Находка

где лагерь был партизанский привёл  и… замолчал.  Только «да» и «нет». Может, друзей погибших вспомнил…

На месте ребята сразу определились, кто-куда.  Кто-то аккуратно, слой за слоем снимал слои земли, кто-то копал совком, сметая снятый слой метёлкой. Геннадий не отходил от ребят. Егоров бродил от группы к группе, но ничего интересного так и не увидел.

- Иногда и за всю экспедицию – ничего, - подошёл к нему Сергей Иванович. – Ребят взял самых крепких. И духом тоже… Мы ведь останки партизан ищем.  Находим мелочи – фляжки, пряжки от ремней, ложки. Не военные пряжки-то… Как-то нашли заколку женскую…
- Заколку?.. – встрепенулся Егоров.
- Ну, да… Тут женщин много было. Все ушли, кто мог. Немцы лютовали очень. Не удалось с первого захода Ленинград взять… Блиц-криг, мать их… - выругался Сергей Иванович.
- У меня тут дед двоюродный был… Малышом ещё. И бабушка, та вообще грудная. Прадед на войну, а прабабка в лес с детьми.
- Вот как…  - с любопытством посмотрел на него командир. – Значит, не только журналистский интерес вас сюда привёл.
- Не только… Одну вещь хочу разгадать.
- Тайна?
- Да, нет… Просто рано ещё об этом. Пока просто загадка. Для меня загадка…

- В отряде «крот» был, - помолчав, сказал Сергей Иванович. – Предатель, короче. Кто – так и не выяснили. Многие акции сорвались, разведчики в ловушки попадали. А однажды прибежал сторожевой. В лес каратели шли. Разведчица пропала. Без следа. В посёлке её кто-то видел, а назад не вернулась.  Проводник её ждал двое суток, вернулся ни с чем… Думал, может, она другой какой дорогой пошла. Да, только не было другой дороги-то…

Зато каратели пришли. Собирались впопыхах, почти всё побросали… Остался отряд вроде человек десять, чтобы карателей сдержать. Все погибли. Потом, позже уже, вернулись несколько партизан, своих похоронить. Похоронили наспех. Уже когда наши освободили посёлок, их перезахоронили. На площади. Да, ты знаешь, если местный….
- Знаю… Там обелиск…
- Да… А разведчицу, девочку эту пятнадцатилетнюю, посчитали врагом. Что она, мол, сдала отряд…
- Это… Сестра Зотовой?
- Говорят… Потому она и молчит. И ему, Зотову, видимо, тяжко было. Ведь это он провожал девочку эту, Нину, в последнюю её разведку… Ему тогда самому лет семнадцать было.  Отчаянный был, говорили. А Нина… Рассказывали, она нравилась ему… Всё колокольчики ей дарил. Первая любовь, детская ещё… А вот как война распорядилась… Потом, спустя годы уже, он на её сестре женился, на Валентине.
- Он же старше её?
- Ну, на сколько там… Вале тогда девять было, значит, лет на восемь … Ладно. Пора собираться. Им ведь только четыре часа работать можно, - кивнул он в сторону ребят -  Подростки.  А готовы до ночи, вот как…

5.
Распрощавшись с ребятами и их командиром, Егоров медленно пошёл к дому деда Матвея. Почему-то устал так, как никогда… Просто ноги еле шли.
- Что это ты? Не заболел? – Встретил его дед Матвей.- Есть-то будешь? А то мне на смену…
Есть Егоров не стал. Лёг на топчан, забылся зыбким сном. Опять снился лес, партизаны, парнишка, протягивающий девочке колокольчики…

Очнулся, деда уже не было. Встал, с жадностью напился воды прямо из ковша.
« А где же кулон?» Он проверил все карманы и вздохнул с облегчением, в нагрудном кармане рубашки, завёрнутый в целлофан, лежал этот кулончик…
Егоров присел  на топчан, развернул целлофан и ещё раз внимательно рассмотрел его. Процарапанный колокольчик, обратная сторона исчерчена тремя полосками… Всё… Голова поплыла, в глазах потемнело…

…Лес, люди, подросток, робко протягивающий девочке лет пятнадцати колокольчики…  Девочка без улыбки берёт их, что-то говорит. Подбегает девочка помладше, так же закутанная в платок, в длинном платье, босая… Та, что старше, обнимает её, оглядывается… Её окликнули?

Вот она идёт к одной из землянок, покрытой еловыми ветвями, скрывается за плащ-палаткой, служащей дверью.  Выходит серьёзная, сосредоточенная.  К ней опять подбегает младшая. Старшая что-то говорит ей, снимает с шеи … Что? Крестик? Нет, ведь она , наверное, уже комсомолка… Тогда что? Егоров мучительно вглядывается, и полусон-полуявь милостиво приближает его к девочкам. Кулон! Она сняла и отдаёт младшей кулон! Надевает ей на тонкую шейку, обнимает…

Снова провал, словно меняется кадр… Девочка, теперь понятно, это Нина,  уходит по тропинке  из лесу. За ней следует тот паренёк, видимо, и есть Зотов… Проводник.  Через трясину идут осторожно, по тропе. Теперь впереди парень, пробует каждый шаг слегой, такой длинной  толстой веткой. Нина идёт след в след за ним. У неё тоже слега  в руках. Вот она передаёт свою слегу  Зотову. Он что-то говорит, Нина отрицательно качает головой. Зашла за кусты, кусты сомкнулись. Зотов вытирает пот со лба, присаживается там, где стоял. Видимо, здесь ему и предстоит ждать Нину…

Опять провал…
Кусты зашевелились, Зотов вскочил.  Оружие не достал, значит, свой идёт. Видимо, знак какой-то подан.  Появилась Нина. Не улыбнулась. Взяла слегу, пошла впереди. Почему впереди? Ведь Зотов  должен идти впереди….

Теперь Егоров видит их сбоку, словно кадр в кино. Он не понимает, не слышит, что они говорят. Нина, видимо, что-то говорит, потому что Зотов всё больше мрачнеет. Егоров видит, как Зотов достаёт из голенища нож, Нина оборачивается…
Ножом  Зотов полоснул её по шее… Стоит. Нина что-то пытается сказать… Что? Что,  Нина? « А ведь это ты «крот», Зотов, ты…  я зна…» Нина хрипит, кровь залила ей лицо, одежду… Ноги подламываются, она падает с тропинки в трясину…  Зотов стоит. Ждёт, когда уже не будет пузырей на поверхности трясины.  Бросает нож в трясину, вытирает руки о траву. Стоит. Потом медленно бросает слегу Нины в трясину и не спеша идёт по тропинке в лес. Кажется, он плачет…  Или только кажется?

6.
…Егоров очнулся и долго лежал, перебирая всё увиденное. Что? Он слышал, что сказала Нина? Слышал! Это единственное, что он слышал! И куда она смотрела? Не на Зотова… Куда-то вбок, словно знала, что там её слышат… услышат через годы… Больше шестидесяти лет прошло…

Егоров обулся, накинул куртку и пошёл  к Зотовой. Он знал, где она жила. Собаки во дворе не было, калитка открыта. Он вошёл в дверь, она тоже была не закрыта. В сенях стукнул в дверь, ведущую в комнату. Дверь распахнулась, он увидел высокую, седую старуху, аккуратно одетую и  причёсанную.
- Вы ко мне? – спросила  без удивления.
Егоров кивнул.
- Входите, присаживайтесь.
Она села за стол, покрытый вышитой  скатертью, и Егоров отметил, что у его бабушки тоже была похожая. Она её долго вышивала, делала мережки, и скатерть считалась праздничной…
- Я… Я принёс Вам Вашу вещь. Вот.
Егоров долго разворачивал хрустящую бумагу, потом положил кулон на стол.
Старуха молча смотрела на кулон, словно окаменев.
- Вы… Всё знаете, - не спросила, а утверждающе сказала она, не притрагиваясь к кулону.
- Да… Возможно, это мои домыслы…
- Нет, - резко сказала Зотова, - нет не домыслы. Этот кулон… Вернее, раньше это была серебряная ложечка. Это была маленькая кофейная ложечка. Родители наши были коммунистами, а бабушка всё-таки тайком крестила нас. И меня, и Нину… Эту ложечку «на зубок», подарила Нине её крёстная. Ну, её уже нет давно… Это она отвела нас в лес…
Мать казнили, отец был на фронте. Сама она осталась в селе. Работала в комендатуре. Это от неё Нина получала сведения. Ведь она прекрасно знала немецкий язык, в школе преподавала… Как и где они с Ниной встречались, знаю только я. Нина приходила к ней мыть полы, убирать. Каждую неделю. А, если что-то срочное, был другой канал связи, с другим связником, этого я не знаю. Не могла знать… Нина не была разведчицей, она была связной. Когда она уходила, она оставляла мне кулон. Я брала его в руки и… видимо, это же чувствовали и вы. Она возвращалась, и я царапала гвоздём на обратной стороне чёрточку…

У меня больше никого не было, только Нина… Когда она пошла в последний раз, мне… мне нехорошо было. А когда не вернулась, я взяла кулон в руки… И всё поняла. Странно. Ложечка сломалась, и именно Коля Зотов сделал этот кулон. Подарил Нине. Нравилась она ему. Но о чём-то она стала догадываться. Как, почему, я не знаю. Я ещё была мала. А в отряде ему верили – сирота, матери не стало ещё до войны, отец на фронте. И его отец тоже  не вернулся потом, как и наш. Я стала бояться его, Николая... Когда прибежал сторожевой, было уже поздно. Уходили поспешно, бросив всё. Осталось десяток бойцов, остальные разделились на три группы, и ушли в другие отряды.  Я ушла с одной женщиной. А когда хватилась кулончика, его не было…

Потом, после войны, я стала жить у неё, у этой женщины. Она всех потеряла, я была ей вместо дочери. А через несколько лет встретилась с Николаем.  Он уезжал из посёлка, потом вернулся… Зачем? Не знаю. Может быть, тянуло на место… Вы понимаете? Он стал ухаживать за мной. Женщина, у которой я жила, тётя Вера, посоветовала выйти за него. Женихов было мало, а годы своё брали… Но я вышла не поэтому. Меня и тянуло к нему, и я его… ненавидела. Он не знал, что я догадываюсь, вернее, не догадываюсь... Знаю. Я никогда не давала ему это понять… Он ходил  в школу, на митинги, везде рассказывал, как он партизанил… А мне… Мне было стыдно. Дочь родилась. Не дай Бог, если она узнает… У меня уже и внуки взрослые и правнучка есть.. Хотите, я покажу Вам фотографию Нины? Случайно сохранилась…. Только её я и нашла на пепелище. Ведь и наш дом сожгли.

Она поднялась, порылась в шкафу, достала тоненькую стопку фотографий.
- Вот. Это Нина. Это перед самой войной, она только в комсомол вступила. Карточка сохранилась, их делали штук шесть, а нужно было только две. Ну, остальные она подругам раздарила, а эта осталась… Только чуть  обгорела.

С  маленькой фотографии на Егорова смотрела серьёзная красивая девушка с косой через плечо. Да, это она… Та, которую он видел в своих странных снах.

- А это.. Можно не смотреть. Это Николай. Уже после нашей свадьбы.
Егоров увидел молодого парня, самого обычного Другого он и не ожидал, ведь он его уже видел… Только во снах он был чуточку моложе…

- Это дочь, внучка… Фотографии правнучки ещё нет, пока  не прислали. Ей только полгодика исполнилось. Вот этим я и живу.  Кончился мой вечный страх…

7.
Дома Егоров первым делом накормил Жука, что-то перекусил сам и завалился спать. Ему было легко. Мучающие его сновидения исчезли…

Дед пришёл только к вечеру, Егоров уже собирался к автобусу.
- Что же, не поживешь нисколь? – с обидой спросил дед Матвей.
- Я ещё приеду, дед. Обязательно приеду. Вот только материал сдам про поисковиков, и на целое лето к тебе!

«Отряд поисковиков будет всё лето. Я знаю, где искать останки Нины. Возможно, это глубоко, ну, что ж… И обелиск надо поставить. "Здесь погибла юная партизанка Нина…"
- Дед, а как фамилия Зотовой была до замужества?
- Козаченко. А зачем тебе? – с недоумением спросил дед Матвей.
"... Нина Козаченко".
- Да, так… Ну, давай прощаться, дед.
- Смотри, - обнимая Егорова, сказал Матвей. – Обещался…
- Непременно приеду, дед!
Теперь он и сам знал, что так и будет.