маленький кусочек хлеба! – заметила Лея. Кусочек ржаного хлеба, который лежал рядом с именинником. Фимка достал спички и зажег свечу.
- Поскольку сегодня день моего рождения, мой праздник, говорить буду я! – начал он свою речь.
- Сегодня я поздравляю себя с этим знаковым событием. В такие минуты принято подводить черту. Что же! Я готов!... Было все! И работа и семья! Были стихи и премьеры! Была короткая жизнь... Бессмысленные годы. Но все это в далеком прошлом, а то что можно забрать с собой, останется здесь навсегда, - и он приложил руку к сердцу. Лее стало не по себе. Жизнерадостный веселый Фимка теперь был серьезен, как никогда. Он не предавался меланхолии, но каждое слово вынимал из-за пазухи, трезво обдумывая, не сотрясал воздух шутками и прочей ерундой и говорил праздничную речь.
- Как мы живем?! Рождаемся и словно попадаем на стадион с длинными беговыми дорожками. А вдалеке на финише виднеется огромный праздничный торт с кремовыми розочками, с шоколадом, фруктами, мармеладом и всякой всячиной. И вот начинается бег. Все толкаются локтями, ставят подножки, норовят толкнуть в спину, наступить, затоптать. И еще замечаешь, что эти люди на беговых дорожках находятся на разных расстояниях от своей сладкой цели. Кто-то на полпути, кто-то в шаге от нее, а некоторые избранные уже забрались и сидят верхом, пожирая его. Они перепачканы кремом, корчат невероятные рожицы, со смехом и презрением глядя на остальных. А некоторые находятся на таком расстоянии, что жизни не хватит добежать. Таких большинство! Но все равно несутся сломя головы, не думая ни о чем. И глядя на этих… спортсменов – любителей сладкого, невольно рождается мысль – а стоит ли туда бежать. А может, нужно остановиться, оглянуться, посмотреть по сторонам и мчаться совсем в другую сторону или просто пойти размеренно, осмысленно, не толкаясь и не наступая, и ты увидишь, как прекрасен этот мир. И тогда, может быть, поднимешься над этим стадионом и поймешь, что жизнь – не беговая дорожка, а нечто другое, и полетишь, и сделаешь это быстрее других. Что-нибудь после себя оставишь. Хотя бы сделаешь попытку…
Почему-то стало грустно. Лея посмотрела на остальных. Те тоже были серьезны и внимательно его слушали.
- Хватит пустых слов! Не оглядываясь больше назад, хочу пожелать себе достойно прожить отведенный мне срок – годы или столетия, снова и снова возвращаясь сюда, пока эта земля принимает меня и носит! Что еще добавить?... Простите, если что-то было не так, - и он тряхнул головой. - Все!... Давайте! – громко воскликнул он, и все встали. Почему-то не чокаясь, выпили. Лея тоже пригубила волшебный напиток. Ей стало жутко. В эту минуту она не понимала, что происходит! Широко открытыми глазами смотрела на остальных. Все выпили и поставили фужеры на стол, сев на свои места, и только Фимка продолжал стоять, держа в руках коньяк. Он внимательно рассматривал прозрачный, хрустальный фужер, о чем-то думая.
- Пей! – воскликнул Филлипок, - сегодня можно! Сегодня твой день!
Фимка поднес фужер к лицу, посмотрел на коньяк сквозь прозрачный хрусталь, погрел в ладонях, понюхал. Лея впервые видела, как Фимка получает от этого удовольствие. Он с восхищением трезво смотрел на божественный напиток, готовясь выпить.
- Фимка! Давай! – воскликнул Казанова.
- Давай, старый трезвенник! – поддержал его Филлипок.
- Ну что же вы, Ефим Григорьевич? – отозвалась Королева, - смелее!
Фимка в последний раз взглянул на фужер, поднес его к губам, неожиданно поставил на стол, улыбнулся и воскликнул:
- Не в этой жизни! – и положил на него кусочек ржаного хлеба. Лея в ужасе вздрогнула. Она смотрела на горящую свечу, на фужер с коньяком, прикрытый корочкой хлеба. Стало жутко. И тут она поняла все.
- Не вздумай реветь! – засмеялся Фимка, глядя на нее, - Не реветь я сказал! В мой праздник! Налейте ей еще! Давайте, друзья, пейте… Помните, как там у Пушкина? – уже почти кричал он.
Играйте, пойте, о друзья!
Утратьте вечер скоротечный;
И вашей радости беспечной
Сквозь слезы улыбнуся я.
Прощайте! – и он выскочил из комнаты. Оттуда послышался возглас привратника:
- Вы готовы?
- Да! Готов! А ты не видишь? Еще как готов… Стой! Еще одну секундочку.
Дверь открылась, и Фимка вновь появился на пороге. Он подскочил на месте, и ногами быстро засучил по паркету, а лайковые ботиночки начали отбивать барабанную дробь. Фимка напоследок танцевал! Потом замер, оглядел всех, махнул рукой:
- Все! Теперь все!
Больше его не видели. Дверь громко захлопнулась, и в комнате воцарилась тишина. Лея едва сдерживала себя, остальные молча сидели, задумчиво глядя на свои фужеры. Вдруг из-за двери послышалось:
- Ну что, родимые. Заждались? Всем пррривет! А ты откуда здесь? Ну, здравствуй, дорогой! Какие люди!!! Посмотри, какая красотка! Ну ты прелесть, просто блеск! Пойдем, пройдемся напоследок! И у тебя сегодня праздник? У всех праздник, господа!... Гуляем! День рожденья…
Его голос таял в нарастающем шуме. И вот уже сильный ветер зашуршал за дверью, снося и низвергая все на своем пути. И снова тишина… Кромешная тишина…
- Прощальная гастроль! – послышался голос Филлипка. Лея больше ничего не слышала, она сорвалась с места и выскочила из комнаты. Быстро сбежала по ступенькам. Зачем-то обернулась, но не увидела никого. За ней никто не шел. Впрочем, это ее не удивило. В той комнате она больше не нужна была никому.
Неслась по городу, никого не замечая. Она должна была успеть. Солнце уже начинало садиться, и скоро наступят сумерки. Она должна попасть туда именно сегодня! У ворот кладбища остановилась и достала деньги. На всю оставшуюся сумму купила охапку тюльпанов и прошла внутрь. До закрытия оставалось полчаса. Сначала не могла разыскать Фимкину могилу. Тогда была ночь, а теперь в ярком свете солнечных лучей все выглядело совсем по-другому. Снова и снова кружила между могилами, пока не набрела на знакомое место. Здесь Фимка танцевал чечетку, здесь были похоронены его друзья, а вот и его могила. Последнее пристанище. Вдруг заметила, что у его скромной плиты находятся два человека – пожилая женщина и молодой человек лет тридцати. Они стояли и молча смотрели на его фотографию. Лея замерла. Кто мог прийти к нему сюда? – недоумевала она. Потом в голове промелькнуло – его бывшая жена и сын. Сначала не поняла, потому что представляла их совсем другими. В рассказах Фимки они оставались молодыми, а его сын был совсем еще ребенком. Но это было так давно. Лея стояла, нервно сжимая цветы, и терпеливо ждала. Женщина наклонилась, поправила маленькой лопаткой только что посаженную рассаду и встала, на прощанье оглядев могилу. Молодой человек, что-то вынув из сумки, подержал в руках, словно прощаясь, потом взглянул на фотографию отца и положил эту вещь на плиту. Они еще немного молча постояли, потом женщина взяла сына под руку, и эти двое направились к выходу.
Лея осталась совсем одна. Вокруг не было никого, скоро кладбище должно было закрыться, и редкие посетители уже успели разойтись. Подошла к могилке, положила цветы, потом взглянула на странный предмет, с удивлением обнаружив, что это книга. Трепетно взяла ее в руки. Сборник стихов! Начала листать. Ощутив на себе чей-то взгляд, обернулась. Перед ней возник образ Фимки. Он светился в зарождающихся сумерках, переливаясь серебряным светом.
- Положи на место! Не твое! – он ехидно улыбался, но было видно, что рад снова видеть девушку.
- Как вы мне все надоели! Не дают спокойно умереть!... А за цветы спасибо! – и засмеялся.
- Фимка! – удивленно прошептала она. – Фимка!
- Да, Фимка! Кто же еще! Фимка и есть! – и, посмотрев на книгу, произнес:
- А стихи я все-таки дописал. То есть мой мальчик. Разыскал незавершенное и закончил. Дописал-таки! Моя кровь! И как дописал! А сколько еще всего наваял! Настоящий поэт! Теперь со спокойной душой можно и на покой… Ну что, дорогая, плакать будем?
- Будем, - прошептала она.
- Будем, - довольно проворчал он. – Конечно, будем! Бедолага! Нечего тут с мертвецами разговаривать! Иди-ка ты, девочка,… живи! У тебя все еще впереди! Иди, сражайся! Фимку не забывай, но сюда больше не приходи. Нечего тебе здесь делать! И еще… Забудь ты этого… Выбрось из головы. Не стоит он тебя! Парень он ничего, только…
- Что? – тихо спросила она.
Фимка широко улыбнулся, глядя куда-то вдаль. Потом перевел взгляд на нее и повторил уже громче:
- Я говорю, парень он нормальный. Вот только…
- Что? – уже громче спросила она.
А Фимка уже кричал на все кладбище что было сил:
- Никогда ему не полететь, вот что!!! Слишком тяжел для этого! И для тебя тоже! Якорь на шее!... Якорь и все тут. Не полетит он, и ты с ним рядом будешь, как травинка на ветру, к земле клониться. А тебе нужно воспарить над этим миром и стать свободной! Понимаешь? Свободной! А этот, - и он пальцем указал на кого-то за ее спиной. Она нервно оглянулась. Там показалась большая фигура… Ильи. Она быстро приближалась.
- А этого… гони взашей! – продолжал ёрничать Фимка. - А ну его совсем. Не боец! Не воин! Якорь и все тут… Слушайте! Как вы мне все надоели! Не кладбище, а проходной двор. Даже здесь не дают покоя!
Лея смотрела то на Фимку, то на бегущего Илью. А тот стремительно приближался.
- Что вы от меня хотите? – зло воскликнула она, глядя на гиганта.
- Прощай! – Фимка начал таять, а его изображение исчезать, растворяясь в серебристой прозрачной дымке. Теперь он, растопырив пальцы, махал ей рукой и улыбался.
- Прощай!!! – кричал он. - А этого гони-и-и! Ну его совсем!!! Ну его! Гони-и-и-и!!!
Она неотрывно следила за мерцанием серебряного облака, в котором еще видна была фигура Фимки. Вдруг почувствовала, как большая рука обхватила ее за талию. С ужасом ощутила, что отрывается от земли, повисая в воздухе. Дико закричала. Стало страшно, но она поднималась все выше и выше, уже парила над могилами, а сильная рука, что было силы, прижимала ее к мощному телу.
- Отпусти меня!
- Нет!
- Отпусти меня, мы упадем!
- Нет!!
- Я боюсь высоты!
- Я тоже!!!
- Вот дураки! Ей Богу! Как дети! – уже хохотал Фимка, размахивая руками.
- Дураки и все тут!... Слава Богу! Наконец! Свершилось! Он сделал ЭТО! – и с этими словами Фимка исчез совсем. Теперь уже навсегда.
