Я уже опубликовал воспоминания о своих родителях, но слишком общие. Мемуары я, вообще, не люблю или считаю, что пока что рано писать их, поживу еще лет двадцать.Но тем не менее, после того, как родители ушли в мир иной, четыре года назад, оба почти что одновременно, я понял что они были для меня теми самыми "ближними",и я их никогда не забуду. И хочу вспомнить еще кое-что. А именно, мы жили достаточно близко к природе. Мне, кажется, это редкость для современной цивилизации.
Хотя мы жили в индустриальном городе в Кемеровской области, в Сибири. В очень грязном и экологически плохом городе металлургов и шахтеров, где не было и нет "провинциальных парков" таких как в Онтарио, в которых скворечники для птиц пронумерованы персоналом, внутренняя полиция следит за правилами распития алкогольных напитков и разведения костров. Все это в Онтарио замечательно, и характеризует "социализм", построенный в рамках "империализма". При этом в 50 километрах от дикой зоны, иногда там и медведи есть, можно найти конвенциональный МасDonald, точно такой же как и в центре Торонто.
Все было не так 40-50 лет тому назад в Сибири.
У моего отца никогда не было автомобилей. Хотя он мог себе материально позволить "Москвич" или "Запорожец". Просто он не был любителем, а на работу не проблема было ходить пешком или ездить на автобусе. Но у него были лодки. На моторных лодках мы все время плавали по реке Томь, до 200 километров в одну сторону и обратно. Даже я сам в возрасте 12-14 лет плавал по всем горным перекатам один, меняя срезанные шпонки, иногда ночью. У нас было некое строение ,вроде "дачи", в глухой деревне в тайге. Электричества там не было, керосиновые лампы. Но жили там несколько семей, русские. Коровы давали молоко.
Вообще то, коренное население в тех местах это хакасы и шорцы. Отец начинал с того, что с приятелями сплавлялись от Междуреченска до Мысков, иногда на резиновых лодках, иногда на плотах, и во всех деревушках заводили знакомство с лицами нерусской национальности. В частности диковинкой был фотоаппарат. Вся семья шорцев выходила фотографироваться, а на следующий год отец привозил им фотографии - за что он был как бы любим аборигенами. Они продавали ему мед, соты с медом, пускали в баню - и я, и моя мама, мы также были допущены к этим межкультурным контактам.
Наверное, это лучшие воспоминания всей моей жизни.
Также я помню более индивидуальные походы с отцом в тайгу, когда мы была вдвоем. Мы ловили с ним так называемую сибирскую форель или хариуса. Честное слово, я лично вытаскивал до десятка рыбин. Но интересен был сам процесс. Кристально чистая и глубокая речка, правила на какую наживку клюют предпочтительно, и азарт, когда удается подсечь и вытащить красивое животное... Мы их и не могли всех съесть. Солили и везли домой. Рецепты ухи и прочее - это уже отдельная тема. Кстати, хариуса можно немного просолить и есть без всякой вторичной обработки.
Отец еще ловил на спиннинг больших тайменей, но я не участвовал. Уху, да, помню, хлебал у костра.
Вспомню, еще один эпизод, практически о том, как отец спас мне жизнь.
Я уже учился в Новосибирске в физмат школе, и приехал в Новокузнецк поздно осенью на выходные. Мы поехали на "дачу", точнее, в этот самый наш "сруб", где рядом жил только русский дед Степан со своей бабкой при лучине, или, абсолютно точно, при керосиновой лампе. Я, представления не имею, какой он там занимал пост при той советской власти, как он зарабатывал на жизнь. Кажется, он вообще не мог существовать.
Но, не важно. Вечером мы стали выбираться в Междуреченск. Для этого надо было проплыть на лодке километров 50, по существу обогнуть большой длинный остров, разделяющий реку Томь на две протоки. На выходе из протоки на юге уже начиналась "цивилизация", то есть можно было выйти на станцию электрички, пройдя пешком около пяти километров. Да, никаких автомобилей у нас лично не было, я начал водить машину только в 2007 году в Канаде, более чем на 30 лет позже описываемых событий.
Все бы было хорошо и по плану, если бы вечером, когда мы плыли не пошел снег и не начался буран. Это природное явление на реке поздней осенью также сопровождается так называемой шугой. Чистая поверхность реки вдруг заполняется льдинами, точнее, мягкими льдинами, которые скорее просто глыбы снега, по ним идти нельзя. Но нельзя также и плыть, лодка застревает.
В общем, мы застряли посреди реки от берега, примерно на расстоянии 300 метров. Через эти 300 метров нужно было как-то пробиться и попасть на левый берег реки. Никаких людей не было и в помине в радиусе 100 километров или больше. Ну, да, и мобильных телефонов в те времена не было.
Мне было, 14 лет, и я просто сел на корме в уголок и стал замерзать. Уже стемнело, и было видимо около 10 вечера. Отец говорил мне - так просто не сиди, замерзнешь. Но лодка то была без мотора, только весла.
Нам повезло только в том, что шуга пришла в стационарное состояние и нас не несло дальше. Трудно сказать сколько часов мы со скоростью 10 метров в час, как на ледоколе, прорубались к берегу. Причем, в основном физическую работу проделал отец, одним веслом. Ему было столько же лет, сколько и мне сейчас, примерно.
Имея любовь к философским рассуждениям, тут я, пожалуй, скажу, что рассказы Федосеева и Арсеньева про тайгу, мне интереснее трактатов Руссо и Торо.
