Глава 4
Учебка.
- Поскорей бы!
Машину последний раз тряхнуло, и она въехала на хорошую бетонную дорогу. Машина пошла ровно, не раскачиваясь и не подпрыгивая на ухабах.
– Ну, вот вроде и приехали. Встречай учебка, мы твои навеки! – пропел Маклак.
– Не навеки, а на три месяца, – возразил Посева.
– Ну, вот всегда ты так, никакой у тебя фантазии, пряник ты тульский! – разозлился Маклак. Машина подъехала к гаражам автовзвода и остановилась. Из кабины выпрыгнул Карп.
– Выметайся, приехали.
Ребята стали выпрыгивать. Они сильно замёрзли и, стараясь согреться, прыгали на месте.
– Что, лапки замёрзли?– засмеялся Карп.
– Тебе бы в кузове прокатиться, по такой дороге и по такому морозу! – возмутились мальчишки.
– Плавали, знаем. Ты думаешь, я всё время баранку кручу? Не, брат, я только здесь научился, может, и ты когда–нибудь научишься, – сказал он. Из кабины потихоньку, разминая затёкшие дорогой ноги, выбрался Шайба.
– Ну, где этот маменькин капитан?
– Никакого капитана не было, – влез Карп, заглядывая Шайбе в лицо.
– Я и без тебя вижу, что не было, а ты бы лучше умылся, а то ходишь, как чмо, – посоветовал Шайба.
– Да я умывался, товарищ майор, просто машина утром не заводилась, вот я и перепачкался, – попытался оправдаться Карп.
– Ты что, машину носом ремонтировал? – пошутил Шайба. - На площадку вернёшься, доложишь дежурному, что я приказал дедам тебя умыть.
Карп сразу скис и потерял интерес к жизни.
– Где этот капитан? – спросил вслух Шайба сам у себя.
– Да здесь я, здесь! – закричал капитан и выскочил из–за стоящих машин. - Извините, товарищ майор, в штабе задержали.
– Всем построиться! – приказал Шайба. – Вот, товарищ капитан, передаю вам на полную сохранность, вернёте таких, каких взяли, – предупредил он и передал капитану документы. Капитан оглядел ребят и загадочно произнёс:
– Да-а?
Что он этим хотел сказать, никто не понял, а Серёга про себя подумал: «Начинается».
Произнеся своё загадочное «да», капитан скомандовал:
– Направо. Шагом марш.
Уходя, Серёга поймал прощальный взгляд майора.
«Даже Шайба против этой учебки, а не только старшина, значит, ничего хорошего из этого ждать не следует». Капитан привёл солдат к офицерской гостинице, там толпилось человек пятнадцать таких же солдат, два сержанта и старший лейтенант. Капитан приказал всем построиться, поздоровавшись со всем личным составом, он представился сам. Потом представил командный состав школы операторов, так в дальнейшем будет называться это заведение.
– Я хочу вам представить, товарищи учащиеся, старшего лейтенанта Кучина Ивана Фомича, он назначен командиром операторов оптических станций и замполитом.
-Командиром первого отделения, назначен сержант Стрючёк Виктор, командиром второго отделения - сержант Рыбин.
-Меня зовут Кошкин Сергей Иванович, я буду вашим командиром и отцом, мой девиз «каждый солдат должен стать командиром», ясно?
– Так точно! – ответили солдаты.
– Ну, а раз ясно, заходите в казарму. Сержанты распределят вас по комнатам, и выдадут спальные принадлежности.
Ученики вошли в помещение учебки.
«Господи, – подумал Серёга. - Неужели нам здесь предстоит учиться и жить»? Помещение было загажено, в коридоре валялись тумбочки, разобранные кровати, какие–то бумаги, половины дверей не оказалось. А самое страшное - ужасный холод, аж стены в некоторых местах заиндевели.
– И здесь нам придётся жить? – возмущались солдаты.
– Замёрзнем, как рыба в холодильнике, – подшучивали они сами над собой.
- Ничего вот это всё уберём и согреемся, даже вспотеем, – сказал немец Шлихт Иван.
– Правильно, товарищ рядовой, согреетесь, а вообще в казарме должен быть бодрящий холод, плюс пять, не больше, иначе в сон потянет, ясно?
– Так точно, ясно.
– Раз ясно, тогда приступайте к уборке, чтобы к ужину всё было в полном порядке, – приказал капитан.
Ребята приступили к уборке помещения, но тут их ждала радостная неожиданность. Двое солдат, перетаскивая кровать, задели розетку, пластмассовый корпус разлетелся на куски и железная спинка закоротила оголившиеся усики. Сразу перегорели пробки, и свет во всём здании погас. На улице в декабре темнеет рано, и всё здание погрузилось в кромешную тьму.
– Кина не будет, кинщик заболел, – съязвил Маклак.
Замполит убежал в гостиницу к офицерам и принёс керосиновую лампу. Он и два сержанта долго ковырялись в электрощите, но так ничего и не сделали.
– Ладно, завтра электрик придёт и отремонтирует, – констатировал факт старлей.
– А как же спать будем, кровати не собраны? – спросили его солдаты.
– А вот учебные столы к стенке составим, на них матрасы положим, и получится одна большая кровать, на всех хватит, – предложил замполит.
– Разрешите покурить, товарищ замполит? – спросил кто–то из солдат.
– Ну, покурите минут пять – десять, – согласился замполит. Мальчишки, натыкаясь на тумбочки и кровати, разбросанные по полу, вышли всей гурьбой на улицу
– Холодно, однако! – говорили они друг другу, поёживаясь. Зима действительно становилась с каждым днём всё холоднее и холоднее. Впридачу к морозам задул пронизывающий всё тело до самых костей северный ветер. Он продувал тоненькую солдатскую шинельку насквозь. А кирзачи от мороза становились каменными и прилипали к ногам. Несмотря на то, что приближались новогодние праздники, настроение у мальчишек было не ахти. На улицу вышел замполит.
– Ну что, накурились?
– Никак нет! – загалдели солдаты.
– Заканчивайте себя травить и пойдёмте в казарму, а то заболеете ещё, – сказал замполит как–то по–домашнему.
– Товарищ старший лейтенант, вы, как нянька, беспокоитесь о нашем здоровье! – удивились солдаты.
– Я для этого сюда и поставлен, чтобы следить за вашим моральным состоянием и здоровьем, ясно?
– Так точно, ясно.
– Раз ясно - шагом марш в казарму. Я вам у керосиновой лампы, почитаю про оптические и радиолокационные станции.
Солдаты ещё раз пробрались по тёмному коридору, сшибая на своём пути всё, что валялось на полу. Керосиновая лампа давала не только мутный жёлтый свет, но и немного тепла. Солдаты расположились на расставленных столах и на полу, и стали внимательно слушать замполита. Но это получилось не у всех. Мальчишки согрелись и задремали. Замполит в тёмной комнате этого не заметил, и продолжал читать инструкции по станциям. Это раздолье могло продолжаться до самого ужина, но кто–то из солдат вдруг неожиданно захрапел. Замполит поняв, что его обманывают, громко скомандовал:
– Учебка, подъём.
Спавшие солдаты, не понимая в чём дело, стали вскакивать, роняли столы и падали сами, в комнате раскатился громкий ребячий смех.
– Просыпайтесь, просыпайтесь, а то на ужин не пойдёте, – шутил замполит. Услышав про ужин, солдаты приободрились и зашумели.
– Не пора ли, действительно, на ужин? – спрашивали они у замполита и друг у друга.
–Может и пора, одевайтесь, пойдём.
– Пойдём, мурцовки поедим, – пошутил Маклак.
– Ты думаешь, там что–нибудь изменилось?
– Если и изменилось, то в худшую сторону.
– Сейчас увидим, – горестно вздохнул Серёга. Солдаты вышли из школы и построились. Сержант, сопровождавший учеников в столовую, приказал:
– Шагом марш, песню запевай.
– Ну вот, всё по старому, как мать поставила! Опять строем, опять с песней, – возмущались солдаты.
– Отставить разговорчики! – зыкнул зло сержант. Избаловались на площадках, здесь будет всё как положено по уставу. Сорок пять секунд подъём и отбой, утром зарядка, в столовую строем и с песней. Строевая подготовка, всё по уставу, это вам не это, – и сержант, споткнувшись о глыбу льда, выругался матом и замолчал.
– Так что неизвестно ещё, где лучше, остаться на площадке или ехать сюда в школу, – сказал зло Посева.
– Это точно, – поддержал его Серёга. В столовой был такой же бардак как и раньше, вроде ещё и хуже. Даже верхнюю одежду оказалось оставить негде - была опасность, что с вешалки её украдут. Поэтому приходилось раздеваться на улице и оставлять охранять шинели двух солдат. Полы остались такими же грязными и скользкими, как и раньше. Только крыс прибавилось, на улице им стало холодно, и они перебрались в столовую поближе к теплу. Еда не стала лучше, всё осталось на прежнем уровне, каша не доварена, суп - одна вода, и всё тот же кусок жёлтого сала. Который в конце своего пути доставался котам.
– Издохнем от такой еды к весне, – ворчали солдаты. Сержант, услышавший ворчание солдат, предложил им спасаться от голода посылками из дома.
– Пишите домой, пусть шлют еды больше, лучше всего сало и сухари. И ребята писали, но посылки приходили полупустыми - всё самое лучшее забирали по дороге. Серёга, получив свою первую посылку, и сверив её содержимое с тем, что было написано в письме, понял, что больше половины содержимого пропало бесследно. Но даже то, что осталось, для Серёги и его друзей было подарком судьбы. Два килограмма пряников, их не взяли, потому что они оказались твёрдыми, как камень. Килограмм, а то и больше сухарей, сигарет оставили ровно половину, и большой ломоть сала. Посылка шла долго, сало пожелтело, поэтому его не взяли. Мальчишки спрятали его на дереве, чтобы не утащили собаки. А после ужина ели маленькими кусочками, получая при этом огромное удовольствие. Приближались новогодние праздники, казарму ребята обустроили, вымыли полы, расставили кровати и тумбочки, в классах столы и стулья. Серёге очень сильно не повезло, он попал в комнату вместе со своим земляком, того с самого карантина все звали «сикун». Прозвали земляка так, потому что он действительно был сикун. Как только приехали в карантин, он начал мочиться в кровать. До этого за ним такой беды никто не замечал, ночь в клубе, две ночи в поезде - всё было нормально. Но в первую же ночь в карантине он обоссался и продолжал это делать каждую ночь. Первое время его стыдили офицеры и сами солдаты, потом стали обзывать, придумали позорное прозвище Сикун. Но ничего не подействовало, он продолжал мочиться каждую ночь. Через неделю от него пошла такая вонь, что стоять с ним рядом было невозможно. Серёгу это мало беспокоило, спал он от Сикуна далеко, в строю тоже стоял в достаточном отдалении. Звали Сикуна Игорь, это был высокий, красивый русский парень, светловолосый, голубоглазый, глаза его светились какой–то чистой душевной добротой. Поначалу с ним было интересно общаться, в клубе он рассказывал смешные анекдоты и истории. Никто даже не мог себе представить, что он решит таким позорным способом откосить от армии. А то, что он таким способом решил закосить, стало известно, после того как его вернули обратно в карантин из госпиталя. Командир роты больше двух недель не вытерпел и отправил Сикуна в госпиталь. Там его целую неделю тщательно обследовали и вернули с заключением врачебной комиссии: «здоров», а внизу приписали: «косит». До окончания карантина Сикун продолжал каждую ночь мочить свою постель. А старшине приходилось каждый раз выдавать ему свежее постельное бельё. От злости старшина не находил себе места.
– Ну, погоди, на площадку приедешь там тебя вылечат колом, быстро перестанешь дурить, – грозил он Сикуну. Игоря отправили на самую дальнюю площадку, ВИП№38. Находилась она
