прудовым илом - а чебак сверкнул плавниками и юркнул в протоку.
На обратном пути к нам прибился старый Калымёнков мерин. Хозяин ему опутал ноги, чтобы не брыкся - Олёна чешет коня за ухом, пока он пляшет вокруг подойника, хлюпая рыбной водицей. То гопака вприсядку; то раскинув седую гриву ржёт в огороды, призывая древних подруг. А когда напился он, грохнулся оземь как лярва болотная, чтоб шкуру свою линялую сменить на гнедую. Я дурнину сглотнул, душа в пятки: у коня хоть и радуга под хвостом зависла, да ну как пихнёт этот одер копытом меж глаз? Хлыщу долговяза по морде:- не брыкай!- Его волосья клочьями лезут; зубы проел, и со рта жванью прёт в самый нос, когда он целуется, раскатав толстые губы. Сыну понравилось с ним играть - схватив яблоко, Умка носится по лугу от старого одра, а тот фордыбачит, тряся между ног солёным огурцом. Даже Олёна рассмеялась, поглядывая на меня смущёнными глазами, и щеками, и сама как помидор.
- Ты о чём возмечтала?- подлез я к ней с нехорошими намерениями.- Айда в наш сад.
- Зачем?- Зелёных яблочков пожуём.
Она опустила взгляд на моё хотение, и поняла, что идти придётся по обоюдному согласию.
-..., ладно?- прошептала Олёна так тихо, и половину её сонных слов мне не пришлось угадать. Ответил на последнее:- ладно.
Мы уходили как разведчики, прячась от всех любопытных глаз, оставляя стерегущего Умку. И у грушеньки встали друг за дружкой. Я стянул с жены трусики, выгнув её к земле; но застрял на приколье, будто вновь обрящивая старую веру.- родненький, не целуй меня там, стыдно очень,- замолила Олёна тяжко, а сама всё шире расставляла ноги, всеми страстями отдаваясь моим губам. Упёршись плечом в тонкий ствол дерева, она ладонью раздвинула себя, и смочив внутри пальцы, стала мне помогать, солируя то нежно, а то яро в развале музыки и слов. Мой язык чуял напряжение каждой звенящей струны. Лоно благодатной мелодии так широко объяло весь белый свет, упрятав и солнце, что вдруг наступила ночь, всеобщая смерть, и я словно лежал на её могиле, бездыханный.- милый, любимый, ненаглядный, радость моя нежалостная,- смачивала мне губы живая вода,- пощади, я умру сейчас, сгину навечно, но сначала спою тебе, песню споюууоооой, мамочкааааа…- Даже когда она заплакала в мой рот белёсыми слезами, я беречь её не стал; а чтобы не захлебнуться, глотал как днявый сосунок, слизывая капли с мокрых волос. Милая выгнулась подвесным мостом под моим боевым снаряжением, и тогда я втолкнул в неё тяжёлую артиллерию, высчитав до цифирьки, что баба сдюжит. Обозные коняки били в страхе копытами, не желая идти, но любимая моя, оглянувшись, закричала на них. И я вошёл вместе с лошадьми; не злился, не рычал зря, а сцепив зубы, обнимал ладонями их влажные морды, подгоняя себя. Время ласки ушло, и жена моя - уууу! - зверино провыла, сберегая в горле вопль - а я схватил упрямого коренного за узду, порвал её, протащил его за шею на другой берег, а следом волочилась вся батарея. Бомбардиры, пройдя, заорали ура, и выдали такой залп, что даже старого кляча контузило. Мы с Олёной пали на колени.
Обратно я жену нёс в руках, сердца доверительную ценность. А сынок, встретив нас, дразняще высунул язык и подивился:- Ты прямо как древний рыцарь, который барышень охраняет.
Он тут же отбежал подальше, опасаясь порки; но я, сломив ракитовую ветвь, крушить его задницу не стал, а свил палку в узел и привязал к ней бечеву.- Вот игрушка тебе. Учись стрелять из лука, деревенский богатырь.
- Дааа, у меня нет жены,- заканючил шкодливый пацан, будто к луку прилагается невеста в белом платьишке.- И конь тоже нужен.
- Много хочешь,- отказала ему Олёна, на долгие школьные годы разметав пылью детскую мечту.- С большого скакуна ты свалишься оземь, а маленьких поней мы в артели не держим. Про жену я так скажу: она ещё не родилась, и тёща твоя в пелёнках.
Но Умку трудно убедить. Он губу закусил, выдумывая боевые картины из книжек; упрямится:- Не могу я богатырять пешком и беззамужно, как обычный слуга. Тогда хоть велосипед мне купите.
Я согласно кивнул беспутной головой, плюнув на денежные слёзы.- Ладно.- И Олёна лёгким вздохом подтвердила.
Домой вернулись мы, а у Алексеевны на печке опара доходит. Марья ловит её, дрожащую, да обратно в лохань.
- Бабушка, что ты делать будешь?- Умка заводил носом, предчувствуя сладкую сдобу.
- Напеку тебе, сопеля, печенюшек да пирожков с капустой; возьмёшь кошёлку и отправишься в лес к трём медведям.
- Один, что ли?
- А чего там страшного? сядешь на пенёк, съешь пирожок - пока дойдёшь, гостинцы закончатся. Назад воротишься, я ещё накладу доверху. Опять в лес, и так ходючи тудасюда ты аппетит нагуляешь, а ввечеру целый чугунок со щами проглотится. Там уже я картошку томлю с маслицем коровьим. Видел, какой охрясок Ерёма из сливок сбил? желтее, чем плывун в курином яйце… За что у тебя ладошка вспухла?
- Да пчела укусила.
- Небось сызнова её захлопывал в спичечный коробок? отец научил ерунде чепуховой. У бати руки кожовые, поплюёт - вся хворь с тела сходит. А ты мягонький, пчёловый яд тебя пробирает до загривка.
- Мне почти не больно было. Я её потом раздавил сандалем.
- Зряшный убыток. Жива будь - мёду наносила в улей. Они там всей роднёй собираются, с ведёрок льют сок к общей куче, и хвастают, кто тучнее принёс.
- А откуда у них вёдра? Им хозяин делает? сваривает из железа как Ерёмушкин?
- Да ихние черпаки махонькие, цветочные лепесты. Пчёлка подносит ковшик к сочной пылинке и струхивает сладость на донце. Так она за днёву, от рассвета до сумерек, целую множить летает, жужжит по клеверам, по гречихе. В трудах проводит житьё, без лодырства.
- Я их больше не буду убивать. Сам перетерплю.
- Верно. Принеси дров с поленницы, да бери от краю, чтобы по макушке не увалились.
Умка обрадовался дельному поручению:- Ух, наедимся сегодня!- и сбежал во двор. Олёна скоренько встала к плите. Ну а я степенно иду приглашать на пироги деда Пимена…
