Игра в "красного графа" ( к 130-летию Алексея Толстого)

В когорте «пролетарских писателей первой величины» А.Н. Толстой занимает странное место. С одной стороны, потомственный граф с приличествующим сему титулу утончёнными образованием и воспитанием. С другой – председатель Союза писателей СССР, лауреат трёх Сталинских премий, явный воспеватель Сталина и его идей.

Недавно прочитал одно весьма занимательное литературное произведение - повесть «Хлеб» Алексея Толстого, посвящённую обороне Царицына в годы гражданской войны 1918-1921 годов. Повесть интересна в первую очередь тем, что в увлекательной художественной форме рассказывает то видение гражданской войны в России, которое бытовало в кругу Сталина и его соратников. Да, эта повесть  была заказом Сталина, в которой Толстой реабилитировал себя за предыдущее произведение – повесть «Восемнадцатый год», где он, «красный граф» Толстой, «просмотрел» выдающуюся роль Сталина и Ворошилова в тогдашних событиях. Кстати, некоторые персонажи повести перекочевали в «Хмурое утро» (закончено в 1941), последнюю книгу трилогии, произведение все-таки более живое, чем «Хлеб», но по авантюрности соперничающее со второй книгой, а конъюнктурностью далеко ее превосходящее. Патетическими речами Рощина в неудачном, как обычно у Толстого, сказочно счастливом финале он косвенно, но определенно оправдывал репрессии 1937. Однако яркие характеры, увлекательный сюжет, мастерский язык Толстого надолго сделали трилогию одним из самых популярных произведений советской литературы.

К слову: в этом году исполнилось 130 лет со дня рождения А. Толстого, которое прошло совершенно незамеченным. Нет, я прекрасно понимаю, что каждое время выбирает СВОИХ «героев», и Алексей Николаевич  в наше сегодняшнее бытие совершенно не вписывается. Ну, как же: «красный граф», прогнувшийся перед «кровавым сталинским режимом», совершенно откровенно выполнявший литературные заказы «кровожадной» Советской власти ( три Сталинское премии да к тому же все три - первой степени, это ли не самое наглядное свидетельство виртуозного «прогнутия» А. Толстого перед тогдашними власть имущими!). Кстати, в тему: лично для меня было интересным открытием, что лозунг «За Родину! За Сталина!» придумали не мехлисовские агитпроповцы времён Великой Отечественной, а именно он. Алексей Николаевич, опубликовавший, по-моему, в «Правде», ещё за два года до начала войны, статью именно с таким заголовком. Ну, приспособленец, причём стопроцентный!
А теперь взглянем на проблему «писатель и власть» с другой стороны: а кто тогда (да и потом, да, впрочем, и сейчас) из литераторов не приспособленцы? Нет, всех чохом записывать в таковых не рискну, есть отдельные индивидуумы, которые как шли наперекор (тот же Солженицын), так идут и сейчас (таковых сегодняшних, правда, не знаю. но они наверняка есть). Так что в чём упрекать тов. А. Толстого? В том, что умел делать ЭТО гораздо виртуознее других? Д а и вообще. Проблема «писатель и власть» и проблемой-то не является.потому что совершенно надумана. Власть ВСЕГДА, если ей это нужно, ломает ЛЮБОГО писателя! Ведь тот же Солженицын, не согнувшийся под коммунистами и с триумфом въехавший в перестроечную «демократическую» Россию, концов, увидев и поняв, в конце концов, что творится в стране НА САМОМ ДЕЛЕ, заперся на своей подмосковной даче и носа оттуда не высовывал до самой кончины.
Вернусь к Алексею Толстому. В один из многочисленных упрёков ему ставится чрезмерная «большевизация» его, пожалуй. самого известного романа – трилогии «Хождение по мукам», и мало кто упоминает (подозреваю, что не случайно), что первоначально это было откровенно антибольшевистское литературное произведение, которое Толстой исправил уже позднее, после возвращения в Россию, причём исправил со значительным сокращением текста. Современники «красного графа» вспоминали: Толстой всегда был склонен переделывать, иногда многократно, свои произведения, меняя названия, имена героев, добавляя или убирая целые сюжетные линии, колеблясь в авторских оценках подчас между полюсами. Но в СССР это его свойство слишком часто стало определяться политической конъюнктурой. Писатель всегда помнил о «грехе» своего графско-помещичьего происхождения и «ошибках» эмиграции, оправдание себе искал в том, что он стал популярен у самого широкого читателя, подобного которому до революции не было.
Можно спорить, но, на мой взгляд, творческое  находится в самой тесной связи с житейским, с бытовым, с повседневным. И вот здесь уместно вспомнить такой случай: в 1934 году Осип Мандельштам дал пощёчину «красному графу». Причина пощёчины была совершенно бытовой,  к творчеству и того, и другого никак не относяшейся (поэтому я и не стану останавливаться на ней подробно), но  случившееся получило, как приято говорить, широкий общественный резонанс. За Толстого вступился Горький, фигура в те времена не просто великая, но и    з н а к о в а я, и именно с этой пощёчины для «маленького человечка с птичьей головой», как назвал Мандельштама один из его современников, и начались чекистско-гулаговские страдания. А что же сам «красный граф»? А ничего. Молча утёрся и продолжил славословить существующую власть. Вывод: иногда и русский бывает мудрее еврея. Мудрее или хитрое? А может, прозорливее?
Самое, пожалуй, хлёсткое и вместе с тем удивительно «попадательное» определение ещё в середине двадцатых годов дал писателю литературовед Д. П. Святополк-Мирский: «Самая выдающаяся черта личности А. Н. Толстого — удивительное сочетание огромных дарований с полным отсутствием мозгов» (С. Мирский Д. История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. London, 1992. С. 794).
Действительно, Алексей Толстой принимал участие во многих неприглядных официальных кампаниях властей. Иногда он был вынужден это делать, но чаще охотно втягивался в такие мероприятия (в 1944, например, активно участвовал в работе специальной комиссии под руководством академика Н. Н. Бурденко, которая пришла к заключению. что польские офицеры в Катыни были расстреляны немцами).
Что же касается творческого наследие Алексея Толстого, то оно поистине огромно («Полное собрание сочинений» на самом деле охватывает небольшую часть им написанного), и насколько огромно – настолько и крайне неравноценно. Есть шедевры – и есть тексты, которые ниже всякой критики. И. может быть. Самым гениальным его сочинением является именно сказка о Буратино, которая своей именно что искренней лучезарностью до сих пор радует и детишек, и взрослых. Я думаю, что и сам-то Алексей Николаевич в душе так  оставался ребёнком. Наивным, капризным, избалованным властью и любящим красивые игрушки в ярких обёртках, которыми его эта самая власть регулярно одаривала.