Осени жёлтой листая страницы

всех. Антошка и Алёнка сразу прилипли к его велосипеду, и Коля поочерёдно вёз их на велосипедной раме до самой станции. И опять было понятно, что везти  ему хотелось, конечно,  Дашку…

В вагоне электрички, когда все расселись и угомонились, Антошка  вдруг ни с того ни с сего сказал:
- А Коля, когда вырастет, будет лечить маленьких детей…
-  Почему только маленьких? – спросила она, покосившись на Дашку. Но та сидела, подчёркнуто безразлично отвернувшись к окну.
- Потому что, маленьких детей лечить очень трудно, большие дети могут сказать, где болит, а маленькие не говорят, они же ещё не умеют, - пояснил Антошка.
- Значит, Коля хочет учиться в медицинском институте, Дашунь?
Дашка повернула голову и кивнула:
- В Педиатрическом. Я… тоже туда пойду.

Ну, конечно, подумала она,  улыбнувшись, а как иначе. Ещё передумает за два года десять раз, глупышка…

Но Дашка, похоже, так не думала. Пока, по крайней мере. Дома она тут же вытащила учебники по химии и биологии, несколько раз сбегала в книжные магазины и библиотеку, узнавала про какие-то подготовительные курсы…

Больше её волновала Машка. Последний год в школе, а всё не может определиться, всё её кидает в то в одну сторону, то в другую.  А время идёт… Не успеешь оглянуться – и вот он, май.
К первому сентября она купила Машке чудесный брючный костюмчик,  Дашке – новые туфли.
- А себе? – укоризненно спросила мать. – О себе  когда думать будешь? Молодая ещё…
- Потом, - отмахнулась она, и, конечно, забыла.

Первого сентября она проснулась  от какого-то шороха, который раздавался совсем рядом. Приоткрыв глаза, она увидела стоящих возле её постели обеих дочерей в пижамах и одетую,  готовую к новому дню мать.
- С днем рождения, мамочка! – ласково сказала Дашка. – Доброе утро!
Она помотала головой, просыпаясь окончательно,  и недоуменно спросила:
- С каким днём рождения? У меня же в мае был… Вы что, с ума посходили все?
- Не с днём твоего рождения, а с рождением нового дня! – пояснила Машка. Она ловко выхватила из-за спины хрустящий прозрачный пакет и протянула ей.
- Вот. Подарок тебе. С первым сентября, мамуль!

Она раскрыла пакет и  ахнула. В пакете была… новая блузка. Из какой-то нежной шёлковой материи, строгая и нарядная одновременно.  Вот именно такую блузку она и видела как-то в Пассаже, но взглянула на цену и только вздохнула – не до этого сейчас, потом как-нибудь…
- Чья инициатива? – хотела спросить строго, а получилось со сна сипло и словно виновато.
- Бабулина, конечно, -  сказала Дашка.
- Ну, не только моя, - внесла ясность мать.- Все вместе придумали, а девочки выбрали.
- Нравится? Тебе нравится? – крутилась на месте Дашка.
- Очень. Спасибо, родные мои…

Она обняла мать, расцеловала девчонок.
- А в ванную, чур, я первая!
- Да иди уж,- засмеялась Машка. - Мы уже умылись давно.

Второй сюрприз произошёл, когда она ещё причёсывалась. Раздался звонок в дверь и из прихожей послышались голоса.
- Кто-то пришёл? – выглянула она из ванной.
В прихожей с огромным букетом цветов стоял Коля, а возле него   мать,  Машка и, конечно же, Дашка.
- Вот, это вам… Всем. С праздником, - смущённо бормотал Коля.
- Коленька, да ты же опоздаешь! – ахнула она.- Спасибо тебе. Тебе же чуть ли на другой конец города до школы добираться!
- Нет, - улыбнулась Коля, - Не опоздаю. Я всё рассчитал, как раз успею.
- Ты хоть чаю с нами попей,- сказала мать, принимая букет.
- Тогда точно опоздаю, - засмеялся Коля.- Да и не могу я, спасибо. Друг внизу ждёт. До свидания. Даш, я тебе позвоню.

Она смотрела из окна комнаты, как по двору к автобусной остановке  бежали два паренька. Вот один остановился на мгновение, посмотрел на окна дома и помахал рукой. Значит, из окна детской, как она до сих пор называла комнату девчонок, вслед им смотрела Дашка…

3.
И потекли сентябрьские будни. С бесконечными уроками, тетрадками, педсоветами, родительскими собраниями, линейками  и дежурством по школе. Ей казалось, что ни лета, ни дачи вовсе не было… А осень она любила. Ей нравилась спокойная, несуетная красота осени,  достоинство, с которой природа расставалась со своей молодостью, готовясь погрузиться в долгий сон. После уроков она возвращалась домой пешком. Шла медленно, вдыхая запах осени, любуясь янтарно-жёлтыми и карминно-красными кронами деревьев, шурша опавшей листвой… Иногда садилась на скамейку в маленьком сквере, где гуляли с колясками молоденькие мамы и сидела подолгу, ни о чём не думая, просто мечтая. Оказывается, она ещё была способна мечтать…

Эта осень подарила ей и ещё один сюрприз. Совершенно неожиданный. В один из дней, когда ни девчонок, ни матери не было дома, она затеяла небольшую  уборку. В своей комнате девчонки обычно убирали сами и на Дашкином столе всё было в идеальном порядке – тетрадки книжки… А у Машки  -   огрызки карандашей, сломанные ручки и учебники -  всё было вперемешку. Она решила сложить всё аккуратной стопкой и нечаянно смахнула на пол какой-то блокнот, больше  похожий на маленький альбомчик. Обычно она никогда не заглядывала в тетрадки девчонок – захотят, сами покажут, а не захотят – значит и не надо, должно же быть у них личное пространство.

Но альбомчик, падая, раскрылся, и, поднимая его, она с изумлением увидела, что из альбомчика на неё смотрит …Дашка! Ну, не сама Дашка, конечно, а  её портрет. Карандашный портрет, нарисованный лёгкими, точными, летящими  движениями, словно художник не отрывал карандаша от листа. Наклон головы, улыбка, прядка волос, которая постоянно лезла ей на глаза – всё было Дашкино. Она перевернула несколько страничек – на одних из них были какие-то черновые записи, просто каракули, словно кто-то в задумчивости водил карандашом, а на других… Вот ещё портрет – девочка с коротким хвостиком на затылке, Наташа, Машкина подруга. Вот какой-то парнишка в очках, вот строгая женщина с короткой стрижкой -  Нина Сергеевна, классная руководительница Машки. А вот носатый, весёлый и взлохмаченный молодой мужчина – это кто? Ах, да, догадалась она – новый физик, Дашка же говорила…

«Чей же это альбом?» - думала она. Девчонки рисовать почти не умеют, в пятом–шестом классах приносили из школы листы с рисунками каких-то унылых скособоченных чашек, бидончиков и парой-тройкой яблок, похожих на что угодно, только не на яблоки. И за  печальные эти рисунки неизменно стояли такие же грустные тройки.

Мать задерживалась, зато Дашка пришла первой.
- Есть хочу, - с порога объявила она. - Мы сегодня кросс бегали… А Машка поздно будет, у них  диспут какой-то. А бабуля где?
- Мой руки, садись. Бабушка к окулисту пошла.
Вот тут, за обедом, она и спросила про альбом, чей он?
- Машкин, - ответила с набитым ртом её дочь.
- Это я поняла. А рисовал кто?
- Мам, я же говорю, Машкин блокнот. Машка и рисовала.
- Она же не умеет… так рисовать! – изумилась она.
- Ну, почему не умеет? Очень даже умеет. Она только не любит природу рисовать, ей больше нравится людей. Знаешь, какую они на восьмое марта стенгазету сделали? Машка всех училок наших нарисовала, а Юра, ну, такой в очках… Да он есть в её альбоме, тоже из их класса, так он та-а-кие стихи всем написал! Вся школа бегала их газету смотреть. Они первое место заняли. Мам, я пойду, погуляю немного?

Она так была ошеломлена этими новостями, что машинально кивнула и даже не обратила внимания на фамильярное «училок».
Машка пришла через четверть часа, после того, как Дашка убежала, предварительно пошептавшись с кем-то по телефону.
Накрывая теперь уже Машке на стол, она поинтересовалась:
- О чём был диспут?
-  Да так… О современном человеке.
-  И какой же он?  Человек современный?

Машка хмыкнула:
- Он разный, оказывается, мам… Знаешь, а я тоже сказала… Про музыку.
- Про музыку?
- Ну, да… Там говорили некоторые, что современному человеку неинтересна классическая музыка, старые певцы. Ну, я и возразила. Сказала, что музыка – она тоже разная. Есть для танцев, есть такая, чтобы за столом и хором петь, есть для души, а есть – чтобы подумать. И что культурный человек, если он и правда культурный, никогда не откажется от культуры прошлого… И что я люблю слушать записи Максима Михайлова, Пирогова, Иванова, их, кстати, два - Андрей и Алексей, и оба замечательные… Что мне нравится Барсова, Шпиллер, Давыдова, Максакова, а ещё Русланова, Зыкина, Магомаев, Отс и многие другие. Но я же и  современные синглы слушаю, молодёжные!

- Ты… правда слушаешь оперных певцов?..
- Ну, да.  Мне нравится… Они и романсы пели, мам, и народное.
- Машунь… Я видела твои рисунки. Случайно. Прости… Я не знала, что ты так рисуешь…

- Мам, - Машка отложила вилку, - мне с тобой поговорить надо… Я не пойду ни в какой политехнический. Я  в Герценовский  хочу, на худграф. Ты как-то раз сказала, что педагог в нашей семье – первый и последний – это ты.  А мне хочется. Мне хочется, чтобы дети не боялись рисовать, как я раньше боялась. Туда нельзя, сюда нельзя, только так, как я показала… Это у нас так было. А я хочу им свободу дать. Знаешь, какие дети есть талантливые! Вот Алёнка тёти Светина очень способная, понимающая. А Антошка, он только смотреть любит… Но это же тоже хорошо, мам!

Машка смотрела на неё с таким отчаянием, что она подошла и обняла острые Машкины плечики.
- Я рада за тебя. Я очень за тебя рада, - тихо проговорила  она.
- Я поступлю, мам… Я уже второй год по субботам в художественную студию хожу, в нашем Дворце Культуры. Дашка прикрывает… Чтобы вы с бабулей не ругали.
- Я очень люблю тебя, Машуня… И Дашку… Я очень люблю вас.

4.
Октябрь начался с дождей. Всё-таки осень решила показать всем, что она осень, а не что попало.  Стало заметно прохладнее, но она по-прежнему ходила домой пешком. Во-первых, привыкла, а во-вторых – это был единственный час, когда можно было остаться наедине с собой.  Молодые мамы уже не гуляли в скверах, не сидели на скамейках и иногда, если не было дождя, в сквере на скамейке сидела только она.  Ветер гнал яркую листву, но трава была ещё зелёной, хотя уже и с серым налётом. Ветви деревьев трепетали, словно жаловались на осень, словно она причиняла им нестерпимую боль.  Вспомнились стихи, чьи, она не помнила:

Осень. Горящий ветер.
В каждом листе пожар.
Днём ли, при солнечном свете,
Ночью ли, в свете фар
Осень горит и тает.
Как это может быть?
Книгу судьбы листает?
Пишет книгу судьбы?
Десять минут  - страница,
Танец горящих фраз…
Мечутся в небе птицы,
Не замечая нас.
Ритм принимая новый,
В поздних лучах зари,
Рыжая босанова
Тише и тише горит…


А мать стала грустной. И не осень была тому причиной, хотя и осень тоже, конечно. Приближалась годовщина ухода её Певца, Певца её молодости, её любимого Певца.   И она понимала мать.

Однажды мать сказала:
- В Москве будет концерт Памяти Певца. В новом Концертном Зале.
- Валя звонила? – спросила она.
- Валя в санатории. А узнала из Интернета, - спокойно ответила мать.
- А, девчонки сказали!
- Нет, - с тайной гордостью сказала мать.- Я сама умею. Мне Машенька только один раз показала, я и научилась… Я теперь и письма пишу, и получаю. И сайт у нас свой есть, хороший сайт. Там такие стихи, фотографии, воспоминания! И страничка есть, где можно пообщаться.
- Форум?
- Ну, вроде того. Можно и форумом назвать… - снисходительно ответила мать.

Она смотрела на мать и думала, что в любом человеке  до конца жизни остаётся