– Это возмутительно! – Негодовал мужчина в дорогом костюме. – Что это за мазня?!
Художник – молодая девушка, лет двадцати, стояла у этюдника с отрешенным видом, словно изваяние, а повязка на её глазах усиливала ассоциацию со статуей.
– Прошу вас, успокойтесь и уходите. Вас предупреждали, что портреты не всегда удаются, – пыталась утихомирить скандального клиента старшая сестра девушки.
– Тоже мне, Фемида. Дура слепая!
– Послушайте, голубчик, – за спиной смутьяна появился пожилой мужчина, уже пару часов ожидавший очереди в соседней комнате и очевидно потерявший терпение, – вы не только невежда, но ещё и хам. Я не позволю вам оскорблять даму. А Фемида слепа, потому что беспристрастна, перед ней все равны: вельможи, князья, цари и простолюдины, она вершит суд над всеми одинаково.
– Одинаково?! – снова взревел смутьян, – вы посмотрите на другие её картины.
Стены мастерской украшали прекрасные портреты, в основном сестры художника. Контуры слегка размыты, но в разноцветных масляных пятнах чётко угадывались лица и предметы. Был в этом какой-то непередаваемый стиль, а сопутствующие мысли об эстетике полотен с трудом уживались со знанием о слепоте автора.
– Но ведь это состоявшиеся работы, – парировал пожилой джентльмен. – А вы знаете, сколько неудач, проб и ошибок стоит за каждым шедевром? Сколько трудов и времени тратится вроде бы впустую? Вы знаете, каково это, месяцами корпеть, а потом разорвать, сжечь или загрунтовать, чтоб сберечь для новой работы холст? Что вы вообще знаете о работе творца?!
– Но ведь не в этом дело. Не в том, как, а в том, что она нарисовала. Это издевательство какое-то!
Джентльмен только теперь присмотрелся к эскизу на этюднике, повёрнутом для демонстрации. Его мимика не дрогнула, но по-мальчишески озорные глаза, засверкав смешинками, выдали хозяина. С полотна на зрителей гордо и чинно взирал натуральный осёл. Все человеческие черты так явно переданы, что просто не могло не вызывать восхищения – как это удалось автору? Шарж – как шарж, но детальное портретное сходство очевидно и взбесило натурщика.
– Нда… царский портрет, – прервал повисшую тишину джентльмен.
– Вы издеваетесь?!
– Царя Мидаса напоминает. Он «прославился» не только за любовь к золоту, сам Аполлон приложил руки к его августейшему лику. За предвзятость в судействе одного поединка светлейший сотворил ему такие же длинные уши. В свете этого и помянутой Фемиды – вы часом не судья?
Мужчина побагровел, потом его лицо почти позеленело, но слова так и застряли в горле. Постояв ещё секунду, он резко развернулся и помчался прочь. Когда стих звон от громко хлопнувшей входной двери, джентльмен махнул в сторону удалившегося.
– От лица всех мужчин приношу извинения за этого и подобных индивидов. А портрет прекрасен, даже слишком. Не стоило столько внимания уделять этому позёру, не заслужил.
Гость наконец позволил себе улыбнуться. Напряженная обстановка уже почти развеялась, но слова благодарности так и не успели сорваться с губ девушек. Смутьян в дорогом костюме ворвался в комнату с новой порцией ругательств.
– Это произвол! Я не позволю! Слышите?! Не позволю запятнать моё честное имя!
– Голубчик, ну зачем же так трубить? Приберегите свою иерихонскую медь для другого случая – здесь глухих нет.
– Да вы знаете, кто я?!
– И прекратите размахивать мандатом. Лучше объясните, что вы ещё хотите от бедной девушки? Вы и так всех утомили.
– Я требую уничтожить эту мерзость! Немедленно!
– Вы о портрете? Так он не закончен и, очевидно, никогда не будет. Там всего лишь первый слой.
– Нет! Знаю я вас, мелких проходимцев.
– Ой, ли?
Скандалист снова подавился словами, уж слишком старичок оказался самоуверен, бедняге, наверно, впервые довелось столкнуться с таким неподчинением, это просто выбивало из колеи. Оскорблённая особа хрипом прочистила горло, дабы убедиться, что дар речи ещё не покинул.
– Я требую, немедленно уничтожить, иначе… – тон неожиданно снизился, вместо крика фразы стали выплёвываться короткими порциями, – иначе, если это просочится в прессу…
– Вам надо, вы и уничтожайте, – джентльмен вовсе не желал дослушивать, что будет иначе, – только скорей избавьте нас от этих сцен, я вас умоляю.
– Что?! – почти прошипел скандалист.
– На вас и так потрачена уйма времени. Уговор помните? Нравится портрет – ждёте, пока его допишут, а в назначенный срок оплачиваете и забираете. Не нравится – ничего не платите и молча уходите. Всё по-честному.
Смутьян так и не нашелся что ответить. Наконец, придя к верному выводу, что криком тут ничего не добьётся, он потянулся к портрету, всерьёз намереваясь его забрать.
– Один момент.
– Что ещё?! – «а старичок-то не уймётся» так и читалось в глазах «страдальца».
– Формально, вы сейчас посягаете на чужое имущество. Подрамник, он, знаете ли, денег стоит. Это не просто деревяшка, а выполненный под заказ инвентарь. Сейчас так трудно найти правильный подрамник, на котором будет хорошо сидеть холст.
Мужчина всем своим видом выказывал крайнее раздражение, но всё-таки достал кошелёк и, как заядлый картёжник, выкладывающий козырный туз, манерно хлопнул зеленоватой купюрой об стол.
– Прекрасно. А теперь за холст, за труды по его грунтовке, а так же за потраченную краску.
– Подавитесь!
Ещё одна купюра легла на стол.
– Очень хорошо, материалы оплачены, осталось заплатить за работу, за потраченное время. И не надо так на меня смотреть. Это вы на словах намереваетесь уничтожить шедевр, а кто вас знает, может быть вы его повесите в потайной комнате и будете втихомолку восхищаться талантом автора.
– Да чтоб вас! – рявкнул смутьян.
Он швырнул на стол всё оставшееся содержимое кошелька и схватил картину.
– Если вас это утешит, то большая доля от вырученных средств перечисляется в фонд общества слепых. Так что почувствуйте себя меценатом, хотя бы разок. Вам завернуть?
– Обойдусь. А то ещё и за упаковку потребуете.
Мужчина снял свой дорогой пиджак и прикрыл им лицевую часть холста.
– Не запачкайте ваш «Армани», краска ещё не высохла, – бросил джентльмен вдогонку удаляющемуся гостю. Ответ, куда ему следует пойти, он уже не расслышал, но догадаться было бы не трудно.
– Простите, леди, но, увы, некоторых особей природа определила как мужчин только на самом микроскопическом молекулярном уровне, по наличию игрек хромосом. Кстати… забавно, – джентльмен усмехнулся, – Представляете, у всех скелеты, а у этого будет портрет в шкафу. А что? Звучит! Портрет в шкафу – прям название для романа. Хотя, подобное уже было у корифеев.
– Мы вам очень благодарны, – обратилась к спасителю сестра художницы – но, видимо, придётся вас разочаровать, напрасно сегодня потратили столько времени на ожидание, этот тип высосал все силы, и…
– Ничего страшного. Я понимаю. Зайду в другой раз.
– Нет, нет, – возразила художница – Я не устала и готова работать.
– Леди, вы уверены? Если вы беспокоитесь, что этот «горе – Дориан Грей» вернётся, то напрасно. Окружной прокурор шума вокруг себя не любит, хоть и вечно его создаёт, в чём вы только что убедились.
– Прокурор? – изумилась сестра.
– Он самый. Чему тут удивляться? Ваши чудные портреты давно стали символом престижа. Впрочем, я тут не из-за этого, меня интересует само дарование автора. И я готов ждать сколько угодно.
– Спасибо вам. Но ждать не нужно. Давайте начнём прямо сейчас.
– Лера, ты действительно готова? Вы извините меня, – девушка стала оправдываться, – но такое впервые, обычно после таких… сложных клиентов она долго отходит.
– Не беспокойся, Диана, меня очень заинтересовал наш гость. Думаю, его портрет напишется быстро. Вы не против, если я сниму с глаз повязку? Без неё мне комфортней.
– Конечно, ведь мне не нужно доказательств, как таким вот… – джентльмен кивнул головой в направлении выхода.
– Очень хорошо. У нас редко бывают гости с такими прекрасными манерами. Мне очень приятно с вами общаться, а ещё приятней будет написать ваш портрет.
– Весьма польщён и весь в предвкушении.
– Прошу вас, присаживайтесь.
– Благодарю.
В комнате воцарилась тишина. Диана с любопытством наблюдала за происходящим, впрочем, ей рабочий процесс не был в диковинку, скорее «свежими» были обстоятельства, при которых происходил действо. А вот джентльмен заворожено следил за тем, как ловко размешиваются краски, безошибочно выбираются нужные предметы, кисти, тубы, палитра, как свободно перемещается творец по своей мастерской, словно бы и нет никакой слепоты.
– Я понимаю, привычка, чувство знакомого пространства, – шепнул он Диане, когда та приблизилась, – но как она определяет цвета, чувствует оттенки, это достойно восхищения. Я несказанно рад видеть это своими глазами. Простите, если это вас не смутит, расскажите поподробнее об её недуге.
[justify]
