Самое окончание романа Поселок Кира Булычева фанфик Григория Рабиновича»

После той лишь на миг бессильно повисшей в теплой кабине катера тишины, что вполне уж при этом оказалась напряжена впрямь-таки до медного звона в ушах и пришло время для всяческой немыслимо радостной суматохи и вполне полноценного осознания всего того что как-никак, а ныне и в самом-то деле действительно разом случилось.
Разорвавший давние путы дремучих инстинктов возглас Дика был голосом, наконец-таки до конца оттаявшего сердца, отныне стершего в его душе ту и близко незримую глазу границу между жителями поселка и вполне вот по-прежнему безнадежно чужими здесь пришельцами с далекой Земли.
И Салли вовсе никак не нашла чем вот именно ответить на этот порыв юношеского восторга, сочетающего в себе преждевременную, нисколько не по годам, явную мужскую зрелость и страсть дикаря, все-таки сумевшего предотвратить верную гибель своих лучших друзей.
Еще недавно самое страшное казалось Дику почти уж никак чисто ведь совсем попросту неминуемым, ну а теперь все это явно осталось далеко позади.
Чувство безутешного, но гордого собой одиночества, тяжкое ощущение ярой неотвратимости суровой судьбы, вечная необходимость беспрестанной борьбы во имя изматывающего, каждодневного выживания ныне уступили, глубоко внутри всего естества Дика место душевному единению с теми людьми, которые ранее казались ему совершенно чужими.
И Дик совсем же неожиданно для самого себя раз и навсегда теперь полностью перестал, испытывать то чисто как есть, сколь невыносимо так жгучее внутреннее отчуждение из-за неловкости самого вот присутствия этой земной женщины сидевшей с ним рядом.
И все-таки в том неистово вот и ликующем восторге было столько много чего-то донельзя дикого и первобытного, что Салли всем сердцем почувствовала себя несколько неуютно, а в катере, и так стало тесно, а тут еще и вся эта неуемная радость, которой явно был нужен вовсе-то более чем необъятно широкий простор.
Однако и душу Салли тоже окрыляли довольно схожие эмоции светлой и безудержной радости, и весьма веской причиной тому было именно что как есть чудесное же спасение из неумолимо цепких, паучьих лап смерти заодно ведь и этих двух совсем незадачливых путешественников, заплутавших в вечных снегах чужой планеты.
Минуло еще несколько мгновений, и они оба – и Салли, и Дик – разом застыли, пристально вглядываясь друг другу в глаза явно находя там совершенно общую великую радость.
Однако вскоре их переполненные светлого торжества мысли вновь вполне же естественно, что и впрямь до чего только заботливо вернулись именно к тем двум ныне ведь счастливо спасенным людям.
И, само уж собой, разумеется, что все это произошло достаточно так вскоре после того, как они чуть ли не силой сумели втащить в люк катера тех двух людей, что все еще пока находились в бредовом и крайне беспокойном беспамятстве.
А к тому же пришлось и немало повозиться, самым максимальным образом,  раздвигая кресла, чтобы четыре человека, хоть как-либо смогли бы вообще разместиться в довольно маленькой трехместной кабине катера.
Да и вот еще что поначалу Олег и Сергеев всею душой всячески порывались куда-то на редкость спешно и никак незамысловато уж неизвестно зачем теперь все-таки явно ведь дальше слепо брести.
А именно потому из самых последних своих сил они сколь  отчаянно барахтались, пытаясь хоть как-либо все же добраться до той и близко никак совсем неведомой, но очень, видимо, до чего еще отчаянно так важной для них цели.
И только лишь разве что, немного спустя несколько отогревшись и обмякнув, пусть и не отойдя еще от того так и сковавшего им все члены сурового мороза, спасенные начали медленно и постепенно вовсе уж до чего понемногу приходить в себя.
Добродушная Салли, что поначалу весьма ведь бойко и беспечно совсем этак спешно торопилась и впрямь-то разом скорее назад в Поселок, немного подумав, вполне вняла более чем во всем резонному совету Дика.
Не было никакой острой необходимости безумно нестись вниз, жизнь спасенных ими людей была отныне вне всякой настоящей опасности.
Обморожения при самом первом осмотре оказались не слишком так настораживающе серьезными, ну а других бед с ними нисколько уж вовсе совсем не случилось.
А как раз потому до чего бесспорно вовсе ведь ничего плохого и близко не произойдет, коли они хоть чуть-чуть до чего еще немного повременят с тем самым никак не в меру слишком этак неимоверно быстрым и расторопным возвращением на пологую равнину.
Да к тому же и тот безнадежно унылый внешний вид обоих путешественников все еще оставлял желать довольно-таки много лучшего.
– Их непременно надо перво-наперво как следует накормить и обогреть, – пробормотал Дик.
В его голове прямо молнией пронеслось, что мать Олега и так сама не своя, а при том самом первом пытливом взгляде на застывшее, бледное, почти обескровленное лицо сына она и вовсе до чего не на шутку разом перепугается.
Все это как следует, взвесив Дик, буркнул в сердцах, стукнув при этом кулаком в тонкую стену катера, что, такой насквозь до костей промерзший и иссиня-бледный, матери Олега - сын может и бездыханным телом чего только доброго вовсе вот ненароком, как есть еще показаться.
И именно по этой причине катер почти уж нисколько не сдвинулся с того самого места, где им до чего незадолго так до того на редкость удачно вполне повезло разом ведь подобрать тех двух вконец обессилевших путников.
Дик впервые за все время знакомства веско и повелительно чего-то более чем так внезапно для самого себя почти ведь нечаянно обронил, и, судя по реакции Салли, он раз и навсегда вполне уяснил, что отныне он как-никак более не будет одним только простым и совершенно безучастным зрителем.
Да и вообще после спасения Сергеева и Олега былое противопоставление «мы и они» навсегда исчезло, выветрилось из его пусть и диковатой, но доброй и славной души.
Его первоначальная настороженность была напрямую связана прежде так всего с тем, что ему всегда же казалось, что земляне обязательно начнут его всячески до чего неодобрительно журить и беспрестанно третировать.
Ведь Старый во всех своих многозначительно назидательных и строгих беседах со взрослыми всегда величал его никак не иначе как «тот главный же символ нашей донельзя скорой и более чем неприглядной деградации».
Однако Салли сразу взглянула на него ласково и дружелюбно, стоило лишь ей именно уж в том, раз и навсегда убедиться, что при всей своей чисто дикарской наружности он отнюдь не примитивен душевно и нравственно.
Правда, в тот момент, когда Дик искренне, поблагодарил ее за спасение своих друзей, она явно пусть и совсем немного смутилась, поскольку в этой благодарности где-то издали промелькнул некий намек на что-то навеки ныне прошедшее, навсегда изгладившееся в его столь давно вдоль и поперек обветренной ветрами и вьюгами никак недетской душе.
Хотя, в принципе, Салли теперь никак так ни в чем не винила Дика, поскольку вся ситуация, в которой тот оказался после отлета их планетарного катера, нынче предстала перед ее глазами именно в том донельзя так удручающем свете, а потому она и не думала на него за что-либо вообще сильно сердиться.
И это как раз по этой причине Дику и впрямь удивительно уж легко удалось как-никак, а явно вот настоять чисто как есть на своем.
Правда, ту вторую и куда поболее важную и сокровенную причину не слишком ведь рьяно спешить вниз на пологую равнину Дик, как-то пока совсем еще постеснялся полностью уж до чего простодушно раскрыть разом так обнажив перед Салли всю свою душу.
А все дело тут было именно в том, что он пока и близко не мог сходу вполне ведь привыкнуть к той неимоверно молниеносной стремительности катера, поскольку  до чего чудесная быстрота его сказочного полета не то чтобы  пугала, но Дик, явно чувствовал себя в нем попросту никак не в своей тарелке.
И как, однако, при всем том ему в диком противоречии так и переполнявших его душу чувств страшно же захотелось весьма этак заправски смело начать  им вот как есть самому и управлять.
Но, конечно, не о чем подобном он в разговоре с Салли даже ни разу и не заикнулся.
Земная женщина полностью по-прежнему вызывала в нем для его характера нисколько и близко ведь совсем не свойственную робость.
А также он всею кожею ощущал исключительно полною свою чужеродность всему тому необъятно широкому миру вещей, который именно ведь для нее и был простейше же естественным и полностью бесхитростно родным.
Ну а также где-то в самой глубине его довольно-то диковатой натуры все так и пылало огнем презрения.
Он не испытывал никаких родственных чувств ко всем тем, для кого единственно возможной средой обитания могло вот являться одно лишь стерильно очищенное и полностью защищенное от любых напастей и опасностей чисто искусственное жилье.
Раз ему во всем этом до чего только неприглядно виделось именно то самое полное и безвременное отстранение от всех тех вполне настоящих реалий и действительно стоящих того лучших же образцов настоящей смелости в вечных поисках славной удачи.
Он ненавидел все земное, но одновременно с этим до чего исподволь невольно тянулся к нему.
Дик с самого детства был трезвым членом того мирка, которым всегда для него был Поселок, а потому и знал он ничуть не хуже других, что все его обитатели жили одной лишь яркой и светлой мечтой – вернуться в лоно цивилизации.
Его же мучительно тяготила роль вовсе ничего незнающего невежды, на которого все сочувственно показывают пальцем, а за спиной откровенно подшучивают, громко и обидно промеж собой над ним всячески насмехаясь.
А потому Дику довольно часто приходила в голову мысль, что уж лучше будет остаться посреди давно им изведанных, а потому и вполне привычных его весьма зоркому взгляду вещей, а на далекой Земле ему делать попросту уж именно нечего.
Но при этом было что-то в самом облике Салли, что совершено так просто и естественно разом полностью уничтожало в Дике всею тяжкой жизнью нажитое недоверие, в основном постепенно возникшее как раз-таки на почве почти безмолвного с его стороны, извечного же его противостояния со Старым.
Причем Дик, до чего твердо всегда ведь осознавал, прав он или неправ, но все остальное – одни лишь пустые, ни к чему не ведущие никчемные разговоры.
Но то было именно так разве что в одних лишь реалиях леса и Поселка.
А здесь, в тесной кабине катера, он почувствовал себя несколько вот робко и неуверенно, не то, что во всегда полностью родном ему лесу или степи, где он давно ощущал себя если и не полновластным хозяином, то уж, по крайней мере, равным всем тем другим его обитателям  на редкость  достойным противником.
Катер был чужим, однако здесь Дик, нисколько не ощущал где-то внутри всего того, что неизбежно же глухо тревожило и раздражало его дома, – тут он не был символом умственной (шепотом) вездесущей деградации (а у него ведь отличный слух охотника).
Нет, тут он был просто человеком, а осознание этого делало его значительно мягче и проще.
При таких условиях он вполне был готов разом признать полную свою интеллектуальную несостоятельность в некоторых для кого-то другого совершенно так житейских вещах полностью нового для него мира.
И все же где-то в