Произведение «Ведьма из Карачева Гл. 10 ТТемнота наша» автора Галина Сафонова-Пирус

О ведьмах тебе рассказать?.. Ну, слушай. Раз надо было нам с Динкой у подруг переночевать, а хата ихняя как раз напротив нашей стояла, И раньше они все на Украину уезжали, а теперь родители еще там оставалися, а девки вернулися. Пошли мы к ним, постелилися, легли. Все сразу заснули, а я никак не могу. Как навалилися на меня клопы! Поймаю какого, а он тошшый, здоровый! Проголодалися, видать, без людей-то... Не сплю я, значить, и вдруг слышу: у сосонника собака залаяла. Ну, думаю, видать Ванька Зюганов и ночами чтой-то себе промышляить, собака-то его была. А тявканье все ближе, ближе, и уже к сараям приближается, и уже воз его вроде бы заскрипел, лошадь вот-вот… Ан, нет, не слышно топота лошадиного. И вдруг я ка-ак глядь! А из проулка Пятровна выходить! А про нее всё-ё говорили, что она - ведьма. И вот идёть теперича эта Пятровна в сарафане, в повойнику, волосы развязаны, за ней собака бягить и прямо к нашему дому приближаецца, к окнам нашим. Я где была!.. Ну, думаю, ка-ак сиганёть сейчас к нам в окно, так всех сразу и передушить. Но она пошла, пошла мимо и всё-ё так-то рукою на собаку… вроде как отгоняить её, а та тяв да тяв, тяв да тяв. Ну, прошла мимо окон наших, свернула к заднему огороду и-и по картошке... Бросилася я девок будить, рассказала им и ка-ак лупанули мы кубарем через дорогу, как забарабанили в нашу дверь! Мамка выскочила:

- Что вы?
А мы влетели в хату и - ни слова! Еле-еле она нас успокоила.
Ну, эти Зюгановы всегда славилися: ведьмы да ведьмы. Бабы всё судачили, что, мол, когда свекровь этой Пятровны помирала, то перед смертью попросила у дочек водички попить, а они ей и не подали.
- А-а, мам, тебе всёодно помирать.
Ведь тогда как говорили: кто перед смертью подасть ведьме водички, тому она и передасть свое ремесло, вот дочки и боялися, а невестка возьми да сжалься… и подала. Ну, свекровь вскорости помирать стала, так что ж ты думаешь? Зять и полез потолочину выламывать, чтоб душа её не задержалася.
Ну, умерла свекровь, похоронили её. Ночью с невесткой приключился жар, а на утро рассказывать она стала, как летала на Лысую гору, как ее там черти встречали, ведьмы знакомилися. Муж говорить:
- Ты ж спала! Никуда ты не летала.
А она - своё... Вот так-то за ней и осталося: ведьма да ведьма.
Да и не только Пятровна ведьмой слыла, их же кто его ведаить сколько по деревне было! Как что, так и окрестють. Во, Кривушиха... Её и свёкор мой раз видел на покосе. Луг от нас километров за тринадцать был, за Карловкой, так поднялся он так-то на зорьке и вдруг видить: из лесу кто-то в белом выходить и прямо - на него. Ну, он не спрятался, не побежал, а только косу в руки взял и стоить, смотрить: баба это! В ночной рубахе, босиком, простоволосая. И узнаёть эту Кривушиху. Остановилася она, поглядела на него, поглядела, да как пустилася назад! И шагами… аж по саженью. Ну ты подумай только сколько километров ей надо было из деревни отмахать!
А как-то слух пошел, что ночами по улицам ведьма бегаить и в ладоши хлопаить. Нынче кто-то слышал, на завтра… Вот и пошло: раз повадилась ведьма, значить либо коров перепортить, либо залом на поле заломить… Да это когда рожь станить вызревать, пойдешь ты ее жать, глядь, а залом этот на ней и закручен. Собрана она в пучок и завязана узлом хитрым... Ну да, может, кто и подшутил, а бабы: не-е, это ведьма закрутила!.. Зачем? А что б спорину* из ржи вынуть. Смелить, к примеру, мужик мешок ржи, ни перевернется, а его и съели, не будить у него спорины. А вот ведьма свою смелить и кто его знаить сколько есть будить. И заломы эти бабы обжинали, а мамка их выговаривала. Бывало, подойдёть к этому залому, возьмёть горсть земли да как ударить в него:
- Печать дарую от Бога! Печать дарую от Бога! Аминь.
Скажить так три раза, перекрестится... когда «Отче наш» прочтёть, когда поленится, а залом этот, значить, и обессилил. Вот, бывало, и зовуть её:
- Писарих, приди, отворожи!
А-а, про ведьму тебе, что ночами бегала… Ну, раз бегаить да в ладоши хлопаить, добра не жди. Вот и собралися наши ребяты, и решили: поймаем эту ведьму. Пошли, засели во ржи, приготовили гачень... Да это веревочка такая в штаны вставлялася, они на ней и держалися. И еще верили, что только на этот гачень и можно ведьму поймать. Так вот, затаилися ребяты, сидять, ждуть и вдруг слышуть: хлоп-хлоп, хлоп-хлоп! Бягить эта ведьма! Они - за колы да к ней. Подбегають, глядь, а это - собака.
- Ну и ну!.. Да это ж Мушка наша!
Позвали её, а та и подбежала к ним, хвостом завиляла. Она-то ошшенилася недавно и что ж приладилася: как ночь, оставить своих шшенят одних, а сама - на бойню кормиться, а как бягить по улице, так дойки-то её шлёп да шлёп, шлёп да шлёп... Ага, шшенята ж оттянуть их, вот они пустые и хлопають. Во, видишь… А если б ребяты вовремя не опомнилися, так и порешили б суку, осиротили шшенят.
Да что ведьмы! Верили тогда и в сотан, и в чертей, и в нечисть разную.
Помню, Сидяка у нас на другом краю деревни жил... Почему Сидяка?
А хто ж его знаить? Звали так: Сидяка да Сидяка. Маленький, корявенький мужичишка был и ноги у него косола-апые были. Дочку свою рано замуж выдал, жил один, и вот раз ляжить на печке и видить: открывается дверь и входить Данила… Да такой уличный вор у нас на деревне был, и хатка у него ма-аленькая была, ишшо по курному* топилася. Детей у Данилы было штук двенадцать, так он, бывало, всё ташшыл с чужих дворов: у кого - курицу, у кого - рубаху какую, если оставють сушиться на вярёвке… Да лупили, лупили его мужики за это, но в суд не передавали. Жалели. Надо ж было ему детей-то кормить? И вот значить этот самый Данила входить к Сидяке, а тот и думаить: и зачем это он ко мне? Брать-то у него совсем нечего. И вдруг видить: как валить следом за Данилой артель цельная! Сидяка присмотрелся так-то, а это - черти! Копыта-то у них лошадиные, хвосты дли-инные, как у коров, и у маленьких чертенят рожки небольшие, а у Данилы аж калачом завернуты! Главный он у них. Ввалилися гуртом в хату, да и протопали пря-ямо к святому углу. И уж что они там делали… в святом-то углу, Сидяка не помнил, а только, как дверь от них ослобонилася, свалился кубарем с печки, да как стреканул чуть не голый к брату! Забился у того в угол святой и ни-ичегошеньки не выговорить!.. А что ж ты думаешь? Так перепугался, бедный, что всего с полгода и прожил. И в хату свою больше не возвернулся.
Так-то, моя милая, всё это - серость наша. И не к души мне такое было, как и деду моему Ляксею. Можить, как раз потому люди его и уважали. Всё-ё, бывало, как горе у кого какое, так и шли за советом: Ляксей Ляксеич, вот так-то, мол, и так... посоветуй! Со всей деревни ходили.

*Спорина – удача, успех.
*По кУрному – топить печь без трубы.