КРЕСТ ПОБЕДЫ

                                                                                            « Древний огонь Реконкисты в походы зовет!»
                                                                                                                                             Дмитрий Ревякин

  - Государь! Алькама с тысячей всадников вышел из Лукус Антурума второго дня и идет к нам! С ним прелат из Севильи Оппа, брат покойного короля Витицы, завтра утром они будут здесь! - скороговоркой, едва переводя дыхание, сбившееся от бешенной скачки, протараторил гонец, посланный разведчиками, охраняющими границы королевства Астурии, последней свободной земли, еще не покоренной сарацинами.
  - Свершилось! – выдохнул, словно горное эхо, Пелайо, и продолжил - Вот и пришло время отделить зерна от плевел.
  Четыре года пролетели как один миг, и снова, как и тогда, они втроем сидели под огромным дубом в долине Ковадонга, в одноименной  деревушке, затерявшейся среди скал Пикос-де-Эуропа. Дон Пелайо - сын герцога Фавилы, молодой король Астурии, отец Урбан - архиепископ Толедо, и старый друг Пелайо Себаллос. Каждый из них еще помнил свои земли свободными, помнил те времена, когда вестготы безраздельно властвовали в Иберии и, казалось, не было в мире силы, способной бросить вызов их владычеству.  Теперь их осталось не больше трех тысяч, включая стариков, женщин и детей, тех, кто посчитал своим личным оскорблением находиться под властью исмаилитов. В отличие от великого множества тех, кто остался на захваченной маврами территории, служа им, к их обоюдному согласию и взаимной выгоде. Тех, чей разум мучился одним и тем же вопросом – как случилось так, что их застали врасплох, растоптали их гордость и лишили славы отцов?
  Все закончилось двенадцать лет назад, когда губернатор византийской крепости Сеута, Юлиан, мстя за свою дочь, обесчещенную готским королем Родерихом, пошел на сговор с маврами, и уже через год Муса ибн Нусайр на кораблях, предоставленных Юлианом, переплыл Гибралтарский залив и вторгся во владения готов. Их объединенное войско численностью сорок тысяч человек встретилось с двадцатью пятью тысячами сарацинов и византийцев на берегах маленькой реки Гваделете в середине лета. В самом начале боя Оппа и Сисиберт, сыновья покойного короля Витицы, которых Родерих отстранил от власти, переметнулись на сторону мавров, и в результате ослабленное войско вестготов было разбито, сам Родерих погиб. Дона Пелайо, израненного, с поля боя вынес его верный друг Себаллос.
  Всего за четыре года сарацины завоевали Иберию. Вестготы, погрязшие в междоусобице, оставшиеся без своего короля, сдавали один город за другим. Мавры, подстрекаемые иберийскими евреями, которые подкупали местную власть и тайно открывали городские ворота во время осады, не знали пощады. Так они взяли Кордову, где тогда жил Пелайо  со своей сестрой Адосиндой.  Мунуса, наместник Мусы в северной части Иберии, желая держать Пелайо в своем полном подчинении, взял его сестру к себе в гарем, однако он, поклявшись рано или поздно освободить ее, вместе с Себаллосом отправился в Толедо к архиепископу Урбану.
  В этой еще непокоренной столице находился Священный Ковчег, в котором хранились мощи святых, апостолов и великомучеников и другие бесценные реликвии. Этот ковчег христиане Палестины, спасаясь от персов, доставили сначала в Александрию,  а потом уже он проделал путь через Африку в Картахену, появившись ненадолго в Севилье. Затем, согласно указу, архиепископ Урбан перевез заветный сундук в Толедо. И уже оттуда, вместе со знатными горожанами и обычным людом, среди которых был и Пелайо, он отправился на север, в Астурию. Здесь, на горе Аусева, в пещере, Ковчег был спрятан от посторонних глаз, и со временем вокруг этого места образовалось поселение последних свободных людей. Тут, в 718 году от рождества Христова, Пелайо избрали королем, он присягнул на гербе и щите и поклялся до конца своих дней вести борьбу против завоевателей. Но только через четыре года эмир Кордоба прислал в помощь Мунусе войско во главе со смелым Алькамой.

  И вот они уже в одном дне пути, и завтра утром будут здесь. Тысяча всадников против ста пяти воинов Пелайо и двух сотен его ополченцев. Завтра станет ясно, что стоили их клятвы в верности долгу, достойны ли они славы предков, и какую цену они смогут заплатить за все это. И сколько их самих останется в живых после встречи с Ангелом смерти.
  - Может быть, соберем людей и уйдем дальше в горы? – спросил Себаллос, хмуря брови и виновато глядя себе под ноги.
  - И сохраним многие жизни! – с надеждой подхватил архиепископ, - Нам нужно еще время, хотя бы несколько лет! Мы не можем так рисковать, Пелайо!
  - Нет у нас больше времени, - жестко отрезал король, - И никогда не было. Каждый лишний день убивает в нас надежду, отнимает веру в победу, в себя, пожирает наши силы, наш дух, леностью мутит разум, разбавляет водой сомнения кровь и тешит нас упованием на чудо, которого не бывает без самопожертвования. Одиннадцать лет поражений, бегства, унижения и страха источили нас изнутри, и если мы не остановимся сейчас, то не остановимся уже никогда, пока не дойдем до самого края земли и не сгинем там, или не спустимся под землю, как гномы, грызущие недра в поисках золота, цена которому медный грош.
  Архиепископ, очевидно, приняв последние слова на свой счет, покраснев, вскочил на ноги, бросив на ходу:
  - Если кому-то понадобится помощь старого и немощного священника, то я буду рядом со Священным Ковчегом, в пещере.
  Некоторое время в воздухе стояла невыносимая тишина, из-за гор вставало солнце, и туман, клочьями ползущий по земле, растворялся в утренней свежести подобно сну, приснившемуся под самое утро. Истошно кричали петухи во дворах, словно бы принося добрую весть о наступающем новом дне. Наконец, Себаллос не выдержал:
  - Зачем ты так? Он искренне верит в святость всех этих предметов, разве это плохо?
  - Ты в самом деле веришь в то, что за семь сотен лет могла сохраниться сандалия Святого Петра или кусочек хлеба, оставшийся после Тайной Вечери? Святыни из чужой земли не бывает, ведь настоящая святыня у нас под ногами, не помнишь?
  - Конечно же, помню, - Себаллос в знак согласия кивнул головой, - А ты знаешь, говорят, будто бы где-то в горах, некие люди до сих пор хранят мой плащ и твой посох, с которыми мы ходили в Иерусалим?
  - Что за ерунда? Какой такой «твой плащ»? Да и посоха у меня никогда не было, - нахмурился король.
  - Да им не важно - был посох на самом деле или не было его вовсе, они верят, что он должен был быть, потому что паломникам, которые решили посетить Святой Град Иерусалим, посох просто необходим! Понимаешь?
  Пелайо задумался, он знал, что его друг говорит правду, но у него еще не хватало силы духа, чтобы поверить в это. Давным-давно, тогда, когда он был еще совсем молод, тогдашний король вестготов Витица в борьбе за власть убил его отца герцога Фавилу, и ему пришлось бежать в Кантабрию. Однако мстительный Витица попытался достать его и там, и тогда Пелайо, взяв с собой своего старого друга Себаллоса, отправился в Иерусалим. Правда была в том, что они были обычными беглецами, а не паломниками, но правда была и в том, что теперь многим людям, скрывающимся от сарацинов в горах на севере Иберии, нужен был человек, которому они могли бы довериться, нет, даже не человек, а скорее легенда, ослепительная,  животворящая мечта, ради которой можно рискнуть всем на свете. Великая идея рождает великих людей, но творит их она из обычного материала, пережигая человеческую жизнь, словно глину, в печи.

  Назначили общий сбор. Пришли опытные воины, имевшие боевой опыт в борьбе с маврами, представители многих славных родов Толедо и других городов, которые позже примкнули к Пелайо, обычные ремесленники и крестьяне, все, кого общее горе объединило в одну семью. Они все ждали от него чуда, их наивная вера в своего короля заставляла его нервничать, придавала силы, но и давила тяжким грузом на сердце. Осознание того, что многих он видит в последний раз, давило в виски, отчего он слегка щурился, словно ненароком случайно взглянул на солнце. Но другого выхода не было, в любом случае надо было рискнуть, ошибка же была равносильна смерти. В конце концов, усилием воли взял себя в руки:
  - Они появятся на рассвете. Пройдут по долине и остановятся здесь, на этом самом месте, - Пелайо показал рукой вокруг, на долину Ковадонги, узкой полоской скользящей между горных склонов, - Тысяча всадников, настоящих воинов ислама, не знающих поражений – очень серьезная сила на поле боя, но только не здесь, в горах. Они попробуют провести переговоры, посулят нам сытую жизнь рабов, у которых ласковый и добрый хозяин, после этого начнут угрожать и проклинать нас, призывать на нашу голову все беды и несчастья, а потом уже пойдут на штурм. Им придется спешиться и вести коней в поводу, их строй растянется, он будет напоминать длинный обоз с провиантом, легко уязвимый и беззащитный, какими ходят по нашим дорогам редкие купцы, продающие разные побрякушки.
  Наши воины засядут  в пещере Святой Марии, пусть враги думают, что это наш последний рубеж. В узком пространстве они смогут остановить сарацинов. В это время ополченцы сбросят на врага со склонов гор камни и следом за этим нападут на них. Мавры не умеют сражаться в горах, они побегут, тогда воины, выйдя из пещеры, ударят им в спину и закончат битву победой!
  Король обвел взглядом всех собравшихся, задумался, словно бы вспоминая, не упустил ли он чего либо, взвешивая на весах каждую жизнь, которой он рисковал, как самым бесценным даром, волею судеб оказавшемся у него, и тихо сказал:
  - У нас мало времени, нужно успеть сделать все до темноты.
 
  Весь день работали не покладая рук – перегораживали вход в пещеру, готовились к прямой атаке, на склонах собирали камни, подбивали под них клинья, чтобы в нужный момент устроить смертоносный камнепад. Готовили к бою оружие, подгоняли в последний раз доспехи, не останавливались до самой темноты, а когда совсем стемнело, все пошли в пещеру со Священным Ковчегом, где ранее была ими сооружена небольшая деревянная церковь, на богослужение. Уже в полной темноте разошлись по домам, чтобы хоть немного выспаться перед завтрашней битвой. Пелайо так и не сомкнул до утра глаз, снова и снова прокручивая в своей голове  план, который он раз за разом подвергал сомнению, пытаясь найти в нем уязвимые места.
  После полуночи появился Себаллос, устало сел на стул, зевая и потирая воспаленные от бессонницы глаза, сказал:
  - Все готово, расставил посты, остальные пусть выспятся перед боем.
  - Сам-то что думаешь? – спросил Пелайо, радуясь его визиту, надеясь, таким образом, немного развеяться от тяжелых мыслей.
  - Люди устали, - ответил Себаллос, - Дух их скован и страх грызет изнутри, было бы хорошо воодушевить воинов чем-нибудь.
  - Чем? – не понял Пелайо.
  - Не знаю, - Себаллос снова зевнул, - Помнишь, Константин Великий во время войны с Максентием  перед решающей битвой увидел в небе Крест и надпись огненными буквами «сим победиши»?
  Король усмехнулся:
  - Константин был язычником и принял Святое крещение только перед смертью. Иди, поспи, друг, ты нужен мне завтра с ясной головой.
  Тот кивнул, тяжело вздохнув, поднялся, растирая затекшие