Чайковский на нудистском пляже. Полная версия

потом   еще. Какой-то замдекана, пообещав протекцию, отодрал и, естественно, кинул. В общем, через три года  вернулась Полина к мамане обрюхаченная. Та поплакала-поплакала, да дело житейское.  Родившуюся девочку назвала Верочкой. Выживать было крайне затруднительно, денег не хватало. Подружка  Оксанка, ускакавшая завоевывать Москву, зазывала – «будешь работать в ресторане аккомпаниатором». О последующих событиях Полина распространяться не стала…
Гектор Петрович в поисках, чего бы дербануть ещё, вопреки строжайшим предписаниям хозяина квартиры «не заходить в гостиную, тем более, вместе с ночной бабочкой, именно так и поступил, там  и обнаружив бутылку дорогого  французского коньяка, а также  «рояль в кустах». Да-да, самый настоящий,  цвета слоновой кости,  саксонский кабинетный рояль Bechstein. А «в кустах» - потому что рядом с роскошным инструментом стояли две здоровущие кадки с фикусами Бенджамина с овальными глянцевыми листьями. Полина, восторженно ахнув, медленно приблизилась к роялю, осторожно приподняла крышку,  уселась на банкетку и,  проверяя, насколько точно настроен инструмент, прошлась аккордами по  клавиатуре.
- Передай Цукерману, что нужно бы вызвать настройщика.
Чайковский решил, что она  сейчас сбацает что-то типа  «Мурки», но Полина  неожиданно   исполнила  «Осеннюю песню»  из «Времен года», а затем добила  его равномерными басовыми аккордами из третьей части второй  Шопеновской сонаты -  по-нашему - похоронного марша.
«Не будем унывать, Нестор Петрович» - то ли в шутку, то ли случайно вновь переиначила  имя Чайковского Полина (разве этих клиентов всех упомнишь) и  в завершении импровизированного концерта бодренько  исполнила фрагмент  сладострастного матчиша, кажется, Гершвина…
На прощанье Полина как-то совсем по-домашнему облобызала  сильно размякшего Чайковского в   пухленькие губки и уж совсем нежданно  отказалась брать деньги из его потной ладошки. Но провожать себя не позволила, тем боле, что ей предстоял визит к очередному опостылому клиенту.
- Хорошо, что зонтик с собой взяла – пробормотала озаботившаяся проститутка.
- Бросайте лучше свою работу  - сказал ей на прощанье Чайковский. - А я Вам помогу устроиться по сладкозвучной линии.
Когда музыкально одаренная шалава, наконец, ушла, он, подойдя к окну, долго  разглядывал, как на бульваре жгли осенние листья. Как там, у Юрия Левитанского: «А листья будут падать, будут падать,/и ровный звук, таящийся в листве,/напомнит о прямом своем родстве/с известною шопеновской сонатой./И тем не мене, листья будут жечь./Но дождик уже реже будет течь,/и листья будут медленней кружиться,/пока бульвар и вовсе обнажится…
Ночью Гектору Петровичу приснилось,  будто он гостит у Репина в Пенатах.  Разгуливая по аллеям парка в темно-зеленом халате с бордовым воротником, он забредает в беседку «Храм Озириса и Изиды», где его  и настигает хозяин усадьбы:
- Сейчас я Вас рисовать буду, а  картинку назовём «Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения».
- Позвольте, – пытается возразить ему Чайковский – ведь картину с таким названием создал Дали через полтора десятка лет после Вашей кончины. И потом, чего же Вы на своем знаменитом полотне «Славянские композиторы» нас не  пририсовали?!? (это у Гектора Петровича произошло  раздвоение личности и он, как бы представляя интересы сразу  обоих обделенных вниманием Репина композиторов - Мусоргского и Чайковского – высказался  от их «общего» лица) – Глинка, понимаешь,  там есть, Римский-Корсаков - тоже, сидящий на стуле  Даргомыжский присутствует, даже братьев  Рубинштейнов намалевали, хотя какие они славянские, - а нас позабыли!
- Так это вы, друзья, – не придавая значения обидному «намалевали» и почесав репу, отвечает Илья Ефимович, сразу и Мусоргскому, и Чайковскому (композитору) в лице Гектора Петровича – у Коли Рубинштейна и спросите. Это он списки на увековечивание  составлял».

                                         ***


ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ВЫХОДНОЙ


Неужели я как мальчишка увлекся  публичной женщиной – сам на себя удивлялся Чайковский. Получив от Цукермана заслуженных «звездюлей» за выжранный без спросу коллекционный коньяк, он долго выпытывал у него информацию о Полине. После расплывчатых ответов  Чайковский спросил его  в лоб: Та с ней спал?
- Ну что ты – ответил Цукерман, чтобы сделать ему приятное.  
Когда Гектор Петрович, дозвонившись до своей новой пассии, пригласил её в Третьяковку, она долго не могла понять формат  мероприятия.  Еще сразу после  встречи с этим чудаком она сильно пожалела, что  наговорила ему всякой чепухи и, как дура, отказалась от денег. Он, что, теперь думает, что она и дальше будет давать ему  бесплатно? Уразумев, что Гектор Петрович питает глупые надежды по поводу  «романтичности»  их отношений, она твердо дала ему отлуп. Но через неделю он с дрожью в голосе поинтересовался, во что  обойдется «арендовать» ее на ближайшее воскресенье.
- Вот это другой разговор – согласилась Полина, - но  я должна буду освободиться до 7 вечера.
Услышав заломленную  цену,  Гектор Петрович пришел в легкий трепет, но не отступил.
В условленный час он на свой «Волге» заехал за ней в Люблино. Ночью выпал первый непорочный снег.  В мохнатой шубке раскрасневшаяся от мороза Полина была бесподобна. Сегодня она почти не использовала макияж. Только глазки подкрасила. Плюхнувшись на переднее сиденье, гетера сонно зевнула – ведь она привыкла работать в ночную смену.
- Вот, возьмите – протянул ей Чайковский деньги -  пересчитайте.
Он почему–то продолжал обращаться  к ней на «Вы».
- Да что уж, это лишнее - Полина удовлетворенно засунула деньги в сумочку. Пока клиент не расплатится, всегда испытываешь некоторое беспокойство. Хотя от Гектора трудно было ожидать подлянки.
Олень на капоте, указывая дорогу, весело засверкал на  солнце. Беседа не клеилась.  Возникшую при первом свидании доверительную атмосферу восстановить было непросто. Чайковский долго крутил тумблер, пока через шипение не послышалось: «Когда горят огнем витрины/ На старых улицах  Москвы/ Нетрудно встретить этого мужчину/ Небесной красоты…»
- Под эту песню мы в 91-м познакомились  с Анромухиной - «отминорился»  Гектор Петрович, вспомнив, как фланировал с молоденькой Мухой  по Курортному проспекту до здания Октябрьских нарзанных ванн на 60 кабин.
- Лучше всего в прошлое нас возвращает музыка - дипломатично поддержала беседу сонная Полина.  Она даже припомнила, как маленькой девочкой впервые услышала по телевизору исполнение этого шлягера  на концерте «Песня 1991», где  победителей щедро награждали  спортивными костюмами…
В Третьяковке сперва, конечно, пошли глазеть на Мусоргского. Гектор Петрович, вдохновленный окружавшими его шедеврами,  постепенно «раскочегарился».
- А вот это  одна из самых известных картин Репина – указал он  на полотно «Иван Грозный убивает своего сына».  – «Вроде, во всех учебниках никто даже не оспаривал того факта, что он охреначил  сынулю посохом по башке. А ведь  не было этого! Учеными не обнаружено   никаких механических повреждений  на останках царевича. Зато  доказано, что он,  как и многие другие представители царской семьи того времени, был отравлен сулемой.
Полине  «лжеисторическое» полотно не показалось. Слишком мрачное. Только темно-бордовый ковер с восточным орнаментом красивый. Зато    пришлась по душе  Репинская "Стрекоза", на которой была изображена сидящая на перекладине штакетника в  зелено-голубом платьице, кожаных ботинках и шляпке дочь художника Вера. Девочка и в правду чем-то  напоминала стрекозу и была щемяще похожа на оставленную  в Подолье  дочурку. На Рождество Полина обязательно поедет домой с мешком гостинцев!  И привезет Верочке ноты с произведениями Чайковского. У нее отличные способности к музицированию.
Перемещаясь по знакомым с детства залам, Чайковский приостанавливался возле особо  нравившихся ему полотен и   давал  комментарии.
Возле  Перовской «Утопленницы» он поведал, что  однажды   нанятая    учителем Перова натурщицей проститутка, узнав, что она стала прообразом Богородицы,  разрыдалась: Да разве  можно с такой грешницы, как я, писать лик святой»? Некоторое время спустя Перов, работая уже над своей картиной и   «просматривая» в покойницкой мертвых женщин в поисках точности восприятия,  обнаружил ту самую путану, умершую буквально накануне от чахотки.
- Гектор, давай что-нибудь чуть повеселей – взмолилась Полина.
- Можно и повеселей – ответил Чайковский и повел ее любоваться  на Кустодиевскую лубочную «Красавицу»:
- Изображение обнаженной натуры встречается в русской живописи не часто. А Вам нравится?
Полина утвердительно кивнула. У нее дома было такое же розовое атласное одеяло,  из  под которого на картине вылуплялась разомлевшая от сна и символизируя представление простого народа об абсолютном  счастье пышнотелая купчиха.
- Вот парадокс - последние полтора десятка лет своей  жизни – а он не прожил и пятидесяти – Кустодиев был  прикован к инвалидному креслу и  вынужден был писать  картины  лежа. Так вот, самые жизнерадостные он создал именно в этот период. Например,  «русскую Венеру» и «Купчиха за чаем». Кстати как насчет того, чтобы и нам побаловаться  чайком у меня дома?
Полина разочаровано вздохнула, восприняв это как призыв возвращаться к «станку».
В раздевалке они  столкнулись со  знакомыми Гектора – рыхлым искусствоведом Голубковым и его тощей, как жердь,   супругой   Зинаидой Валерьевной, на голове которой возвышалась прическа в стиле «начесанное гнездо».
«Это Полина, известная пианистка с Украины» – не моргнув глазом, представил свою даму Чайковский.
Поджав узкие напомаженные губки,  Зинаида Валерьевна  неодобрительно  оглядела Полину с ног до головы и на всякий случай задала ей несколько наводящих «музыкальных» вопросов. Полина экзамен выдержала.
- Как твоя очаровашка Андромухина? – специально громогласно проартикулировала Зинаида Валерьевна.
- Я ее в  тропики сослал  – зачем-то приврал Чайковский, ведь он  не был ни  духовным вдохновителем, ни спонсором этой поездки. Он вообще подозревал, что Андромухина ускакала туда вместе со своим нынешним  ухажером.
- Понятно – многозначительно хмыкнула  Зинаида Валерьевна и, заметив, как  Голубков пялится на особо выдающиеся части тела  украинской дивы,  злобно прошипела ему «слюни-то подбери»   и, цепко захватив за рукав, решительно уволокла  смотреть графику Бенуа.
Выйдя из Третьяковки, Полина с удивлением узнала, что дом Чайковского находится в том же переулке прямо напротив Галереи. Подойдя к черному мраморно крыльцу,  Чайковский на какое-то мгновение засомневался, правильно ли он делает, что ведет её к себе домой? Ведь  соседи обязательно донесут  Андромухиной о грудастой визитерше.  А, может, так даже будет лучше. Пусть узнает, что мы квиты.
В квартире гостью поразило огромное количество книжных полок. Ее клиенты, кроме журнала «Флирт», ничего не читали.
На кухонном столе обитали блестящий электрический самовар, блюдце с маковыми сушками и  два старинных подстаканника.
- В поезда стырил?! – пошутила Полина.
- Что Вы, - возразил слегка обидевшийся Чайковский – это еще  от родителей, мельхиоровые, с