Я не любитель занятных романов и историй, фантастически закрученных сюжетов и детективных зигзагов, которых у самой жизни неисчислимое множество, и поэтому предпочитаю не выдумывать байки, а находить и черпать всё из текущей рядом реки времени, нет-нет, выходя на берег, чтобы спокойно оценить бывшее, настоящее и по возможности будущее... И отсюда прошу, не ищите стройности и логической завершенности в этих записях, как их не бывает и в самой жизни.
Единственной путеводной звездой в них является сама жизнь, с вытекающими из нее последствиями. 60 лет приличный срок для человека, чтобы трезво оценить себя и ответить на простой вопрос: В пустую ли ты потратил время, отпущенное тебе Судьбой? И с каким багажом отправляешься туда, где уже никто не позовет и не окликнет, - и только память застолбит свое место, и то, если ты достоин, этой самой памяти.
Родившись, мы приветствуем криком нашу праматерь Землю: Вот я! Слышишь меня? И сразу, почти с пеленок, еще на шатающихся ножках нащупываем собственную невидимую тропинку и ползем по ней, где на карачках, а где проносимся метеором в сопровождении Судьбы, которая и сама не знает, какой конец ожидает нас...
И что, и где найдем и потеряем? - и все-таки больше теряем, чем находим.
Вот уже нет моих родных - дяди Толи и дяди Вани... И если о смерти первого я слышал, то о втором узнал через год, после его кончины. И если бы не эта скорбная весть, возможно и не было этих строк... За последние пятнадцать лет я не был на Севере лет десять, и разница за это время произошла огромная...
Помню, в пятницу, с дядей Ваней мы решили отправиться на дачу и заодно остаться, там, на выходные. Прихватив продукты и горячительное, утренним автобусом, мы переехали мост через Двину и примерно через час были на месте, и меня буквально ошеломили происшедшие здесь перемены:
Благоустроенные остановки, магазинчики и самое удивительное - прямые наезженные улицы в несколько рядов, с электрическими проводами и телевизионными антеннами над каждой крышей...
И сами дачи, в отличие от небольших избушек первостроя, - высокие, рубленые, ничем, не отличались от добротных жилых домов и особняков, — стоящий в окружении редких сосен и берез, оставшихся от бывшего здесь настоящего леса.
И только тучи комаров и мошки, поднимающийся столбом, в этом теплом жемчужном воздухе, как и тогда, совершенно не сдавали своих позиций и мгновенно падали на обнаженные участки кожи...
-3-з-зых, з-з-зых! - крови, крови жаждали они всей душой и почти невидимой плотью...
Не в пример мне, дядька, ведя к своим постройкам, не обращал на них никакого внимания...
Я никогда бы не нашел его дома... Так все круто изменилось за десять лет... Скоро мы уже шли по выложенной камнем дорожке, мимо раскрытых ухоженных теплиц, бани с поленницей дров, к крыльцу.
В комнате он, сбрасывая сумку на пол и продолжая, как заведенный балагурить тянул:
- Ю-у-ра я пойду баньку подсоблю, а ты, здесь, пока над столом похлопочи... Я сам-то париться не люблю, жар спадет, так я, после тебя и помоюсь...
- Ну, давай, я пошел!
Присев на диван, я медленно оглядывал высокую уютную горницу с настоящей русской печью под дрова...
Потом взгляд переместился на подоконник и через окно наружу: К чисто прополосканному яркой синевой высокому небу, в просветах изумрудно-золотистых сосен, и вспомнилось, как вместе с тетей Лидой, много лет назад, разыскивая эту, уже построенную дядькой дачу, - шли по непроходимому, в сплошных болотах, лесу, шатко, покачиваясь на перекидных досках, и она орала во всю глотку:
Ва-а-ня, Ва-а-нь, И-и-ван! - и когда охрипшая, отчаявшаяся найти его, вдруг услышала:
- Ты чего орешь? Стоит рядом и надрывается,.. совсем с ума спятила тетка...
Ну ладно, племяш! Ну а ты то, уже сколько раз здесь была, а все запомнить не можешь...
- Ой-ой! Загордился, сам-то в Онеге по лесу блукал... Спасибо на лесника наткнулся, а то бы и сейчас по тайге шастал... Охотник называется!
И правда, тогда эти места еще прятали нетронутую заповедность дикой природы, как и в Онеге на берегу моря, вместо одной рыбацкой избушки, появилась целая россыпь домишек, разом нарушив гармонию вечного единения пустынного моря с заваленным гранитными глыбами и накатанным белым песком побережьем.
И все эти следы мелкой захватнической цивилизации совсем не радовали сердце, а наоборот лезли в него, царапали бесцеремонными грязными лапами и угнетали, - именно угнетали тяжелой непроходимой грустью...
И вот, - нет уже того леса, дяди Вани, нет и меня - того, еще молодого, полного сил и неуемной фантазии и умеющего отбрасывать и забывать все неприятное, как ненужный мусор.
И далекое-далекое вдруг проясняется до такой отчетливости, что кажется, никуда и не уходило, а всегда пряталось рядом... Только руку протяни и вот оно:
Черное море! После свадьбы и затяжной тяжелой болезни, я еще полностью не пришел в себя, и дорогу на юг абсолютно не помнил. Словно заснул дома, а проснулся в Лоо - маленьком зеленом городке, в чистенькой белой комнатке, похожей на больничную палату...
Даже жену, больше похожую на подростка, чем на замужнюю женщину, я принимал как-то отстраненно, как некое невесомое облако, сопровождающее меня везде и всегда и не отстающее ни на шаг...
Занятый своими мыслями, - я, и сияющее синее небо, и необычный запах шумящего прозрачно-зеленого моря, набегающего на отполированную серую гальку берега, тяжелой слюняво-огрызающейся волной, и загорающих рядом курортников, как бы и не видел...
На пляже никто не принимал нас за молодоженов - так она еще была юна и непосредственно угловата, как девчонка, а если честно она и была ею...
Мы подолгу лежали на горячих лежаках под ласковым сентябрьским солнцем, неспешно бродили вечером по окрестностям, сидели в кафе и странно, почти не разговаривали...
Меня ничем не привлекала необычная пышная растительность и горы - их как будто не существовало. Только удивлялся, как на таком камне произрастает такое изобилие плодов, овощей и фруктов?
Что я ел и пил? - не помню...
Святым духом, что ли питался?
Помню, пробовал мед в сотах, и уже ближе к полуночи у меня открылась рвота и после, непреходящая и изматывающая тошнота, и мы ходили в поликлинику, где мне сделали укол, объяснив, что вполне возможно пчелы собирали нектар с табачной плантации, и отсюда у меня такие последствия от этого душистого янтарного лакомства...
Обратно мы медленно плелись по вымершему городу под чернильно-бархатным, сияющим глубокими звездами небом, краем такого же чернильного, глубоко вздыхающего моря...
Я был один и не один... Со мной бесшумно и бестелесно плыла моя чистая, почти безвоздушная трепетная любовь...
Интересно, что думала она и как принимала этот райский уголок, и мою отстраненность, и долгие мучительно бессонные ночи?...
Знаю одно! Она не мешала мне, и мне было с ней удобно и покойно, и я потихоньку выкарабкивался из вязкого дремучего омута, так внезапно настигшей меня болезни... Вот и все, что я помню от своего первого знакомства с Кавказом...
Прошло много лет, ей уже двадцать пять, мы едем в купе поезда: Москва-Баку к ее подруге по приглашению в гости.
Опять сентябрь, и в Ростове, поколебавшись (думали повернуть в Крым) всё же решили, - нет, лучше в Азербайджан и заодно посмотрим на Каспий...
Она еще мало чем отличалась от девчонки, но всё тело уже вошло в еле видимую округлость, расцвело особенной прелестью молоденькой женщины... Проводники и пассажиры (мужчины) буквально, как загипнотизированные не могли оторвать от нее взгляда, и их восхищение передавалось и мне, и я небрежно для них, и втайне от нее любовался ею, стараясь почему-то не показать своего припрятанного обожания... У нее – это были годы смеха! Я не встречал девочку, девушку, женщину, которая умела бы так заразительно смеяться: Когда звонко-звонко от души, когда тихо весело закатываться! Улыбка не сходила с ее губ, глаз, тела, - казалось, она была заражена этим сияющим смехом; он искрился, переполнял ее, - и это открытое для всех состояние души и сердца заставляло окружающих тоже улыбаться и как бы поддерживать ее, в этом непонятно откуда взявшемся счастье... Я не думаю, что в этом была моя заслуга, просто она была такой - не больше, не меньше.
Меня мало чем удивил Баку...
Серебряно-серое море, с горячим выцветшим до хлопка, песком берегов и голые сглаженные горы в белых и синих хлопьях облаков, похожие на высокие холмы...
Жили мы в старом городе на Мутхадира-15, рядом с мечетью, которая ничем не привлекала меня.
Да и сам город: Ни набережная с рассадником кафе и ресторанов; ни крепость с башней, с которой бросился какая-то ханум в стародавние времена; ничем не тронули мою душу и сердце.
Растительность в отличие от Грузии просто убогая - сплошь по городу какие-то ракиты, похожие на наши ивы.
Народ тоже мелкий, черный, вертлявый... На заводах работают одни русские, коренные все по базарам и торговым лавкам...
Меня тянуло посидеть в чайхане, но оказывается женщинам там не место, и мы проходили с женой мимо.
Русский официант забронировал нам столик в кафе на набережной, и после пляжа, мы с Ларисой (так звали мою жену) долго сидели вдвоем, наслаждаясь покоем и приятной прохладой налетающего с моря ветра, который ласково лепетал в кронах деревьев и кустарников, густо заполонивших берега искусственных канальчиков...
Мы неспешно потягивали охлажденное кислое вино из толстостенной зеленой бутылки, закусывая его национальными блюдами, которых я не помню и не старался запоминать…Я никогда не придавал такой мелочи особого значения, хотя совсем не против вкусно поесть... Но людей, ставящих чревоугодие каким-то фетишем, презираю... Результат говорит сам за себя - поглядите на американцев, превратившихся в откормленную убоину...
Я отвлекся... Итак, мы сидели и говорили почти ни о чем, больше улыбались на далекое по горизонту гладко-ртутное море, совсем не похожее на веселое злюще-зеленое Черное...
Там, на рейде, стоял огромный белоснежный лайнер, и я думаю: Почему, нам тогда, было не сесть на него и поплыть, куда глаза глядят? - Вот так плыть и все!
И непонятно, почему такое желание не появилось? Ведь мы могли запросто осуществить его. Видимо мне хватало ее - улыбающейся рядом со мной, - и хватало путешествия в нее, - в такую невидимую тайну ее любви...
В этом городе, среди окружающих его гор и моря, мы были одни, и даже на пляже, (сентябрь у них почему-то был не сезон) на пустынном золотом песке, изнемогая под солнцем, мы долго-долго шли по мелководью, прежде чем могли окунуться с головой в солоновато-теплую маслянистую воду.
И после, валяясь на прожаренном добела песке, лениво выбирали из корзины все, чем так щедро одарила этот край азербайджанская природа: матово-зеленый продолговатый виноград, похожий на детские пальчики и иссиня-черный с резким винным запахом, - первый, чуть кисловатый с благородным тонким вкусом, а второй терпко-сладкий с хрустом на зубах, завернутых в вязкую оболочку зерен; и как на подбор огромные гранаты:
Разломишь, и они, исходя липкой алой кровью вспыхивают рубинно- хрустальной влагой на солнце и запекающейся багряной глубью огонька в тени...
И конечно персики и груши! Откусишь, и душистый сок течет с уголков губ, и ты захлебываешься им и нежной ароматной плотью - и хочется еще и
