Вдохновение мое

Боюсь, ничего нового я вам не сообщу, уважаемые мои читатели. Тема вдохновения избита в той же мере, что и тема отсутствия вдохновения. И не спрашивайте меня: «А что же ты вообще взялась за эту изученную досконально* тему, если тебе ничего нового сказать нет?» Так вот, не спрашивайте меня, чтобы не спугнуть мое вдохновение, которое я так упорно в себе порождала совершенно разными способами, о которых и расскажу.
Мне требуется от вас одно простое, как надевание носка, усилие. Согласитесь: если я/вы/они начали что-то печатать, то оно, вдохновение, уже на подходе. Его прерывистое сопение слышно в прихожей (если, разумеется, там не стягивает с себя куртку ваше чадо, вернувшееся с тренировки по тхэквондо), его быстрые, практически неслышные, шаги раздаются за окном, совпадая своей метрической поступью с незнакомым вам Dubster**, звучание которого несется из динамиков гостеприимно распахнувшей двери вишневой «девятки» прямо и вверх, но обязательно навстречу вашим барабанным перепонкам, расположившимся на третьем этаже за кирпичной стеной, которая препятствием звуку не служит...
Будет еще одна просьба. Не возмущайтесь вслух тем, что, читая предпоследнее предложение, вы брали дыхание раз пять, да так и не поняли, зачем. С Львом Николаевичем у вас бы получилось намного длиннее***. Кстати, 1900 страниц «Войны и мира» он писал, не испытывая никаких душевных мук и ничем себя не мотивируя. Совсем по-другому было с другими нашими всё, творчески стремящимися к разного рода сочинительству.
Дмитрий Шостакович работал особенно плодотворно, если его ругали. После первой жестокой критики, когда его музыку назвали сумбуром, взял, да и сочинил совершенно гениальную Пятую симфонию.
Эмиля Золя вдохновляли гнилые яблоки, лежащие в ящике письменного стола вперемешку с разгромными статьями, которые он называл «жабами».
О полезности выполнения некоего ритуала, подобного вытиранию о брючину яблока, причем именно с одного бока, душистого и поспевшего до срока плода, минуту назад бесхозно лежащего под породившей его яблоней и проверенного насквозь живущим неподалеку фруктовым червячком, говорят и писатели прошлого, и наши современники.
Дюма-сыну необходим был ежечасный перекус, а английской поэтессе и романистке Шарлотте Бронте достаточно было с той же периодичностью чистить картошку.
Ни разу неизвестный мне до сего момента сценарист Александр Молчанов готов обеспечивать работой режиссеров под пение не слишком им любимой группы «Пинк Флойт».  Пробовал Боуи и «Дорз» – ничего не рождается!  
Впитывать неизвестное и сразу продуцировать новое, подобно водоплавающей, пусть и вумной вутке, не получится, как бы мы с вами ни старались. Вы имеете полное право уподобиться сыру, который (если порезать его тоненькими ломтиками) должен минут 30 полежать на тарелке, как следует привыкнув к температуре окружающей среды, вобрав ее в себя, чтобы донести до любителя концентрированного молока, подружившегося несколько недель тому с закваской, возглас безраздельно поверившего в свое предназначение: я теперь необыкновенно вкусен!
В продолжение сырной темы. Привычное, а в некоторых случаях ставшее сакрально-необходимым, нарезание ломтиками и укладывание на тарелочке в стиле «вверх по лестнице, ведущей вниз»,  бывает полезно нарушить каким-нибудь открытием. Так, открыв очередной роман Александры Марининой, я обнаружила, что главная героиня нарезала сыр маленькими кубиками. Детективная история смогла совершить такой же маленький переворот в моем сознании, и теперь я с полным на то правом заключила: от стереотипов нужно и можно отходить! Кстати, этой нетрадиционной (не побоюсь заявить!) нарезкой героине удалось еще и влюбить в себя главного героя. Так что – не я одна такая...
Подводя черту, признаюсь, насколько бывает сложно заставить себя прекратить покряхтывание, покашливание в кулачок и жеманно-капризное потягивание из трубочки  коктейля из мороженого, ананасного сока и сбитых сливок, посыпанных сверху шоколадной крошкой, рецепт которого был закрючкотворен на обрывке формата А4 года два назад и так кстати, но, вместе с тем неожиданно, отыскался, приурочившись к дню рождения моей подруги, поглощавшей напиток с особой грацией знающей себе цену женщины...
И – да успокоимся сердцем на афоризме американского писателя, редактора и лингвиста из прошлого века Питера де Врайза, гласящем: «Я пишу, когда приходит вдохновение, и я тщательно слежу за тем, чтобы вдохновение приходило строго в девять утра», – чтобы с понедельника начать новую жизнь.