На гребне чувств.
(Рассказ)
Человек неторопливо шел по городу. Да, теперь это был просто человек. Один из всех. Такой же, как тысячи случайных прохожих. Со стороны казалось, что он прогуливается. Он же брел, сам не зная, куда. Ему даже не было грустно. Он чувствовал себя белым листом бумаги, на котором все предстоит писать заново. Опустошенным, утерянным для самого себя и для других. Он знал, что все предстоит начинать с ноля. Но как?
Еще вчера – известный писатель, прозаик и поэт, покоривший сердца читателей остротой мысли, проницательностью и, вместе с этим, романтичностью сюжетов. Кто бы мог поверить в то, что теперь он не может написать и предложения.
Это все произошло из-за той аварии. Он потерял память. Вначале не помнил, даже как его зовут. Но она постепенно вернулась. Вся прожитая жизнь перелистнулась перед ним, как страницы его написанных книг. И возвратом памяти он был обязан только самому себе, своему усердию и желанию выжить. Но это была словно не его жизнь, чужая, прожитая кем-то, не им. И, наверное, с утратой прежнего мироощущения не хотела возвращаться и способность писать. И этого ему сильно не хватало. Он чувствовал, знал, что должен этому миру что-то, но отдать не мог.
О том, что он был писателем, знал от родных. Да еще его собственные книги красноречиво говорили об этом. Но в то, что это все написано им, а не кем-то другим, он все еще не мог поверить. Не верил потому, что теперь ничего не умел. Да ведь этому и не научишься заново.
Над его проблемой бился ни один психоаналитик. В работу включились самые авторитетные научные сотрудники. Он регулярно посещал их, но ему это мало чем помогало. Опять одни и те же наводящие вопросы, рекомендации, процедуры. И все напрасно. Ни писательские способности, ни память сердца не возвращались к нему.
Каждый день он являлся в кабинет своего психотерапевта, чтобы ответить на одни и те же вопросы, уже изрядно поднадоевшие им обоим:
-- Как ваше самочувствие?
-- Удовлетворяет.
-- Ничего не беспокоит?
-- Нет.
-- Вы читали рекомендуемые книги?
-- Да.
-- Что-нибудь вернулось? Способности, чувства?
-- Нет.
-- Как вы думаете, в чем причина?
-- Это не мое...
-- А свое читали?
-- Нет. Нет. Нет... Не могу. Это тоже, словно не мое...
Он заметно начинал нервничать. На этом психотерапевт прекращал свой «допрос», выписывал кое-какие расслабляющие процедуры и что-то рекомендовал. Бывший писатель соглашался со всем и уходил, чтобы снова остаться наедине со своим горем.
Возможно, многие не смогли бы понять его проблему. От чего может страдать человек, если у него ничего не болит? Память вернулась, вокруг заботливые родственники. А то, что не пишется, пока, так это временные трудности. Ведь он и так немало написал, и гонорары получает неплохие, по сей день.
Сколько времени понадобится на то, чтобы восстановить его, наполовину разрушенную, личность, никто не знал. И только ему самому было известно, что каждый день, прожитый впустую, может стоить ему очень дорого. И от этого ему становилось еще тяжелее.
Каждый день, он перелистывал собственные книги, пытаясь угадать, какие чувства правили им, когда он писал тот или иной роман. Холодным умом он понимал, что произведения его гениальны, но ему самому не дают ничего. Ни одно из написанных событий не напоминало его собственную жизнь. Ни один из героев – его самого.
Да, он был большим знатоком человеческих душ, не раз спасал их и возвращал из утопии. А его собственная затерялась теперь где-то в космосе, далеко в неизвестной галактике и никто не может помочь вернуться ей на землю.
Он брал альбом с фотографиями, пересматривал их, отчетливо помня всех, кто изображен на них. И снова ему казалось, что это не его жизнь, а чужая.
И, вот, однажды, туманным осенним утром он, как обычно, вышел прогуляться по аллеям его любимого парка. На улице было мало прохожих, в парке – отдыхающих. И лишь его одинокая фигура бесприютно бродила по дорожкам, останавливаясь у клумб полюбоваться цветами. Туманная погода нравилась ему прежде по какой-то особой причине, но теперь он этого не знал, и не мог вспомнить. Сейчас туман давал ему прекрасную возможность сильнее углубиться в размышления. Он снова пытался восстановить былые впечатления, но ему это не удавалось. И только возникала тоненькая ниточка, связывающая его с какими-то событиями из прошлого, но и та обрывалась в плотно скопившемся на сердце тумане. Он старался уловить спасительный лучик, но не мог...
Устав от напряжения, он присел на скамейку. И опять его собственное телодвижение показалось ему знакомым и ведущим к чему-то такому, что напоминало свет. Что крылось за эти всем, он отгадать, пока, не мог. И любимый парк, и туманная погода, и выбранный для прогулок маршрут, все напоминало ему о чем-то. Но о чем? И почему именно этот старенький парк, далеко не лучший в городе, стал для него любимым, он тоже не мог отгадать. И почему он бродит именно по этим аллейкам, не знал.
И, вот так, он сидел на лавочке, прикрыв глаза. Безнадежно отпустив все попытки вернуть себя. Вдруг он почувствовал, что рядом с ним присел еще кто-то. Судя по всему, это была девушка или, скорее, женщина средних лет. Совершенно неожиданно его обдало волной сногсшибательного аромата духов. Причем, духи, источавшие волшебный запах, были не такими уж распространенными и давно вышедшими из моды. Он вдохнул запах полной грудью, не открывая глаз. Тончайший аромат показался ему до боли знакомым. Как известно, ничто не может так взбудоражить память, как запах. Еще секунда, ну, еще немножечко, воспоминания тонкой струйкой ручейка должны были заполнить его опустошенную душу. Он машинально повернул голову к, рядом сидящей, женщине. Это была солидная дама старше средних лет. Нет, не она, другая вскружила ему голову двадцать лет назад. Вероятно, он даже прошептал ее имя вслух, а незнакомая дама теперь смотрела на него удивленно и настороженно. Эта женщина пользовалась такими же духами, как и его любимая двадцать лет назад. Он смущенно отвел взгляд. Женщина встала и, шурша юбкой, такой знакомой походкой прошла мимо него. И, все же, это была не она.
Теперь он вспомнил все. Всю радость и горечь ушедшей любви, бывшей смыслом его жизни. Они расстались по нелепой случайности. У нее родился ребенок. И только через пять лет после их разлуки он узнал, что это его сын. Он больше никогда не видел ни ее, ни мальчика. Они переехали в другой город. Но он не прожил дальнейшую жизнь в одиночестве. Женился. Появились дети. Теперь – внуки. Но то утраченное, по его вине, чувство, оказалось самым сильным. Чувство не только любви. Чувство не истраченного долга, чувство вины. Оно держало его всю жизнь, побуждало на творчество, давало новую пищу для размышлений.
А сколько раз он пытался забыться, молил Бога, чтоб освободил его тот мук совести и помог забыть ее. И, вот теперь, сидя на этой полуразвалившейся скамейке, он просто чумеет от счастья и благодарит Всевышнего, что тот вернул ему былую боль.
И совершенно уже было не важно, что та первая свежесть любви ушла. Теперь была только память. Память его сердца и он сам. Наедине друг с другом. Постепенно он ощутил прощение самого себя. Значит, он прожил жизнь не зря. Он познал, что такое любовь, глубокая любовь и теперь может вновь и вновь рассказывать об этом всему миру. Он познал, что такое страдания и знает, чего ждут от него другие люди. Теперь он вновь умеет сопереживать.
«Я снова жив!» -- повторял он как в полубреду.
И, придя после прогулки домой, он достал... кисть и акварельные краски, заявив восторженно самому себе: «Пока я чувствую сердцем этот мир, я буду творить. А каким способом отдам себя – это не важно!»
Сентябрь, 2006 г.
