Стоял яркий день, синий и золотой. Вечер года ещё не наступил, но его присутствие ощущалось, как кристальная нота в прелюдии тёплого воздуха, пронизанной беззвучными искорками солнечных паутинок.
На замшелом камне у тихого пруда, в окружении тронутых багрянцем декораций осени, сидела девушка. На чёрном зеркале пруда неподвижно стояли алые и белые кувшинки, её лицо отражалось в нём. Развившийся локон чёрных волос падал вдоль бледной щеки, склонилась шея, белая, как стебель водяной лилии. Девушка казалась задумчивой. В её руке, украшенной искрой сапфира, лежал чёрный томик с серебряным французским тиснением, но глаза были полуприкрыты длинными ресницами, она водила алым ногтем по жёлто-зелёным узорам мха на камне.
Прошелестели опавшие листья под чьими-то бодрыми ногами, тишину парка нарушили весёлые юношеские голоса и на берег вышли двое молодых людей. На них были белые рубашки с галстуками, тщательно выглаженные брюки и начищенные туфли. На кармашках рубашек висели голубые пластиковые карточки, руки сжимали новенькие библии, солнце играло в их золотых волосах и лица осветились белозубыми улыбками, когда они увидели девушку.
- Какой прекрасный день! – Радостно сказал один из них, останавливаясь рядом с ней.
- Но, всё преходяще, - мягко заметил второй. – Вы когда-нибудь задумывались над этим?
Девушка не подняла на него глаз.
- Придёт ноябрь с дождями, потом зима, - вступил номер первый. – Так проходит земная жизнь, и все мы встанем перед судом Божьим.
В голосе его прозвучали светлая грусть и бронзовый звон латыни.
- Я не пойду, - обронила девушка.
- Что?! – В один голос сказали юноши.
Если бы в ходе мизансцены они были меньше заняты самолюбованием, то могли бы заметить ухмылку, мелькнувшую в углу её рта.
Девушка не нашла нужным повторять.
- Бог всемогущ, - вразумляюще сказал номер второй.
- И мы несём слово Божье, - пояснил первый.
Они так ничего и не поняли. Что ж, Бог им судья.
- Он что же, сам не может даже своё слово донести? – Расхохоталась девушка и внезапно взглянула им в глаза, сначала одному, потом второму.
Глаза у неё были сапфирового света.
Девушка выпрямила спину и резко отвела колено в сторону. Под её коротким чёрным платьем ничего не было. Её розовые губы влажно раскрылись.
Глаза юношей застыли.
- Вы ведёте себя неприлично, - едва шевеля языком и утопая взглядом, произнёс номер первый. Второй молча тонул, сжимая Библию, но притяжение чёрной звезды казалось сильнее. Он покачнулся.
Вдруг девушка оказалась на ногах.
- Вы мерзкие глисты вашего Бога, - сказала она. – Вы оскорбляете этот мир своим присутствием.
В её руке появился стилет и серебряным веером замелькал меж кроваво-красных когтей.
Вестники отшатнулись.
- Мы никого не трогаем… - проблеял один из них.
- Конечно, - девушка мельком приоткрыла белые зубы. – Вы не способны поднять руку на ближнего или протянуть её упавшему. Вы импотентны и трусливы. Вы гадите изподтишка, как ваш отсутствующий Бог. Вы отравляете колодцы, от ваших взглядов вино киснет и красавицы лысеют. Вы пачкаете всё чумной кровью вашего Бога, в ваших следах собирается гной из его зловонных стигматов. Вы убиваете жизнь ради смерти вечной. Вы, агнцы божьи. Вы пасётесь на не вами посеянных пажитях и расплачиваетесь фальшивыми векселями вашего висячего Спасителя. Вы подкапываете и крадёте этот, наш мир, чтобы питаться им у ног вашего нищего духом и телом Господа.
- Мы жертвуем… - взблеял агнец, второй сунул руку в карман за газовым баллоном.
- Без жертвы никак не обойтись, - улыбнулась девушка. – Этот, мой мир пахнет спермой и питается живой кровью. Почему вы не спешите в Небесный Иерусалим?
Вопрос повис в воздухе вместе с блеском стилета, вспыхнул двойной молнией в радуге крови и упал на землю алым многоточием.
Где-то вдали начала куковать кукушка.
Отец небесный, как всегда, промолчал.
|
