Ложь.Записки кулака. Часть 3.

Котласа инструмент, который утром должен быть готов  к работе. Дав такое указание, он отозвал Ивана Ивановича в сторонку.
- А мы, Иван Иванович, пойдем,  посмотрим, что вы тут натворили за все это время, - проговорил прораб, когда они отошли от мужиков на несколько шагов.
Они направились к свежевыстроенному срубу конторы, который возвышался над обрывом реки, презрительно глядя своими оконными проемами на убогие шалаши. Когда они подошли к срубу конторы, прораб окинул взглядом постройку, неторопливо обошел ее снаружи, зашел внутрь, хлопнул ладонью по венцу, улыбнулся и сказал:
- Ну, Иван Иванович, не ожидал от мужиков такой лихости и мастерства. Кто бы мог подумать, что извечные пахари и сеятели сумеют так красиво, одним топором, сладить такое чудо. Спасибо тебе, мужик, за такой подарок. Чудный наш русский мужик, непонятный. Эх ты, матушка Россия! Ты и убога, ты и обильна, ты и могуча, ты и бессильна.… Давай, Иван Иванович, посидим, отдохнем, поговорим, покурим, а мужики и без нас знают, что им делать. Да, там мы привезли махорку, ведь все исстрадались без курева. Локман не курит, ну и заартачился, говоря, что  без этого зелья никто еще не умер. Пришлось мне настоять на своем!
Прораб достал из кармана несколько пачек махорки, протянул их Хохлу и сказал усмехнувшись:
- А это тебе награда за твои дела, а то ты, смотрю, сосешь  пустую трубку.
- Вот за это спасибо! – Хохол торопливо набил трубку махоркой, затянулся и вдруг закашлял, вытирая ладонью глаза.
- Я хотел бы еще поблагодарить тебя за мужиков, которых ты подобрал нам для поездки в Котлас! – продолжал прораб. - Если бы не они, то сидеть бы нам с обозом до морковного заговенья в каком-нибудь овраге. Сколько бы они сделали добра, занимаясь дома своим делом. Эх, матушка, Русь!
Хохол молчал, слушая прораба, но почувствовав грусть в его словах, решил поддержать разговор.
- Владимир Степанович, а почему сменили прежнего начальника лагеря? Вроде он был неглупым человеком, в людях разбирался хорошо, был добрым к ним?
- Вот за это его и сняли. Он успел мне рассказать, что его обвинили в увлечении благоустройством и в неспособности оперативно наладить заготовку леса для Беломорканала. По приезду в Котлас наш бывший комендант попал на расширенное совещание руководителей ГУЛАГа. Вел совещание  начальник Главного управления трудовых лагерей и поселений Берман. Присутствовали начальники отделов  Паукер, Реденс, Иоффе, начальники областных лагерей Коган, Финкельштейн, Шкляр, Фридберг, Фирин, Кацнельсон. Присутствовал даже начальник всех тюрем Апетер. Берман сообщил, что он недавно приехал из Москвы, где их собирал заместитель председателя ОГПУ Ягода. Обсуждался вопрос работы лагерей. В своем выступлении Ягода подверг жесточайшей критике расхлябанность, и отсутствие  дисциплины среди заключенных, выселенных и самих руководителей лагерей. Последние, по его словам,  находят сотни причин, чтобы оправдать свою бездарность, неумение руководить, а иногда даже саботировать распоряжения партии и правительства. Ягода предупредил, что отныне не будут приниматься никакие оправдания и причины  срыва задания по постройке Беломорканала. Сказал, что пусть никого не тревожит смертность и болезни заключенных и выселенных, ибо на замену пришлют других. Сослался на слова товарища Сталина, который подчеркнул, что все проблемы связаны с людьми, а если нет человека, нет и проблем. Ты, наверное, спросишь, для чего я тебе это рассказываю? Да мне после того, что говорилось на этом совещании, хочется выть во весь голос. Власть готова уничтожить весь наш народ, и если их не остановить, то они это и сделают. Но я бессилен чем- либо помочь. Знаешь ли ты, что такое лагеря, сколько их разбросано от Архангельска до Урала? До этого мне пришлось поработать в некоторых, и там я уже видел воочию, что такое голод, болезни и смерть.  Я, не хуже тебя, думал, что всё зависит от лагерного начальства, но теперь понял, что партия и правительство возвели  процесс уничтожения  русского народа в ранг государственной политики. И еще рассказываю об этом потому, что все вы обречены на вымирание,  и никто не ударит пальцем о палец, чтобы этого не случилось. Передохните здесь от голода и болезней, пришлют на ваше место новые эшелоны с новыми заложниками. Нет человека, нет и проблем! Ведь об этом прямо заявил Берман. Недаром же он отстранил от работы нескольких руководителей, в том числе и нашего бывшего коменданта. Некоторых я знал, и это были не самые глупые люди. Теперь он заменил их Локманами.
- А что он за человек, этот Лохман? Случаем, он не родственник нашему доктору? – вдруг спросил Хохол прораба.
- Едва ли. Да его не Лохман, а Локман фамилия, а что он за человек, поживем-увидим. В Котласе я встретил своего коллегу по институту, он работает то ли бухгалтером, то ли писарем у начальства. Он мне кое-что рассказал о нём. По бумагам, его отец был мелким портным в Бердичеве, и Исаак с малолетства помогал отцу кормить многочисленную семью. Он малограмотен, плохо воспитан и будет стараться выслужиться перед начальством, что бы получить продвижение по службе. Будет творить всякие пакости и беззакония. Мы еще хлебнем с ним горя, тем более, что и пожаловаться будет некому. Но пользуясь его невежеством и малограмотностью, я все же постараюсь навязать ему свою волю. Только прошу тебя не спорить с ним, не возражать, соглашаться с его указаниями, а делать будем по-своему. Ты постарайся, что бы работа  двигалась, а я буду докладывать о заготовке древесины с перевыполнением плана. Уверен, он ничего в кубометрах не смыслит, да и рассчитать их у него в голове не хватит цифр. Сплавлять брёвна мы будем не в плотах, а молевым способом, то есть россыпью. Какой дурак там, в низовьях, будет их считать по бревну в лесоспусках? Сколько напишем, столько и оприходуют. Наша с тобой задача помочь людям выжить. Кстати, скоро вскроется река и пусть все, старые и молодые, готовятся к рыбалке. Рыбы в этой реке много и крестьяне, надеюсь, умеют её ловить. Пусть ещё готовят  петли и ямы для ловли мелкого зверя, которого здесь тоже навалом. А теперь иди к людям, а я пойду к начальнику, поговорю с ним по душам.  
Исаак Ефимович сидел в шалаше на тулупе, прикрыв ноги одной  его полой. Владимир Степанович, войдя в шалаш, спросил:
- Можно к вам?
- Заходите, Владимир Степанович, жду вас с нетерпением. Хочу знать, что у нас делается?
- Все мужики заняты наладкой инструмента. Без хорошо наточенных топоров и пил валить лес нет смысла.
- Разве все это требует много времени?
- Много. Пилы необходимо не только наточить, но и развести, а для пил предназначенных для роспуска бревен на доски, нужно сделать некоторые приспособления. Кроме того,  нужно соорудить козлы. Топоры мы привезли без топорищ, а их нам нужно не только изготовить, но и насадить на топоры.
- Прошу вас, Владимир Степанович, не спускать глаз с этих мужиков, с них нужно требовать не только работы, но и контролировать каждый шаг. Я смотрю, что многие из них шатаются по лагерю без дела. Отныне на ночь нужно выставлять охрану, ибо охранники совсем обленились и не следят за передвижением людей, так они могут и разбежаться!
- Вот об этом, Исаак Ефимович, я и хочу поговорить с вами.  Насколько мне известно, вы до этого работали с заключёнными? Эта категория людей требует к себе особого подхода. Их в свое время арестовали, судили, каждому из них определили срок заключения. Я сам такой и по себе знаю, что такое тюрьма. Лагерное начальство делает всё, чтобы заключённые, оторванные от семьи и обычной жизни, помещённые за колючую проволоку с часовыми на вышках, работали, соблюдали дисциплину, подчинялись правилам тюремной жизни и не могли сбежать из-под охраны. Люди в нашем лагере не заключённые. Их никто не арестовывал и не судил, а просто выселили из сёл и привезли сюда на работу. Это трудовой лагерь, а они - рабочие. Если заключённые изолированы  от семьи и общества, то переселенцы живут семьями, с жёнами, детьми и стариками. И всех их нужно кормить, чтобы не умерли с голода. Конечно, можно рассуждать, что вместо умерших к нам пришлют новые эшелоны переселенцев. Но пока мы их не видим и будут – ли они, никому неизвестно, а вот древесину требуют уже завтра. На днях вскроется река и мы должны начать сплав леса. Вот вы сказали людям, что отныне все работники будут кормиться из общего котла. А где эти котлы, которых у нас нет? В чем вы собрались варить? Потом говорите, что охрана должна ночью следить за передвижением людей. Зачем? Вы боитесь, что они сбегут? Напрасно, у каждого мужика здесь семья, которую он никогда не бросит, подавшись в бега.  Этих людей не надо заставлять работать - они вечные работники и без дела сидеть не будут. Это не уголовники, не интеллигенты, которые не привыкли к физическому труду. Они с детства привыкли трудиться и не нуждаются в понукании.  И еще, убедительно прошу вас снять с ремня кобуру с наганом и спрятать его под куртку, не надо будоражить людей!
Начальник, не перебивая, выслушал прораба, сказал, что благодарит за информацию и подумает над его предложениями. Выйдя из шалаша, прораб встретился с Иваном Ивановичем, который ждал его. Ему очень хотелось узнать, чем закончились переговоры между двумя начальниками. Владимир Степанович не остановился и прошел мимо, дав Хохлу знак следовать за ним  к лесу. На опушке, разместившись на бревнах, мужики ладили инструмент, тут же стояли только – что изготовленные козлы для распиловки бревен. Одни точили пилы и топоры, другие делали топорища и насаживали их на топоры. Несколько ребятишек осколками стеклянной банки, найденной у шалаша охраны, шлифовали топорища. Прораб с Хохлом, посмотрев на работу мужиков,  углубились в лес, нашли бревно, присели на него и закурили. Первым нарушил молчание Хохол:
- Поговорили?
- Поговорил, как уксусу напился?
- И что он сказал?
- Ничего, промолчал. Мне кажется, что он так ничего не понял!
- Он что тупой или притворяется?
- А кто их этих евреев поймет? Думаю, что он хорошо все понял, но все равно
будет лезть из кожи, чтобы угодить своему начальству.
- А скажи мне, Владимир Степанович, почему у нас в России стали заправлять одни недоумки? Дома русские, здесь евреи?
-  К сожалению, Иван Иванович, не только в России, а по всему миру правит очень много, как ты выразился, недоумков. Точнее, психопатов, на которых сразу не подумаешь, что они больные. Если верить знаменитому писателю Льву Николаевичу Толстому, то он считал и был твердо уверен в том, что миром правят только одни сумасшедшие, поскольку нормальные люди командовать другими или стесняются, либо просто не могут. Объяснял свои выводы Лев Николаевич очень просто. Дело в том, писал он, что психически больные люди намного успешнее нормальных могут достигать поставленных перед собой целей, поскольку им не ведом ни стыд, ни совесть, а порой и страх, что позволяет даже совершать героические поступки ценой собственной жизни. Я думаю, что ему можно поверить, так как у него самого на старости лет с головой стало плохо, а церковь прокляла и предала его анафеме. И ты думаешь за что? За то, что призывал не сопротивляться злу, а безропотно позволять всякой дряни и нечисти жить и калечить жизнь окружающим