ЛОХ

ЛОХ

       Кирилл производил впечатление порядочного человека... Глупость какая-то! Почему «производил впечатление»? Можно с абсолютной уверенностью утверждать, что Кирилл был порядочным человеком. Вне всяких сомнений!          В свои тридцать четыре года Кирилл преподавал в институте. «Математические модели в экономике» – предмет, который пользовался высокой популярностью у студентов. И с каким-то недетским трепетом, больше похожим на отеческую, чем на сыновнюю, нежность, относились они и к своему КирПету. Кирилл знал своё прозвище в студенческой среде. Он даже удивлялся, что ничего более оригинального эти балбесы не придумали, как просто сократить его имя и отчество – «Кирилл Петрович» - и превратить его в «КирПета».
       Он не был женат, жил со своей мамой, Ниной Ивановной, женщиной пятидесяти семи лет, активной, принципиальной и достаточно жёсткой. И хотя Кирилл думал о себе, как о взрослом, уравновешенном и спокойном мужчине, он, независимо от своего желания, всегда краснел как мальчишка, замечая откровенные заигрывания с ним со стороны молоденьких, симпатичных студенток. Но ни излишняя скромность Кирилла, ни постоянное присутствие матери не были основными причинами того состояния, в котором он пребывал. Холостяком Кирилл оставался из-за одной из черт своего характера. И, как ни странно может показаться на первый взгляд, именно эта черта характера не давала Кириллу возможности сблизиться ни с одной женщиной, быстро и подчас стремительно разрушала все его попытки построить длительные отношения и создать, наконец, семью. Кирилл был… доверчив. Нет, не так, как многие из нас. Он был  патологически доверчив. Хотя, может ли быть доверие патологическим? Скорее таковыми были его последствия для Кирилла...
       Иногда он простаивал часами с увядающим букетом роз под памятником отечественному гению в ожидании девушки, которая, согласившись прийти на свидание с ним обязательно в семь вечера, совершенно не собиралась этого делать. Иногда случалось наоборот: девушка ждала его, но он, отозвавшись на уверения коллеги, что у того внезапно и катастрофически заболела любимая двоюродная тётя, заменял его на очередной паре и...
      Доверчивость Кирилла создавала ему массу проблем не только в личной жизни. Каждая его получка сразу же заметно худела. Вдруг оказывалось, что многим его знакомым срочно требовалась сотня-другая до следующей зарплаты, и он безропотно выручал под зачастую  не  выполняемые   заверения вернуть «максимум через неделю».
     Сколько нерадивых студентов вымаливали у него на экзамене малюсенькую троечку, под «святейшую» клятву прийти к нему через два-три дня с назубок выученным предметом и всё-всё сдать, как полагается. Эти бездельники прекрасно знали, что КирПет будет в назначенное время часами ждать их на кафедре и, естественно, не думали приходить. Нотации, которые время от времени читал ему заведующий кафедрой,  ни к чему не приводили. Следующий экзамен опять заканчивался тем, что четыре-пять «успешных троечников» вынуждали Кирилла попросту убивать своё время, подолгу просиживая в институте в ожидании их фантасмагорического появления.
        Правда, следует заметить, что сам Кирилл не считал такие часы уж совсем пропавшими зря. Он заполнял их своим любимым занятием – чтением. Читал он много и круг его интересов выходил далеко за пределы любимой и почитаемой им математики. Философия, социология, психология, богословие, эзотерика, педагогика и многое-многое другое. Как дотошный археолог, он «перекапывал» страничку за страничкой, соглашаясь, восхищаясь прекрасными мыслями автора, но иногда – споря с ним, что-то отвергая и тут же, на полях книги, записывая  свои аргументы, формируя  собственную точку зрения.
       Как ни странно, но Кирилл особенно и не страдал от так называемого недостатка своего характера. Казалось, он вообще не замечал тех проблем, к которым приводила эта его сверхдоверчивость. Чего нельзя сказать о его матери. Нина Ивановна не могла и не хотела смириться с таким положением дел. Она пыталась использовать все имевшиеся в её распоряжении методы, чтобы исправить, перестроить, переделать поведение сына. Она уговаривала его, увещевала, упрашивала – всё без толку. Она сердилась на него, даже скандалила, ругалась, кричала – эффекта никакого. Перепробовав все возможные средства и не продвинувшись в достижении результата ни на шаг, Нина Ивановна решила прибегнуть к помощи «тяжёлой артиллерии». Единственный человек, который был способен ей помочь, – это Сергей. Кирилл дружил  с  Сергеем с самого детства. Они познакомились ещё в детском садике. Вместе пошли в школу. И даже сидели за одной партой. Вместе поступили в один и тот же институт. Только Кирилл –  на мехмат, а Сергей – на философский факультет. И к тому же, Сергей был фактически единственным человеком в окружении Кирилла, который  не  злоупотреблял его немыслимой    доверчивостью
      – Уж наш философ должен вправить моему рохле мозги, – убеждала саму себя Нина Ивановна. – Он сумеет! Найдёт, обязательно найдёт нужные слова!
      Она позвонила Сергею, встретилась с ним и высказала ему всё о наболевшем, не дающем ей ни дня, ни минуты покоя...
      Сергей пообещал непременно поговорить с Кириллом и сделать всё от него зависящее, чтобы переломить ситуацию и, наконец-то, открыть глаза этому зрячему слепцу, своему лучшему другу и, увы, такому пентюху,  –  Кириллу.
      В тот же вечер Сергей, сидя в комнате Кирилла и попивая свежезаваренный кофе, приступил к выполнению своей миссии.
      – Кирилл, мы знаем друг друга тысячу лет. Между нами никогда не было никаких тайн, недоговоренностей, секретов, никакого вранья. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Но - пойми... Мне кажется,  тётя Нина абсолютно права. Так дальше жить нельзя! Эта твоя доверчивость... Она... Понимаешь, это просто ни в какие ворота не лезет! Неужели тебе самому не надоело? Тебе постоянно врут! Тебя нагло обманывают! Обирают! Над тобой насмехаются! Считают законченным лохом! Чтобы не сказать хуже! Если бы квартира не была бы записана на Нину Ивановну, ты бы уже был бомжем – сто процентов! Ты, вообще-то, врубаешься,  что с тобой происходит?
      – Со мной? А что, собственно, со мной происходит, Серёга? Я не знаю... Только... Понимаешь, мне жаль их всех... Очень...
      – Что-о-о-о? Кирюха, ты спятил? Жаль? Кого тебе «жаль»?
      – Ну, их... Тех, кто... Тех, кто позволяет себе враньё... Жалко их...
      – Кир, ты это серьёзно? Это почему же тебе их жалко?
      – Серж, ну... Ты же у нас – философ! Ты должен понимать... Кому они вредят? То есть, кому они больше вредят? Мне или себе?
      – Это вообще-то классно, что ты считаешь философов такими «всё понимающими»! Но... Кирилл, по правде говоря, лично я абсолютно ничего не понимаю... Что у тебя за логика такая? Это все математики так думают?
      – Серж, все математики тут  ни при чём! Это я так думаю! Вернее, даже не думаю... Знаю! Смотри... Тело человека бренно... Смертно... И... Если кто-то решает совершить самоубийство, он нарушает целостность тела. Например, стреляет себе в висок... Тело искалечено, человек умирает. Но... Ложь, враньё… Это такой же выстрел... Только не материальный... Энергетический как бы…            И выстрел не в тело, а в душу... Понимаешь? Это самоубийство души! Но душа... Она, в отличие от тела, умереть не может. Она – бессмертна! Однако это ведь не значит, что её нельзя искалечить... Понимаешь? Каждое слово вранья оставляет рубец, рану, незаживающую рану. Она... Она, может, и не болит так, как телесная, но... И представь, как эта душа предстанет перед Господом? Вся в рубцах, ранах... Представь, как тяжко будет ей отвечать ТАМ! Ну разве не жалко её, чисто по-человечески? Конечно, жалко, да ещё как! Ну и – этих людей очень жаль!
       Сергей сидел онемевший и потрясённый. «Перед Господом!.. Бессмертная душа!..» Он слушал излияния Кирилла, открыв рот и глядя на друга во все глаза. Он не мог взять в толк, серьёзно ли тот говорит? Неужели он думает так, как говорит? Действительно ли он во всё это верит?
       – Кирилл, ты не шутишь? Я, вообще-то, не «упёртый» атеист, но... Это всё как-то... Скажи честно: ты, правда, во всё это веришь?  Это ж абсолютно всё бездоказательно!
       – Смешно! – по лицу Кирилла пробежала улыбка. – Философ говорит математику о бездоказательности... Видишь ли, Сергей, какие-то вещи на первый взгляд кажутся абсолютно правильными. Например, обмануть человека, выдурить у него деньги – это сейчас считается чуть ли не подвигом. Какой мол,  ловкач... Сумел! А кто-нибудь подумал о том, что будет с душой такого вот «ловкача»? Никто не думал! А уж сам «ловкач» и подавно не задумывался... Знаешь, Серж, какие-то понятия кажутся естественными, незыблемыми, пока не... Сотни, а может, и тысячи лет люди считали, что Земля плоская. И что? Тех, кто осмеливался назвать Землю круглой, даже сжигали! А сейчас? Как посмотрят на того, кто будет пытаться доказать, что Земля плоская и стоит на трёх китах? Почему не предположить, что так называемая сегодня «ловкость», а по сути, – ложь, только понаглее, чем простое враньё, не исчезнет завтра? Ведь не исключено, что, рано или поздно, люди придут к какому-то пониманию, какой-то зрелости и прекратят это самоубийство души?
        Сергей находился в полной растерянности. Он перебирал в уме все свои знания в области «науки мудрости». Пытался подобрать соответствующее высказывание кого-то из великих. Увы... Ничего... Ничего не приходило в голову.
      – И ещё, Серж... – Кирилл улыбнулся сочувствующей, с оттенком безмерной грусти, улыбкой. –  Скажи мне, брат, зачем и как жить, если не доверять людям?