Бес в ребро 2.

людям, к Володе. И самое главное - исчезло, пропало надолго, может быть навсегда, чувство страха и неуверенности в завтрашнем дне. Любовь к милой Женьке, воспоминания о ней больше не отзывались нестерпимой болью в израненном сердце нашего героя, а ушли в глубины сознания, отодвинулись на второй план, будто это иссушающее жаркое чувство так долго мучило не его, а какого-то другого человека, будто это был сюжет из старого, хорошо забытого фильма.

  - Пара гнедых, запряжённых зарёю… - громко затянул Володя.
  - Это вы с Галей пара гнедых, - улыбнулся новый знакомый. - И вы подходите друг другу. Прекрасная пара…
  Потом они шли вдвоём по вечернему заснеженному городу и думали об одном и том же.
  - К сожалению, я не могу пригласить тебя домой, - начал он.
  Она молчала. Затем, видимо, решившись, сказала просто и уверенно:
  - А я могу. Пойдём.

  И они пошли. Володя пытался в двух словах рассказать о себе, объяснить своё положение, как он дошёл до жизни такой. Она молчала. Потом остановилась, посмотрела ему в глаза и сказала, придавая своим словам какое-то особое значение:
  - А я работаю на заводе табельщицей. Всех знаю, со всеми знакома. И когда-то давно мне предложили… В общем, ты должен знать, что я секретный сотрудник органов, сексот, одним словом.

  Не совсем понятно, зачем Галя сделала такое признание. Сексотов презирали и ненавидели одновременно. И говорить об этом было опасно даже сейчас, когда страна, раздираемая противоречиями, рассыпалась и продолжала распадаться на части, когда все возможные секреты были проданы и перепроданы, когда некогда всемогущий КГБ, как и всё вокруг, дышал на ладан. Так мышцы оторванной лапы лягушки продолжают сокращаться, несмотря на то, что само животное давно погибло.

  Но, видимо, спецслужбы, основа ушедшего СССР, были ещё живы, и женщина хотела предупредить Володю, чтобы даже в разговорах с ней он не сболтнул лишнего, не выдал доверенные ему секреты, чтобы ей не пришлось писать на него донос. Даже сейчас, в середине девяностых, органы поддерживали в людях страх, оставшийся ещё со сталинских былинных времён.
  - Ты меня понял? - переспросила Галина.
  - Да, да, - успокаивающе ответил Володя, - не переживай, всё хорошо. Ведь я давал подписку о неразглашении.

  6.
  Стараясь не шуметь, Галя провела кавалера по каким-то коридорам, открыла свою комнату и они вошли в её жилище. Странно, но это была тоже общага, только построенная лет десять назад, более удобная и предназначенная для семейных пар.
  Оказалось, что муж хозяйки умер совсем недавно от сердечного приступа, и она никак не могла привыкнуть к тому, что его нет и больше никогда не будет рядом. Ей было больно, мучила совесть, хотелось за что-то просить прощения, каяться, но близкий человек, с которым было прожито полжизни, очень быстро, почти моментально ушёл в вечность, не объяснившись, не сказав ни слова. И теперь ему не нужны были ни извинения, ни просьбы, ни мольбы, ни раскаяние.

  - Я виновата, я ему изменяла, - со слезами говорила Володе бедная вдова. - Несчастный! Он молчал, мучился, подозревал, но ничего не мог поделать. Так уж вышло. В последние годы мы спали отдельно, у него ничего не получалось. Да и сердечные приступы… Ему нельзя было… Я заболела, а врач сказала, что мне нужен мужчина. Ну, я и наша себе… Мы встречались, сначала всё было хорошо, а потом… Эта изматывающая ревность, постоянные придирки. В тот вечер я бросила его одного, ушла. Я не могла больше терпеть. А он, он умер, не сказав мне ни слова…

  Галя зашлась в рыданиях. Володя обнял её вздрагивающие плечи, слёзы выступили на его глазах. Как близко и понятно было ему всё, о чём говорила эта несчастная женщина!
  - А как же тот, другой, с которым ты изменяла? - спросил он тихо, успокаивающе.
  - Нет, он отказался, он тоже бросил меня. У него семья, нелюбимая жена. Но дети… Ради детей… Он сказал, что не может жить со мной открыто… Я совсем одна, мне плохо. Что мне делать? Помоги мне, спаси меня…

  Стакан холодной воды, глоток вина сделали своё дело. Галя успокоилась и уже более связно рассказала свою историю. Оказывается, у неё была замужняя дочь, внук, в котором женщина души не чаяла. В общем, было чем заняться, было за кем ухаживать. Но так же, как и с Володей, кризис сорокалетних сыграл с ней очень злую шутку. Ей тоже казалась, что жизнь подходит к концу, что медлить нельзя, что надо всё менять - кардинально и надолго.

  - Ты, наверное, шебутная? - ласково глядя в глаза своей подруге, спросил наш герой.
  - Да, вот правильное слово, именно шебутная. Не могу сидеть спокойно, если что-то не так. Оттого все мои беды, - ответила Галя.
  - Я тоже, особенно в последнее время, - как бы про себя, тихо отозвался Володя.

  7.
  Ночь любви сблизила их, сделав почти родными. Потом было ещё несколько таких же безумно сладких ночей, а потом он почувствовал, что в их отношениях стало что-то не так, что-то сильно изменилось, какая-то непонятная невидимая стена разделила их на две разные половинки…

  И вот однажды на работе Володе позвонили по внутризаводскому телефону. Взяв трубку, он понял, что звонят не с обычного аппарата, а с многоканального, с усилителем. Такие были тогда только у заводского начальства. Галя говорила каким-то чужим громким и чётким голосом:
  - Здравствуй, Володя. Я хочу тебе сказать, что мы больше не должны встречаться. Я соблюдаю траур по умершему мужу. У меня всё хорошо, но ты больше ко мне не приходи, пожалуйста. Договорились?
  - Но как же?..
  - Вот так. Я так решила, так решили мои родственники, больше не приходи. Прощай.

  В телефонной трубке послышались короткие гудки, которые, будто удары молота, отдавались в голове нашего героя. В сознании не укладывалось, что он сейчас разговаривал с Галей. Не верилось, хотелось увидеть её глаза и услышать голос - живой, не телефонный. С трудом дождавшись вечера, несчастный отставной любовник прибыл к жилищу своей возлюбленной. Постучал, за дверью послышались чуть заметные шаги, затем всё стихло. Постучал громче, затем, не помня себя от ярости, начал бить в дверь кулаком. Галя открыла, но, не пропуская его в комнату, сказала сухо и спокойно:

  - Что надо? Я тебе всё сказала. Не шуми, а то соседи услышат. И вообще, уходи отсюда. Я уже приняла лекарство и собираюсь спать.
  - Что надо? - переспросил с чувством Володя. - Многое мне надо. Тебя надо. Но тебя, похоже, здесь больше нет, ты не со мной, ты далеко отсюда!
  Затем, едва сдерживаясь и срываясь на свистящий громкий шёпот, чтобы не слышали соседи, глядя на неё расширенными, вылезшими из орбит рассерженными гневными глазами, он закричал, зашипел, засвистел, будто Соловей Разбойник:
  - Нельзя так!.. Нельзя так!.. Нельзя таак!..

  Повторяя про себя эти два слова, наш герой, не разбирая дороги, опустошённый, брёл домой в своё холостяцкое разорённое гнездо. Было страшно, больно, обидно. Он незаметно проскользнул мимо готовившей что-то на кухне бывшей в свою комнату, заперся изнутри на ключ, упал на койку и забылся тревожным неспокойным сном.
  В очередной раз надежда на то, что жизнь наладится, рухнула. Надо было всё начинать сначала.[/b]