Весна

В Ареал пришла весна.
Удивительно: ещё не тает снег, и не бегут ручьи, и нет подснежников, и не возвращаются перелётные птицы, и ничего не указывает на весну, а всё-таки – весна.
 И сугробы, расставленные повсюду, как стулья в тесной квартире, выглядят как-то неуверенно – это вам не старые времена, белые бездельники! О нет, они больше не хозяева этих мест, скоро историческая неизбежность заставит их сорваться с места, и, в совершенно ином, новом качестве, нести далеко-далеко листики, соломинки, бумажные кораблики, и всё, что только встретится на пути.  И будут они петь весенние песенки, - мажорные, журчащие и бурлящие. Скоро примутся они ежесекундно творить отражения всех, глядящих в них. Да что там,  от природной щедрости своей, изобразят они и безучастные пейзажи, хотя никто и не оценит.  Но разве важно, увидит ли кто-то отражение солнца в молодом ручье, оценит ли кто-нибудь достоверность передачи образа,  отметит ли кто-либо небольшие расхождения между прототипом и изображением – какой же художник не добавит хоть немного от себя, будь то человек или ручей? Какая разница, когда вокруг всё новое, когда ещё не о чём жалеть, когда ещё нечего терять, и нужно спешить – безо всякой цели, просто вперёд от избытка чувств.
Снегу будет не больно таять, но он ещё об этом не знает – и если приглядеться, можно заметить, как он дрожит, пытаясь сохранять уверенный вид: как будто не чувствует, бедолага, к чему всё идёт. Увы, праздник новой жизни, время всеобщего пробуждения и цветения – не для него. Если вы когда-нибудь видели запоздалый, не растаявший в свой срок сугроб ближе к концу весны, вы, наверняка, тоже заметили, как он сам себе удивляется – что я здесь делаю?  Он пугливо озирается, и не может понять – что это такое вокруг, почему всё так страшно? Где ему, бедному, понять, что нет ничего страшного, что всё на любителя, и просто ему досталась не та чаша. Вольно же тебе было засиживаться в гостях, упрямо и усердно игнорируя всякие намёки – на кого тебе теперь пенять?
В первый день этой новой весны Ёжик принёс Зайке сказку. Он давно её написал, но не был уверен, что стоит кому-то показывать. Не то, что бы к нему пришла уверенность, не то, что бы он перечитал сказку внимательно, и решил, что получилось и правда достойно, не то, что бы ему стало всё равно, что скажет Зайка, а просто время новое настало – время делать безрассудные глупости, не слишком думая о последствиях, сколь бы заведомо плачевны они не были. Да и с кем было ещё посоветоваться Ёжику, кроме как с Зайкой?
Зайка снисходительно оторвался от книги, которую читал, и принял исчёрканный кривейшим из возможных подчерков, листок. Ох, досада с этими учениками – и ведь, на самом интересном месте пришлось бросить книгу.  
Зайка деловито повертел листок в лапках, что бы показать, как он настраивается на чтение, и приступил к изучению.
«Жил огонёк. Он был очень прекрасный и жёлтый. Он любил плясать».  
Так начиналась сказка, и Ёжик долго не мог придумать, как развить тему, потому что, если честно, самое главное он высказал уже здесь. Правда, высказал как-то однобоко, ведь огонь, который он помнил, был ещё и хищным, страшным зверем, съедающим беззащитный домик. Домик, прежде никогда не выглядевший беззащитным – наоборот, всегда казалось, что вещь на века, а вон оно как оказалось. Ёжику хотелось как-то передать все свои противоречивые чувства по поводу врезавшейся в память картины, а для многих из них он даже не находил названий. Он даже думал сначала прямо написать про уходящего Лисёнка, который подарил ему это странное ощущение. И страх, и восторг, и просто – понятно же, что огонь – совершенно чужой, совсем не такой, как Ёжик, и это завораживает...
Сначала в сказке должен был быть Лисёнок, но Ёжик поразмыслил, и эта идея превратилась в пепел. Многие думали, что скверно поджигать домики, даже если ты уходишь, и как-то неудобно писать об этом . Обязательно разгорится спор. Обязательно спросят, а что по этому поводу думает автор. А автор ничего не думает, кроме того, что это был самый красивый момент в его жизни. Но Ёжик так пламенно хотел поделиться своими ощущениями, что не прошло и недели, как появилось ещё несколько строчек.
«А иногда он злился. Тогда он становился неконтролируемый, и никто не мог его обуздать». Такие сложные слова выучил Ёжик, что бы сказка получилась серьёзней. Сначала он хотел написать какие-то другие слова, но они оказались неуместны – он почему-то думал что «витиеватый» тоже значит «неконтролируемый». Хорошо, что вовремя проверил.  
Уже через неделю, в юном писателе снова зажглась искра вдохновения, и стало понятно, что надо писать дальше. И опять было так трудно найти нужные слова. Всё получалось как-то не про то.  Иногда он искал нужные формулировки за столом, глядя на начало истории, пытаясь решить свой текст как математическую задачу. Тогда он ловил себя на бормотании «не мог обуздать… не мог обуздать… никто не мог обуздать»… А иногда уходил в лес, надеясь, что шум ветра и заснеженные пейзажи что-то нашепчут. Однажды в лесу он увидел, как плачет Волчонок, и хотел было подойти, но не подошёл. Ему нечего было сказать Волчонку сейчас. Зато Волчонку будет приятно прочитать его сказку. Думая о Волчонке, он вернулся домой, взял листок, и дописал: «Но вообще он всегда был добрый. Просто у него вот такой был характер, что иногда он злой. Ничего не мог с собой поделать. А хотел и пытался, и хотел, что бы все любили его. Но его любили не все. Ни никто, но совсем не все. А он грустил от этого, а от грусти злился. А потом грустил от того, что злится. И так раз за разом». Теперь сказку можно будет посветить Волчонку, и может быть, это как-то ему поможет?
Старый сюжет теперь не годился, благо его особенно и не было. Пришлось придумать новый.
«А однажды всем им стало холодно. А огонь был тогда не злым, а красивым и маленьким. И ему все говорят, что бы стал большим. Он стал большим и всех согрел. Не таким большим, что бы сжечь что-нибудь, а вот именно что бы согреть всех. И все согрелись и полюбили огонь. И стали пускать его жить в камины и свечи. А иногда ему устраивали Масленицу. И любили очень. Конец».
- Кому это «им»? Кто эти «они»? – строго спросил Зайка.
- Ну, которые сначала не любили, - робко протянул Ёжик.
- Давай сделаем так – ты придумаешь кто это, ладно?
- Постараюсь. А вообще понравилось?
- Вообще, - Зайка поморщил носик, - знаешь, ничего особенного, вроде как, но мне понравилось. Вот коротко и, главное, ясно. Кроме этих загадочных «их». Хотя, наверное, и не надо ничего придумывать.  Пускай загадка будет. Интрига. Ну, какая разница, в самом деле, какие такие «они». Не про них же сказка. А про огонёк –  так что… ну что, ну тут у меня книги есть получше, конечно, но для начала неплохо. Пиши дальше.
Зайка даже сдержался, и не стал нахваливать роман, за который собирался засесть. Это будет действительно серьёзный роман, конечно, ведь больше Зайки во всём Ареале прочитал только Лисёнок, то есть, получается, теперь уже и некому конкурировать с Зайкой.  Роман будет про взросление, и про любовь, и там обязательно будут обширные панорамы леса, ведь Филину так нравится, как Зайка восхищается природой. Зайка уже представлял, много раз, как Лисичка - существо, посвящённое в малые тайны мира, удивлённо посмотрит на него, прищурится, и спросит: «а это ты откуда знаешь? А вот это? Неужели сам догадался?». А потом будет ходить и всем говорить, какой у нас проницательный, умный Зайка.
А Лосёнок узнает себя в одном из персонажей, и скажет, сначала сердито: «зачем ты меня тут выставляешь на посмешище?» А потом успокоится, и, старательно зевая, что бы дать понять насколько всё это ниже его достоинства, и насколько всё это для него не имеет значения,  скажет «ну, может я и бываю не прав, ты мне глаза открыл, конечно, на кое-что в моём характере.  Я постараюсь, конечно, стать немного сноснее, но согласись, когда мы устраиваем мероприятие, кто-то должен решать что и как?»  Какого-то большего раскаяния от Лосёнка ждать не приходилось, куда же мы без его руководства, а паче того – без его суеты и брюзжания. А когда Зайка приходил к нему, предлагал собрать всех, и самим устроить спектакль, что услышал Зайка? «Ну, ты пока всех обойди, конечно, расскажи, а я пока решу – надо ли это». Лосёнок тогда решил, что надо, и так замучил всех – и Белку, и Кошку, и Зайку, и даже Мальчика своими измышлениями о том, что сначала надо разобрать сцену, потом собрать её получше, как, например, у Гуся в соседней Муравии, и только потом решать непосредственно со спектаклем, что все даже согласились уже, и начали разбирать сцену, да как-то всё в итоге утихло. В итоге нет в Ареале теперь никакой сцены.
Как бы там не было, если Лосёнок действительно чуть-чуть задумается о своём поведении, прочитав роман, это вполне сойдёт за Великую Силу Искусства.
Зайка вспомнил, что у него уже есть несколько очень хороших идей, но ещё нет ни единого листа текста. Есть, правда, какие-то графики. Это он вычитал в одной книге, и принял на вооружение: разными цветами он чертил на стене линии, которые - то пересекались, то расходились, символизируя взаимоотношения основных героев. Правда, пока Зайка не был уверен, кто такие эти его основные герои. И почему они так ведут себя: то пересекаются, то расходятся.  Но самое главное уже было придумано: роман будет о древних временах, когда были драконы, рыцари, богатыри, ассасины, янычары, самураи и всякие иные ниндзя. У Зайки они будут действовать все разом, и все будут очень разные, но очень будут убедительные и психологически достоверные. Лиса-самурая он себе представлял особенно хорошо, а вот кто такие янычары даже не был вполне уверен. А вот рыцарь как раз  будет обладать характером Лосёнка. Но будет он, скорее всего человеком – что бы было не слишком узнаваемо. Что ещё будет в романе? Вот это большой вопрос.
Зайка проводил Ёжика до двери, и вернулся было к своей книге, когда его осенило: там будет дракон. Дракон будет характером противоречив, а видом – устрашающ, но по сути – добр и мил. Вроде Волчонка. И всех он в итоге спасёт, но только потому, что вся эта компания – и янычар, и богатырь – и все они – отнесутся к нему хорошо, что будет стоить им всем больших усилий…  Однако, график на стене придётся переделывать… Так, в первый день этой новой весны у Зайки немного сформировался замысел романа, который он, быть может напишет, а может быть – нет.
 В первый день этой новой весны Мальчик и Девочка ждали Волчонка в гости. Они достали из кладовой варенье и булочки, накрыли стол, убрались в домике, и теперь из дел у них оставалось только самое трудное – ждать. А Волчонок всё не шёл.  
- Жаль, что у них тут нет телефонов, - сказала Девочка, - если пойти ему навстречу, обязательно разминёмся. Окажется, что он шёл не с той стороны, или что-нибудь в этом роде. Ненавижу ждать.
- Всё-таки правильно его не любят, - вздохнул Мальчик.  
- Ну ты уж не слишком… Мало ли что…
- Да я так, в порядке рассуждения. Ты в последнее время что-то часто говоришь про всякую технику. По городу соскучилась?
Девочка действительно всё чаще вспоминала про телевизоры, компьютеры, автомобили и всё то, без чего здесь как-то обходились, и не жаловались. Даже какие-то неприятнее вещи,