помогла ей раздеться. Та сразу плюхнулась на нечто напоминающее подстилку и продолжала дрожать всем телом уже там. Смотреть дальше на эту возмутительную картину не было ни сил, ни желания, я отвернулась и постаралась отвлечься. Но так, как эта семья располагалась прямо передо мной, мой взгляд снова и снова возвращался к этому будоражащему покой зрелищу. Когда дед, наконец, вернулся из своего заплыва, они начали собираться домой, девочку одевал он, бабушка занималась исключительно мальчиком. Одев младшего, не взглянув в сторону девочки, она пошла с внуком к стоящей неподалёку машине, девчушка, как побитая собачка, полуголая босиком семенила следом за ней. Дед остался собирать их скомканные мокрые пожитки, а когда он поднял то, на чём они все сидели, я увидела отвратительную тряпку быстрее похожую на шоферскую подстилку, когда на той занимаются ремонтом старой грязной машины. Я невольно ужаснулась представшему зрелищу и подумала насколько же неприятна и некрасива эта семья, и как бездушна и неженственна эта безалаберная, непутёвая женщина. Вот уж с кем мне не хотелось бы не только общаться, а и просто находиться рядом, пусть даже временно на пляже. В этих взрослых людях напрочь отсутствовала и внешняя, и внутренняя красота. Кстати, когда дед одевал девочку, она так и не переставала плакать, он спрашивал её в чём дело, на что бабушка (если её можно так назвать) раздражённо отвечала ему, что та хочет есть. Стало понятно, что малышка к тому же ещё и сильно голодная, а ещё я подумала, что вряд ли ей даже по приходу домой будет что-то быстро предложено из съестного. Ну, разве что заодно с мальчиком… и то если дед подсуетится, а он показался мне тоже далеко не из шибко заботливых и понятливых. Потом мне в голову пришла мысль, что каждый их них был, видимо, со своим внуком и в этом вопросе, судя по - всему, у них было чёткое разграничение. Типа, хоть мы и вместе, но каждый кувыркается со своим, чужие дети в упор не нужны. Тут даже на женский материнский инстинкт и то рассчитывать не приходилось. Невольно наблюдая эту неприглядную картину, у меня и возникло желание написать этот пляжный очерк, потому, как увиденное зрелище тревожило и не давало покоя. Почему-то захотелось запечатлеть в строках тупое равнодушие и возмутительную безответственность, убелённых сединами людей, и как мне показалось, совсем ещё не старых, а просто так выглядевших со стороны. Неухоженных, не стриженных, неопрятных, лениво равнодушных ко всему, что их окружает. Во всём этом неприглядном созвучии эти двое живут сами, а вместе с ними вынуждены жить и дети, по воле небес пришедшие в такие семьи бесценными подарками, которые таковыми для них судя по всему не являются.
