Я без сожаления покидала нашу трёшку, где мы прожили семьёй вчетвером достаточно долго и порой счастливо. Во-первых, после развода она мне уже не казалась, как прежде, надёжной крепостью. Во-вторых, обмен подвернулся очень заманчивый: сын с семьёй перебрались в областной центр, а мы с дочкой – в уютную двушку, правда на пятом этаже, но я всегда любила крайние этажи: никто не затопит, никто не пляшет у тебя на голове, и вообще – смотришь на всех сверху, а над тобой – только Бог, так ему и положено быть выше всех.
Переезд затеяли в конце декабря, а у дочери – полугодовые контрольные и диктанты. Уроков-то тьма, и вот света в квартире нет. Проводка, розетки – всё требовало ремонта, заниматься делами по вечерам приходилось со свечой. Помогла подруга, её муж прислал электрика из своей жилконторы, где он работал.
Помню, увидев его первый раз, я даже не поняла, что меня поразило в нём, и только позже заметила, какие разные у него были глаза. Один глаз пострадал, когда на стройке ему на голову свалился какой-то кирпич, надеюсь, не очень большой. Глаз позже стал хуже видеть, а второй, здоровый, был все время прищурен, как будто бы ему мешал лишний свет, так и осталась у него привычка ходить чуть боком, смотреть наискось, компенсируя свою несуразность застенчивой улыбкой.
Он назвал себя Сашей, стал тихонько и незаметно заниматься всякими проводами, шурупами, лампами. Мы с дочерью уже привыкли, что дома у нас всегда кто-то что-то делал, пребывая в каком-то постоянном ремонте. Поэтому спокойно и привычно жили своей обычной жизнью, казалось, Саша тоже за своим занятием вообще на нас не смотрел и не замечал. Но провозившись часа два с люстрой, он пришёл на кухню и, как-то запинаясь, начав откуда-то издалека, сказал: - «Мне так нравится аура вашего дома, денег за работу я не возьму, можно буду приходить помогать просто так?»
Любой, кто сталкивался с такой ситуацией, поймет, что порой легче отдать трудовые барыши и расстаться в хороших отношениях, чем вот так, просить на халяву, за спасибо все и сразу, а потом стоять над душой и проверять, всё ли сделано так, как мы хотели. Но всё обошлось, и мы действительно подружились. Саша очень много помогал нам: то мебель собрать, то вещи распаковать, то перенести их, расставить и развесить.
И конечно, всё, что я узнала о его жизни - это всё им же самим рассказанные истории.
У него было удивительное трепетное отношение к маме, в его рассказах каждый раз звучали нотки жалости, сочувствия своей матери. Они переехали в ближайший к нам посёлок из Карабаха, убегая от этнического конфликта, а в то время в соседнем поселке можно было купить недорого квартирку на троих - он, его мама и бабушка. Бабушка, совсем старенькая, весь день лежала на кровати в полудрёме, а ночью охала-ахала, звала на помощь свою дочь, Сашину маму, и та, не высыпаясь, каждый день убегала утром на работу, местную птицефабрику, не отдохнувшая и совершенно больная.
Позже Саша женился, переехал в наш районный центр, недалеко от фабричного посёлка. Тестю и тёще он очень пришёлся по душе, они оставили молодым свою большущую квартиру, сами съехали на дачу, обещали позже купить им машину, в общем – всё замечательно, как говориться – «живи и радуйся».
Если бы не одно, но очень важное «но»: год-два спустя после женитьбы родилась дочка, красавица. Все, проходя мимо, оборачивались, любуясь, на эту куклу. Но годам к пяти стало понятно, ребёнок болен, сильно отстает в способностях, общаться с девочкой было практически невозможно из-за очень сильного заикания и задержки в развитии психики.
Саша жаловался – жена бьет дочку, злится на её непонятную речь, и ждал от меня подсказки, а что можно сказать мне, постороннему человеку? Не понятно, какие порядки поселились в их семье. -«Да она и меня бьёт» - как-то раз добавил он к своему очередному рассказу. Удивившись таким подробностям, я только молча слушала его истории, изумляясь, каждый раз, все больше и больше.
Его жена, будучи девочкой своевольной и балованной, в лихие девяностые уехала в Москву с бандитом местного разлива, который, как сейчас говорят, «поднялся», собирая мзду с торговцев колхозного рынка. Жизнь в первопрестольной не сложилась, она вернулась домой, в райцентр, и занимала время тем, что целыми днями курсировала между подруг с бутылкой пива в руках, особенно её было не найти в дни всенародной скорби по преждевременно ушедшим из жизни молодёжным кумирам. Родители девочки очень обрадовались Саше, надеясь, что новое знакомство дочери поставит её бесшабашную жизнь на спокойные семейные рельсы. Многое они хотели отдать за это, как позже оказалось, даже свою личную свободу. Папа был известный специалист на машиностроительном заводе, мама – грамотный и уважаемый всеми экономист местного отделения казначейства. Дочь она пристроила к себе в банк уборщицей, чтоб хоть как-то приучить её к трудовой дисциплине.
Последний раз мы виделись с Сашей при очень трагикомичных обстоятельствах. В областном центре, куда я переехала два года спустя после нашего знакомства, моим жильем стала обычная хрущовка. А кто сталкивался, тот знает, что электросчетчики в таких квартирах расположены в небольших нишах за железными крышками обычно в малюсеньком коридоре. Однажды, приоткрыв маленькую дверцу этого сейфа, я увидела на проводах синие огоньки, они горели бесшумно, без дыма, но очень угрожающе, и совершенно было непонятно, что с этими огоньками делать. Пожарники в ответ на вызов, велели выключить все приборы и ждать – мол, провода сами потухнут, но к счастью – на мой слёзный голос очень быстро отреагировал Саша, через полчаса он был уже у меня и возился в коридоре со старым автоматом.
Потом, успокоившись, мы сидели и пили чай, перебирая все новости за последние несколько месяцев, что не виделись. Саша рассказывал, что ходит с дочкой на приемы к логопеду, что психолог очень хвалит её результаты, но у жены не хватает терпения заниматься с дочкой, поэтому он это взял в свои руки.
«Странное предчувствие не отпускает меня последнее время, - говорил Саша, - мне всё время кажется, что впереди большие перемены. Я не знаю, какие, но всё время стараюсь быть к ним готовым. Читаю много, хожу в спортзал на тренировки. Последнее время таким философом стал»- закончил он с улыбкой. Хорошо, что запомнила я его именно таким.
Приехав некоторое время спустя, в гости к подруге, я на одном дыхании выслушала от её мужа рассказ о трагическом финале очень короткой Сашиной жизни.
Сашин дежурный график позволял ему в свободные дни подрабатывать на стороне, помимо работы в своей бригаде электриков жилкомсервиса: то крыши закатывали рубероидом, то монтировали оборудование, в общем, жизнь всему научит, особенно в те шальные девяностые, на рубеже новых экономических отношений. Брались за всё, что хоть как-то помогало выжить. Но вот выживали-то не все в этой тихой войне.
В то февральское утро к нему пришёл приятель, с которым они вместе шабашили у местного предпринимателя, и попросил заменить его в командировке, надо было срочно выезжать за оборудованием, а у него что-то не сложилось дома. Саша, конечно, сразу же согласился.
Станок, за которым они ехали, был просто огромным, и при погрузке его на платформу не выдержал стропильный трос. Погиб Саша моментально, и привезли его домой на той же машине, на которой и станок – убийцу.
Провожали его в последний путь всей бригадой, мужчины, не стесняясь, плакали, прощаясь с ним, а горе матери даже представить трудно, ведь её старший сын плавал капитаном в далёких морях, а Саша был единственной близкой кровиночкой и опорой рядом, они оба души не чаяли друг в друге.
Больше всех на поминках убивался Сашин товарищ, которого он заменил в этой командировке: -«Это я должен лежать в этой могиле, ведь он поехал вместо меня» - причитал он весь тот вечер. И эти причитания нагнетали на всех мистическую атмосферу безысходности и неизбежности перед законами Вечности. Утром притихшая бригада вышла на разгрузку станка, который сиротливо поджидал, пока люди завершат свои земные обязанности перед умершим.
Совершенно новый стальной трос лопнул неожиданно, когда огромный ящик уже сняли с платформы и выровняли для того, чтоб удобно приземлить. Тот самый товарищ Саши, которого он заменил в первой поездке, погиб на месте так же моментально, как и Саша. На вторых поминках все пили молча и подавленно, казалось злой дух сидит где-то рядом за столом и молча выглядывает следующую жертву. Каждый смотрел куда-то вниз, боясь взглянуть в глаза друг другу.
Молодая вдова осталась одна с больным ребёнком. Девочку она нещадно колотила, постоянно кричала на неё, окутывая неразумное дитё парами переброженного пива. А в августе девчушке исполнилось семь лет, и было ясно, что со школой она не справится, подруги, которые пришли поздравить девочку с днем рождения, сочувствовали им обеим и больше жалели несчастную мать, чем ребёнка.
Эта жалость злила вдову ещё больше. Злость на судьбу, на вселенскую несправедливость, на потерянную свободу вдруг захлестнули её так, что казалось, поднеси спичку – и вспыхнет факел. Перемыв тарелки после гостей, она теперь мыла ложки, вилки, ножи. Ножи… Глаза застлали слёзы. Дочка бессвязано лепетала что-то, сидя за кухонным столом.
Приехавшая бригада скорой помощи просто зафиксировала смерть ребёнка, на худеньком детском тельце насчитали больше десятка смертельных ран.
Бабушка, мама жены, старалась выгородить свою беспутную дочь, говорила следователю, что внучка нечаянно упала на ножик у неё в руках во время уборки. Но следствие доказала вину матери, правда признав её психически неуравновешенной и нуждающейся в длительном лечении.
В один из летних дней, прибравшись на могиле отца, я, как всегда по дороге на выход, свернула к Сашиному холмику, чтоб постоять там пару минут, отдав должное нашей старой дружбе. За невысокой оградой у могилки сына на скамье сидела немолодая женщина вся в черном, слева от неё - свежий холмик на могилке недавно умершей её престарелой матушки - бабушки Саши. Справа – маленькая детская плита, а на ней золотыми буквами в граните выбиты две одинаковые даты - рождения и смерти, один день, но с разницей в семь лет.
Я не решилась подойти ближе, просто прошла мимо, чуть медленнее, чем обычно. Подумала, что волей случая я стала свидетельницей многих событий в жизни этой женщины. Часто переживала за неё вместе с рассказами Саши, многое знала о бедной страдалице – её внучке. И здесь, стоя рядом, своими плечами ощущала тяжесть навалившегося на неё горя. Я не подошла, не нарушила её скорби. Просто постояла рядом секунду - другую в грустном молчании, и пошла дальше.
Ни одна встреча в нашей жизни не бывает случайной.
