Охота на мамонта (Часть 2)

все  можно будет повторить, продолжить,  начать сначала или потерять. А между “сегодня” и “завтра” непременно будет разлучница-ночь. Кто ее придумал? Зачем она нужна? Тоже очень короткий, но испытательный срок? Он испытывает на прочность, истязает, не дает заснуть. Впрочем, спать не хотелось вовсе. А если для кого-то это “завтра” не наступит? Но вот еще одна бессонная ночь позади, и наступает утро.
“До завтра”, – радостно стучало в ее сердце, звонко отдаваясь в висках, билось в потревоженном сознании. “До завтра”, – эхом отражалось от вчерашнего дня, от стен, окон домов, отголосков памяти. Какое это точное время и место для встречи - “До завтра”... Сейчас она не сомневалась, что стоит только выйти на улицу, шагнуть в город, и этот большой человек ее снова найдет. Куда бы она ни пошла, где бы ни остановилась, заходила бы в вагоны метро или ехала в автобусах, он легко ее разыщет, и они на какое-то время снова будут вместе… Пока не забрезжит вдали новое “завтра”. А наступит ли оно для них?... Не важно! Главное, что есть это сегодня, сейчас! Оно сверкает, отражаясь яркими лучами солнца от утренней мостовой, летит по небу крошечными облачками, отдается шагами прохожих и торопит их увидеться вновь. А потому она, словно с завязанными глазами, неслась безоглядно вперед, ожидая, когда же он окликнет ее, позовет, появится в немыслимом наряде и закроет своей огромной фигурой всю улицу, весь город, и даже солнце спрячется за его спиной. А она снова будет стоять и улыбаться, и хохотать, не в силах сдержать себя, разглядывая этого удивительного человека, каких сегодня не бывает и быть не может. А существует ли он?... Да! И сейчас она шла на встречу с ним…
Лея совсем не удивилась, только приятная дрожь пробежала по телу, когда за ее спиной притормозила машина, послышался звук открывающейся двери, и сильные руки увлекли ее за собой. Она упала на заднее сиденье, дверь закрылась, и они быстро помчались по улицам города. А на нее с переднего сидения смотрело улыбающееся лицо… Артурчика! А за локоть ее крепко держал человек, похожий на одного из его охранников.
- Здравствуй, детка! Думала, больше не увидимся? – услышала она его голос. - Не смотри ей в глаза! – бросил он охраннику. - Ты понял меня, ей нельзя смотреть в глаза. Красавчик сказал, что она ведьма!
- Откуда вы здесь? Вы сбежали из тюрьмы? – очнулась она.
- Глупая! Кто же меня посадит! Сажают таких как ты, еще всяких негодяев, а таких как я отпускают… под залог! - и он дико захохотал. Мужчина, державший ее за руку, поднес к ее лицу платок, пропитанный какой-то жидкостью, и она провалилась в пустоту. Больше не помнила ничего. Нет, помнила! Помнила, как бежит по зеленому полю совершенно голая, и только короткая повязка на бедрах, она смеется, оборачивается, а ее нагоняет огромный человек. Он тоже в одежде дикаря - почти безо всего, в руках нет копья, он хохочет, потом в прыжке настигает, и они кубарем сваливаются на высокую зеленую траву, сминая ее своими телами. А дикарь этот, или не дикарь, а человек, невероятно похож на Ильюшеньку… Нет! На Илью! Тот смотрит на нее, его глаза всего в каких-то сантиметрах от ее лица, и улыбается… Нет, не Илья!... Это лицо Артура, искаженное злорадной гримасой!
- Очнулась, красотка!? Очнулась! Очень хорошо. Ты же хотела сниматься в моем фильме!? Так что же? Бегай тут за тобой по всему городу, уговаривай! Предложение остается в силе! Декорации готовы! Приступим!
Она постепенно приходит в себя, с трудом фокусируя взгляд, осматривается по сторонам. Болит все тело, оно словно парализовано. Трудно пошевелить даже пальцами. Ужасная тяжесть в голове. Ее притащили в знакомый павильон, где щерились яркие прожектора и камеры, и бросили на знакомую кровать. Это и была та сцена, где должно будет произойти основное действие. В комнате кроме Артурчика никого, он выставляет свет, направляя прожектора, а на ее запястьях маленькие блестящие наручники, которые тоненькой прочной цепью прикованы к изголовью кровати. Эта цепочка блестящей змейкой извивается по белоснежной простыне, давая ей метра два свободы. Свободы – равной двум метрам! С ужасом замечает, что на ней странная одежда. Она чувствует ее прикосновение, от чего становится тошно – уж лучше совсем безо всего. Есть такая одежда, которая не одевает, а раздевает, снимает кожу, выворачивает наизнанку, превращая в существо, идущее на пытку, а инструменты пыточной на столике неподалеку. Все стерильно, все сияет белизной и ярким светом операционной, все готово к началу съемок удивительного кино. Артурчик замечает ее взляд.
- Понравилась работа моего костюмера? Тебе это очень к лицу… И к другим частям тела! - он смеется.
- Сейчас придет мой ассистент и начнем!
Через мгновение дверь открывается и появляется Казанова. Он серьезен. Спокойно проходит по комнате, садится поодаль, глядя на нее. Оценивает ее наряд. Нет, смотрит ей прямо в глаза, ничего не боясь. Сейчас он не боится ее взгляда, зная, что она в западне и никуда не денется.
- Сценарий прочитай! – бросает он Артурчику.
- Сценарий? – переспрашивает тот.
- Да, сценарий! – повторяет Казанова.
- Смеешься? Зачем тебе сценарий? Сегодня, вопреки правилам, мы будем снимать с последнего эпизода. Начнем с главного! С кульминации!
- Не понял? – переспрашивает Казанова.
- Приготовил тебе сюрприз! А сценарий финала прост – например, можно воспользоваться этим изящным инструментом, - и он берет в руки длинный скальпель, - если уметь с ним правильно обращаться, можно доставить массу удовольствия главной героине, помочь, так сказать, вжиться в роль. Этот крошечный прибор, как удивительная кисть, которая способна оставить чудесный  рисунок на нежном теле. Несколько мазков, штрихов, и на ее спине или груди расцветет божественный цветок – роза или тюльпан, лилия. Может быть, - хризантема. Ты какие любишь?
Казанова молчит. Лея в ужасе понимает, что у нее нет сил бороться. Она в полуобморочном состоянии, она на цепи. Артурчик тем временем продолжает:
- К сожалению, краска будет только одного тона – красного. И почему кровь не бывает разных цветов? Например, голубой! Голубая кровь – это восхитительно! Представь - из вены на руке вытекает синяя кровь, потом она ручейками устремляется, попадая на живот, откуда из крошечных надрезов уже бьют фонтаны черной крови, а из груди каплями  вытекает желтая… нет белая. Да, именно! Белая! Символ женщины и материнства! Ноги покрыты зелеными узорами, все это перемешивается, переплетается в божественном рисунке, подчеркивая красоту и гармонию женского тела. А из сердца хлещет та самая кровь, красная, или алая, которая будет подводить последнюю черту нашей композиции. Сюрреализм! Сальвадор Дали нервно разбивает свою палитру. У него никогда не было таких красок. И ничего подобного он написать не мог. А я могу. МОГУ!!!... А вот еще!
Лея пытается пошевелить рукой. Наконец ей удается прикрыться от глаз этих двоих, и она обнимает себя за плечи. Артурчик кладет скальпель и берет в руки длинные острые щипцы или ножницы… Что-то говорит. Она его уже не слушает, и Казанова тоже. Он чем-то озадачен. Лея отводит взгляд от этих двоих и смотрит вдаль, сквозь стол с инструментами, сквозь людей, сквозь стены. Понимает, что ей не вырваться отсюда. Это конец! Вдруг в голове мелькнуло:
– Испытательный срок! Если сейчас он закончится, значит - это ее судьба.
В это мгновение она отчетливо ощущала на себе взгляд сверху, который преследовал ее не один день. Все последнее время. Целую вечность этот взгляд словно вел ее за руку, помогал, не давая оступиться, следил за ней. А теперь на нее снова смотрят, но помочь не могут… Или не хотят? Она находится здесь, и эти люди рядом, надеяться не на кого, а еще эта цепочка. Свобода длиной в 2 метра и одно из орудий пыток, а дальше конец… Что же, не по своей вине она оказалась здесь! – и Лея перевела взгляд в открытое окно, где ярко светило солнце. - Нет ее вины в том, что она снова попала сюда, а раньше помогала подруге. Помогала? Это и есть кара за ее поступок? Помогала? Теперь все понятно! Значит, так тому и быть! Если справедливость такова, избавления нет. Это ее судьба – за нее уже все решили!
Вдруг посмотрела на Казанову, почувствовав, как тот, сверля взглядом, читал ее мысли. Он с восхищением смотрел на эту женщину, на совсем еще молодую девушку, одетую в безобразный, откровенный наряд, и о чем-то думал. О чем – она не знала.
- …а можно и просто придушить! – закончил речь Артурчик и снова засмеялся. – Начнем? – и в его глазах зажглись дьявольские огоньки.
- Мы так не договаривались, - вдруг спокойно произнес Казанова.
- Что? Не понял!?
- Мы говорили о съемках фильма, но никак о его финале.
- Какая разница? – не понял Артурчик, - начнем с конца! А потом попросим девушку сняться в начале… если, конечно, она не очень устанет! Ты же говорил, что она ведьма. А ведьмы бессмертны, значит, материала хватит не на один фильм! – и засмеялся от собственной шутки. Казанова тоже засмеялся.
- Конца не будет, - вдруг спокойно возразил он.
- Не понял? – удивился Артурчик.
- Не люблю насилие. Убого это, дружище, посягать на женскую красоту да еще так по-варварски. Женщина должна сама отдавать себя в порыве страсти. В этом и есть красота и смысл. А вытягивать кишки и наматывать их на руку – это убожество. А ты говоришь – Сальвадор Дали. Его сейчас стошнит от твоей затеи. Когда мы с ним в последний раз говорили о женской красоте…
- Ты знал Сальвадора Дали? Не придумывай, Казанова… Давай-ка начнем работать.
- Нет.
- Что нет?
- Сейчас ты ее освободишь, а там будет видно.
- Сейчас я ее придушу и дело с концом. Она меня в Бутырку закатала на пару с ее дружком. Ты забыл, во что мне обошлось выйти оттуда? Кстати, ты обещал познакомить меня с этим “французом”. Не забудь, - и направился к кровати, где сидела Лея. Вдруг, широко расправив руки, со всего маха грохнулся на пол от подножки, которую ему поставил Казанова. Удивленно озираясь, повернул голову и попытался встать. Но Казанова пристально на него уставился и Артурчик захрипел:
- Ты что?... Ты что делаешь?
Он держался рукой за горло, словно его душили. Он распластался на спине, как большой неповоротливый жук и не мог перевернуться, не мог встать, только нелепо шевелил лапами и клешнями, то есть, конечностями. Казанова, тем временем, не обращая внимания на Артурчика, взял со столика ключ от наручников и бросил Лее. Та, в миг расстегнув блестящий браслет, вернула их Казанове. Он защелкнул их на запястьях у Артурчика, коротко ей сказав:
- Одевайся!
К этому времени она уже успела прийти в себя, быстро нашла глазами свою одежду, висевшую у окна на стуле, и бросилась к ней. Яростно сорвала с себя, соскоблила все это уродство, оказавшись совершенно голой. Сделав это, глубоко вздохнула и замерла. Сейчас она не осознавала, что стоит без одежды, и Казанова удивленно на нее уставился. Потом уже внимательно, с любопытством пристально смотрел, не в силах отвернуться. По лицу его пробежала дрожь. Его перекосило, он мучительно созерцал и не мог отвести глаз. Сейчас он был словно на привязи, на коротенькой цепочке, которая сковывала его свободу. Все происходило лишь одно короткое мгновение. Лея зачем-то бросила взгляд в открытое окно, часто дышала, словно очищаясь от этой