Мертвяк

Бальтазар, ты украл неразменную монету?
Тот чуть усмехнулся.
- У меня ее нет. Принести клятву?
- Не стоит, - с прохладцей откликнулась Люська.
- Больше некому! – вмешался Дима, почему-то глубоко взволнованный судьбой неразменной монеты, о которой раньше слышал в сказках. – Она убежала, когда ты подошел. Алозий и я были без сознания!...
- Я бы, может, и выслушал тебя, - с тонкой улыбкой откликнулся Бальтазар, - если бы ты не был куском загнивающего мяса, которым даже ламия побрезгует.
Публика, до того выражающая свое отношение к словам говоривших, притихла, замер и Дима. Он не то, чтобы ясно понимал, скорее чувствовал - в словах дьявола кроется нечто ужасное - последний приговор.
- Но-но! – проворчала Люська из-за стойки. – Давайте воздержимся от перехода на личности.
- Мне нужно выйти. Мне нужно в туалет, - смято проговорил Дима и поднялся. Пол сплясал под ногами мамбу. Дима вцепился в пухлую спинку кожаного дивана.
- Сомневаюсь, что тебе туда нужно, - проворчала барменша, - но уж ладно иди. Объявляю перерыв!
Люська махнула рукой в нужном направлении, и Дима, хватаясь за стены, побрел к туалету.
«Наверное, серьезное сотрясение, - размышлял он на ходу, - и у меня галлюцинации. А может, я все еще в машине лежу, и бред случился от потери крови. Говорят, бывает. Или клиническая смерть. Говорят, при ней происходит выброс гормонов, и человек испытывает счастье. Тогда почему мне так плохо? Я будто окоченеваю, и ситуация бредовая….»
Туалет был отделан белым, кое-где расколотым кафелем, старым, еще советским. Фанерные кабинки, выкрашенные зеленой краской, исписаны и изрисованы. Журчала вода, вытекающая из сломанных бачков. На затоптанном полу окурки от сигарет.
«Не может такое пригрезиться», - подумал он в смятении.
Дима облокотился на умывальник, пахнущий хлоркой, и заглянул в мутное, точно уставшее от множества лиц, зеркало. Оттуда на него зыркнуло бледное и дикое, чужое лицо. Он поспешно отстранился.
«Или может», - подумал он и пощупал голову. Где-то здесь над виском есть рана - кровь же заливала глаза. Рана была. Он осторожно потрогал рассеченную кожу. Развернулся к зеркалу боком, пытаясь увидеть ее. Глубокая. Хуже, чем представлялось. И что-то белое торчит. Кость? Мозг? А кровь не идет совсем. И не запеклась, просто не идет. И не болит. Должно болеть. Он снова посмотрел в зеркало. Спортивная матерчатая куртка на плече и вороте потемнела от крови. Много вытекло. Почему рана не болит? Может, я у спасателей, и они накачали меня обезболивающими? Поэтому не болит, и галлюцинации от передоза. И туалет - тоже галлюцинация? Если не болит, может, еще что-нибудь сломано, а я не чувствую. Он ощупал себя. Выпирала кость на левой руке. И ребра. Руль явно раздавил грудную клетку. Ничего не болит. «Так, так, так, так», - лихорадочно зашептал Дима в панике. Как узнать, умер я или нет? Как узнать?! Пульс! Он приложил пальцы к жилке на шее. Под кожей ничто не билось. «Что же делать? И что вообще это такое?! Не может быть, что я умер! Вот же я!»
Он бросился из туалета в зал.
- Кто-нибудь вызвал скорую? Мне срочно нужна помощь! – крикнул он.
Невидимая публика сзади оживилась. Вроде, кто-то выиграл по ставкам, и кажется, ставили на тот момент, когда он поймет, что мертв.
- Неправда! – разозлился Дима. – Я не умер еще! Мертвые не могут говорить!
- Посиди успокойся, - посоветовала ему Люська сочувственно. – За тобой скоро приедут.
 Она поставила на поднос с посудой наполированный стакан и объявила:
- Итак, продолжаем.
Дима как-то сам собой очутился опять на диване. Снова вспыхнули огни, освещая стулья, к которым из темноты вышли друг за другом Аллозий, девица и Бальтазар. Расселись. Бальтазар вальяжно развалился, прислонив зонтик-трость к соседнему столу. По всему видно, что он полностью уверен в исходе дела. Аллозий присел на краешек и косился на Бальтазара. Желание вернуть свое добро боролось со страхом перед могущественным дьяволом. Ламия стремилась выглядеть невозмутимой, но под маской спокойствия тоже угадывалось, что ее беспокоит неопределенность будущего.
- Итак, повторим обстоятельства еще раз. Авария. В одной машине - Алозий и она, - кивок на девицу, - в другой – Дима. Ламия стащила фальшивую монету и выбросила сумку, надеясь, что Алозий подумает на каких-нибудь прохожих. И это слышал Дима. Пока она убегала прятать ее, к машинам подошел Бальтазар, который утверждает, будто прогуливался  по темным дождливым улицам. Собственно, это последнее воспоминание. В результате, неразменная монета была украдена. Бальтазар утверждает, что монеты у него нет, и мы верим ему, потому что он не может солгать на наш прямой вопрос. И что же? Кого нам обвинять в случившемся?
Люська оглядела притихший зал.
- Вариантов всего два: второй монеты у Алозия не было.
- Ерунда! – тонко закричал тот, вскакивая с места. – Я же на встречу с клиентом ехал! Мы договор подписали: я ему монету, а он мне свою душу! Договор скреплен печатью Хозяина, и он же гарантирует честную сделку!
Алозий разнервничался из штанов вывалился и заколотил по полу тонкий, голый хвост с кисточкой на конце. Дима привстал, хотел показать на хвост, но зал, видевший все, оставался невозмутим, и он упал обратно. «Вот оно, медленное падение в кроличью нору, - пронеслось в голове. – Ладно, поглядим, чем все обернется».
- Мы услышали тебя, Алозий, - между тем проговорила Люся. – Тогда я не знаю, что и думать. Возможно, это дело из неразрешимых.
«Но как же! – хотел напомнить ей Дима, - ты же сказала: вариантов два».
- А что ты думаешь, Бальтазар? – вдруг обратилась барменша к дьяволу.
- Что тут думать? – с ленцой в голосе откликнулся тот. – Кто-то стянул неразменную монету после того, как Алозий спрятал ее в машине и до аварии. Какие еще есть варианты?!
- Хм, пожалуй, что и так, - согласилась Люська. – За отсутствием обвиняемых нам остается только наложить заочное проклятье на вора. Других средств нет.
Алозий огорченно взвыл. Публика опять зашевелилась, и Дима угадал, что она недовольна результатом разбирательства.
- Ну и отлично! – Бальтазар оставил освещенную огнями площадку и перебрался на сторону теней, где колдовал с бутылками Васька. Но дьявол не слился с тенями – свет словно бы преследовал его. – Налей-ка мне чего-нибудь крепкого и вкусного.
«Если я на том свете, - подумал Дима, - то и здесь у правосудия глаза очень даже зрячие. Бальтазар причастен, по всему видно, а она ничего не делает, чтобы уличить его!».
Дима вдруг заметил, что пальцы его что-то вертят в кармане куртки.  Вынул руку, и сразу понял: это она – неразменная монета в его кармане! Он поспешно огляделся. Вроде бы на него не обращали внимания.
«Все-таки я?! Не может быть! Как?! Они сказали, что я умер еще до того, как вернулась ламия, а значит, не мог. И про проклятье не шутили. А вдруг оно уже на мне? И что делать? Кинуть монету под стол в зал, и пусть кто-нибудь другой найдет и разбирается с этим. Или промолчать? Что если они и разбираться не станут: виноват или нет? Я для них - чужой мертвяк. Кому интересно, что со мной случится? Да ведь со мной все уже случилось», - зло подумал Дима и с размаху швырнул монету в барную витрину. Руки не слушались, и удивительно, как не промахнулся. Монета попала в пузатую бутылку коньяка, брызнули осколки и алкоголь. Монета отскочила и, шлепнулась на стойку, дребезжа, прыгала на месте, пока Люська не прихлопнула ее рукой.
Барменша показала монету публике. Как-то сразу каждый сообразил, что перед ними та самая монета. И по залу прокатился гул. Алозий алчно взвыл и кинулся к бару, расталкивая встречных. Ламия перекрутила свою матерчатую сумочку, так что на пол посыпались блестки. По лицу Бальтазара, стоявшего возле стойки с только что налитым стаканом, пробежала тень, но он быстро взял себя в руки, только черные дула глаз уставились на Диму. Зрители, так  и оставшиеся серыми тенями, оживились, заключая новые пари.
Алозий добежав до стойки, подпрыгнул, пытаясь схватить монету, но Люська отдернула руку и погрозила ему пальцем. От возбуждения Алозий не уследил за внешним обликом. Волосы разделились на прямой пробор и скрутились в толстые рожки. Нос стал курносым, почти свиным пятачком. Черт сделался меньше ростом, но шире поперек, и от нетерпения подпрыгивал у стойки, стуча по полу козлиными копытцами.
Люська сразу догадалась, откуда взялась монета. Она обернулась к Диме.
- Вот, значит, как! Монета все время была в твоем кармане. Теперь понятно, почему мы не могли найти виновного – ее подсунули без твоего ведома.
Она повернулась к Бальтазару.
- Только у тебя было время подсунуть монету ему. Ты рассчитывал вернуться за ней позже.
Бальтазар нехорошо усмехнулся.
- И расчет был недурен! Устроить аварию, подкинуть монету в карман мертвяка, о которой он ни сном, ни духом, а потом, после вашего балагана, забрать у него монету. Но вот вы разгадали загадку – и что с того?! Вы можете меня судить, а вот наказать – силенок маловато!
Он рассмеялся и направился к выходу. По лицу Люськи стало понятно, что дьявол прав: не в их власти наказывать его.
Дима, не зная сам, что будет делать, поднялся и взял зонт Бальтазара, прислоненный к столу.  
- Дай сюда! – велел ему дьявол, протягивая руку.
Он стоял напротив, ничуть не беспокоясь, что кто-то может причинить ему вред. Стоял и смотрел нагло, самоуверенно. Дима взглянул на острый, будто нарочно заточенный, стержень трости. И вдруг отвел руку назад и ударил с силой в незащищенный живот Бальтазара. Он ни на что не рассчитывал, больше всего хотел стереть демоническое высокомерие с лица дьявола, заставить пережить его хоть миг страха, испытанный им самим перед смертью. Пусть знает и боится! Но зонт прошел сквозь тело Бальтазара легко, как будто не встречая преграды, и странным, удивительным образом менялся, превращаясь в серебристое короткое копье. В зале дружно ахнули. Глаза Бальтазара изумленно расширились. Не веря, он потрогал серебристое древко, торчащее из живота, вывернул шею, заглядывая себе за плечо. Пауза затягивалась, ничего не происходило, и Дима потянул зонт обратно.  Назад он выходил очень легко, будто из пустоты. В животе Бальтазара зияла черная, сухая дыра. Дима отступил на шаг. Бальтазар стоял, с тем же немым изумлением на лице. Надо думать, когда он придет в себя, сотрет обидчика в порошок. «Я уже мертв, и хуже не будет», - равнодушно подумал Дима.
Бальтазар очнулся, лицо полыхнуло темной ненавистью. Он протянул руку к Диме и вдруг осыпался на пол кучкой праха. Никто не ожидал ничего подобного, и все затаили дыхание.
- Кажется, к нам вернулся ангел возмездия! – громко объявила Люська.
Первой опомнилась ламия, стоявшая ближе всех к Диме. Она отскочила от него и побежала прочь, стуча каблучками. Хлопнула дверь, и будто разбудила остальных. Кое-кто последовал за ламией. Другие суетились, спорили из-за ставок. Такого конца никто не предполагал, и выиграл только букмекер.  К Диме не приближались. Зато теперь из серых теней они превратились в тела из плоти и крови, и многие из них не понравились ему с первого взгляда, как никогда не нравились вампиры, несмотря на симпатичных вампирес, туго затянутых в лайковую кожу.
Происшедшее с ним оглушило, и по-прежнему, казалось бредом.
«Ну, допустим, я умер, - размышлял Дима, застыв посреди