволит на ней жениться. Да до неё и дотронуться неприятно. Я ни за что на свете не поцеловал бы её! Арочка засмеялась, затем неожиданно принялась ему возражать, говоря, что её сестра ничуть не хуже других, ну, просто не красавица. Гера в эти минуты думала, что Лисовский в самом деле сдержал слово - об их мимолётной связи никто не узнает.
И всё равно ей было противно. Она накинула шаль и через заднюю дверь вышла во двор, направляясь к озеру. Квакали лягушки, где-то стучал дятел, было немного таинственно и страшно. Гера пошла на мостик и наклонилась к воде. Густая тёмная рябь, колыхаемая ветерком.
Вот, если бы завтра утром нашли её здесь, утонувшую. Что бы подумал Лисовский? А Арочка? Нет, она не опустится до такого низкого уровня: лишать себя жизни из-за мужчины, недостойного её. "Наша жизнь ограничена, и если бы ты мог продлить её, до каких пор бы ты её продлил?" - вспомнила она что-то из Сенеки.
Что ещё может быть в её жизни? И главное - кто? И Лисовский, и Арочка - заурядные людишки. Ей обязательно встретится человек, который её оценит. Надо только уехать подальше отсюда. Гера вспомнила, что в Самаре живёт сестра её покойной матери, вот к ней она и уедет. И ей стало легко и спокойно.
