Самое окончание романа Поселок Кира Булычева фанфик Григория Рабиновича»

самой затаенной глубине своего я Дик теперь и вправду испытывал некоторую более чем до чего явную глубокую неудовлетворенность и тоску по тому титулу, который ему отныне вот никогда нисколько уж не достанется.
Дик, сколько себя помнил, всегда хотел стать общепризнанным вождем их маленького племени.
А теперь об этом нужно было просто раз и навсегда вовсе вот совсем позабыть.
Эти мысли уходили и возвращались, мгновенно проносясь в мозгу, и тут в который раз он вновь оборвал все свои житейские рассуждения о своем месте под почти никогда невиданным им солнцем.
Тем более что солнце это было совсем не то, да и не показывалось оно никогда из-за туч, как о том не раз говорил весьма справедливый, с точки зрения Дика, Сергеев.
И тут же, угрюмо наткнувшись в своих непонятно куда разбредающихся мыслях на что-то вполне на деле конкретное, Дик внутренне весь подобрался и встрепенулся, разом, так вспомнив, что его друзья все еще не пришли в себя, не очнулись, а, оказавшись в тепле, разомлели и впали в какое-то странное полное забытье.
Он с искренней тревогой взглянул на Сергеева и Олега.
Ведь разве мог Дик, вполне ныне оказаться уверен, что их жизни и здоровью ничего этак более не угрожает, пока вовсе-то не было твердо же ясно, чем - это все, быть может, сколь еще плачевно разом окончится.
Он, в сущем приступе отчаяния до чего сходу так взвесил все то, что именно выпало на их долю, мороз и голод едва ли их не сгубили.
И тут он с чувством безмерно возросшей благодарности до чего внимательно посмотрел на ту внезапно совсем же притихшую Салли, отныне мысленно воспринимая ее почти как чисто свою.
Не будь этой земной женщины, его друзья непременно бы сгинули никак не дойдя до конца того весьма ведь мучительно долгого и отчаянно вьюжного пути.
Но тут в его голове вновь промелькнула та самая, чудовищно острая, словно стрела арбалета, вовсе-то никак невыносимая мысль: а что, если Олег на ноги так и не встанет, поскольку ему их как-никак, а придется  чисто ведь ненароком все же отрезать?
Ведь может статься, что несколькими пальцами на вконец обмороженных ногах тут никак и близко уж нисколько не обойдется.

Ведь Сергееву как раз-таки именно ему некогда и довелось тем еще самым обычным топором, весьма этак поспешно отрубить те самые два почерневшие, отмороженных пальца.
И это при том, что поначалу они явно не казались настолько и впрямь обмерзшими.
Салли перехватила его резкий и крайне встревоженный взгляд, и буквально сразу безо всяких расспросов поняв, чего это именно он, собственно, значит, тут же и приняла решение его сходу вот вполне успокоить.
Она совсем негромко, однако, звонко так и чеканя при этом слово за словом до чего твердо и пафосно произнесла:
– Дик, ничего такого совсем уж на редкость безнадежно страшного с ними и близко вот не произошло, и очень даже скоро они обязательно вернуться в сознание.
Да и довольно уж быстро и твердо встанут затем на ноги.
Сергеев очнулся первым.
Чуть приоткрыв глаза, ничего еще толком перед собою вовсе не видя, он как-то через силу сумел, прищурившись рассмотреть знакомое и очень даже встревоженное лицо Дика:
– Вы все-таки нас нашли…
Сергееву едва хватило сил только, чтобы произнести именно эти слова, и произнес он их совсем не твердо, вполголоса, чисто этак именно разве что, выдавив их из себя, но после небольшой паузы он гораздо тверже повторил:
– Вы все-таки нас нашли…
И в его слабом голосе послышалось такое светлое торжество, и долгие годы где-то в самой глубине его души таившаяся грусть…
А ведь ни от кого в Поселке Дику еще не доводилось услышать ничего подобного.
Взрослые были чересчур обременены и придавлены своим тяжким повседневным существованием, чтобы хоть на миг ощутить себя частью всего того большого человечества, покорившего многие звезды, силою своего ума одолев ничем не измеримые пространства космоса.
Олег едва-едва когда-то ощутил нечто сходное с этим чувством в недрах давно уже мертвого «Полюса», но сердце Дика дрогнуло только здесь и сейчас.
И именно в этот миг в самой его  уж вроде бы совсем закоренелой человеческой сути и случились совершенно так неожиданные и более чем глубокие перемены.
Ему действительно ныне стало разом понятно, что и он сам тоже часть чего-то гораздо большего, чем весь Поселок со всеми его жителями.
И это было для него настолько уж до того непривычно и странно, что весь он внутренне преобразился, впервые посмотрев на Салли полноценно так дружескими глазами.
Она более не была для него вовсе уж совсем чужой женщиной с той явно находящейся за самой гранью его воображения, таинственной, неведомой и нисколько никак непонятной ему Земли.
Но тут до чего ненадолго вонзив острие в самые темные бездны души Дика, его внезапно опять попросту так насквозь пронзила все та же, мелькнувшая в кровавом мареве временного помутнения рассудка, дикая мысль, сколь еще недавно заставившая его настолько рассвирепеть, что он чуть было, не поднял оружие против этих землян.
Так вот само собой оно у него совсем же невольно вполне как-никак по-прежнему получалось, что он чисто по инерции продолжал все еще считать их чужими если и не себе, то, по самой меньшей мере, всему миру леса своей планеты.
«Они прилетели не к нам, – решительно подумал тогда, чуть было уж совсем не потерявший рассудок Дик.
– У них тут свои дела.
А мы для них обезьяны, недостойные всякого человеческого участия!»
Ну а теперь он разом почувствовал и стыд, и полудетскую обиду на всю свою дико всколыхнувшуюся ярким пламенем звериную ярость.
И он совсем же безжалостно по отношению к самому себе и всем тем другим обитателям Поселка до чего еще невольно тогда ведь подумал, что теперь, после всего случившегося, люди с Земли будут с опаской поглядывать на него и остальных как на диких, злобных существ.
«Теперь они никогда не поверят, что мы, живя здесь, остались все теми же людьми», – с неистовой искрой отчаяния промелькнуло у него в голове.
Он медленно, борясь с собой, проговорил:
– Я ведь не только ложку с тарелкой видел, но и бластером, когда надо, могу пользоваться!
А затем после некоторой паузы.
- Но только против зверей, – не столько грустно, сколько с тем совсем этак невыразимым никакими словами, а только лишь взглядом и интонацией  донельзя явственным желанием выразить бы все свое глубочайшее раскаяние, добавил он.
И, однако, вот опять, пусть и одно мгновение в мозгу Дика снова сгустились сумерки все той же недавней слепой ярости.
И как это только она люто и размашисто сходу всколыхнула где-то в самой глубине его души всю его крайне же отчаянную неприязнь ко всему внешнему, что угрожает жизни людей, которых он знал и всем сердцем любил.
А люди с Земли оказались при этом наиболее коварными врагами!
Ну и как это они вообще только могли взмыть в небо, а Казика оставить на съеденье двум шакалам?!
Он едва не умер!
А вот не было бы совсем этак неподалеку спасительных вод озера, и что тогда?
Было бы им вообще кого тогда вырывать из когтей самой смерти?
А ведь Казик всем своим маленьким детским сердцем и вполне уже достаточно взрослым умом, всеми-то силами так и рвался к этим землянам, а они его бросили и куда-то весьма вот поспешно улетели по тем самым своим, вполне ведь для них сколь как есть явно, куда только поболее весьма насущным делам.
И, конечно же, еще счастье, что шакалы на человека всем скопом никогда не нападают, но холм явно подчеркивал, что Казик совсем не велик ростом.
«Впрочем, это было до встречи с землянами, – разом поправил себя Дик, стараясь, что есть силы всячески погасить то никак не до конца угасшее в нем пламя гнева, почти начисто столь недавно убившего в нем всякую способность думать и рассуждать.
– Хорошо, что хоть они догадались, пусть и не сразу, а все-таки вот вернуться назад и успели… успели вовремя».
Дик, всем корпусом повернулся к Салли, слегка зацепив ее при этом плечом.
Еще мгновение и он резко вытянулся вверх в том самом ставшем теперь уж почти совсем нестерпимо тесном пространстве катера.
И Салли его полностью до конца поняла без единого слова или какого-либо сколь еще откровенного и выразительного жеста с его стороны.
Она действительно правильно истолковала весь этот его бессловесный, немой укор!
Ее лицо сделалось очень печальным.
Она встрепенулась, вспомнив свое собственное недавнее горе, да и как-никак, а одновременно со всем этим в ней загорелось острое желание задать давно уже мучивший ее встречный вопрос.
– Скажи мне, мальчик, – начала она, – ведь ты здесь вырос, много ходил по здешним лесам, а значит, должен многое о них знать, так ведь?
Что уж еще такого могло случиться с Клавдией?
На нее явно кто-то более чем внезапно и страшно уж вовсе-то и впрямь неожиданно и злобно напал.
Мы ее обнаружили посреди самого же до чего еще невероятного бедлама!
– Чего? – переспросил Дик, наткнувшись на то совершенно вот незнакомое ему слово.
– Бедлам – это когда совсем нет порядка, а вещи сломаны и разбросаны в самые разные стороны.
– А-а-а, – протянул озаренный неожиданной догадкой Дик.
Салли продолжила:
– Она, похоже, яростно сражалась с какими-то никак уж непонятными чудовищами, а потом обессилела и, главное, совсем  ничегошеньки о них нисколько не помнит.
Мы были убеждены, что на станцию было совершено ранее и неслыханное загадочное нападение, а хуже всего, уж было именно то, что осталось при этом никак невыясненным, какой вот именно зверь его совершил.
Вот мы и решили, что Клавдию надо бы до чего незамедлительно в спешке спасать.
Мы совсем тогда никак не на шутку перепугались, а потому и бросились наутек.
Салли произнесла все это, старательно подражая выражению глубочайшего раскаяния, которое она за несколько минут до этого безо всякого труда уловила в голосе остро и тяжело глянувшего на нее исподлобья Дика.
А потом уж, мельком посмотрев на пол, она с искренним душевным отчаянием произнесла:
– И про Казика она нам до поры до времени отнюдь ведь ничего не могла рассказать.
Последнее было сказано ею так, что Дик впервые принял ее слова с той же извечной своей унылой покорностью, с какой он всегда относился ко всем невзгодам и смертям.
Дик признавал чужую слабость и ни от кого нисколько не требовал нисколько так ничего невозможного.
– Меня тоже тогда не было рядом, – хмуро подметил он, – и я никак не мог видеть, что именно там вообще произошло.
И, как-то почти этак для него незаметно, на сердце у Дика сразу вот резко потеплело.
Он тут же вспомнил неуверенные движения Клавдии.
Кровь на ковре не могла быть кровью Казика.
И бой в закрытом помещении…
Вокруг них годами ночные твари бродили, и, когда Дик был еще совсем маленьким, его отец все боялся, что изгородь ненадежна и что следующей ночью их всех обязательно ждет самая неминуемая погибель.
Отец и погиб, получив серьезное ранение, посреди ночи укрепляя покосившуюся изгородь, казавшуюся ему вовсе-то никак до чего ненадежной.
– Поначалу ночи были очень уж страшными, – иногда с горькой печалью припоминал всегда как-никак такой жизнерадостный Вайткус.
– И все же никогда не бывало такого случая, когда, в конце-то концов, попросту никак не помогли бы те весьма этак увесистые головни из костра, а они всегда