Находка

1.
Егоров приехал вечерним автобусом. Прошёл по знакомой неширокой  тихой улочке, свернул к третьему дому справа. Забор оказался непривычно низким - весь двор как на ладони.
«А раньше вроде, высокий был… Забор-то…», - подумал Егоров, открывая калитку, закрытую изнутри  только на вертушку.
Чёрный пёс, лежавший посередине двора, лениво гавкнул два раза, повернул голову в сторону дома, но не сделал никакой попытки подняться. Мол, хозяева, слышите? Гости к вам…
Дверь дома отворилась, на крыльцо вышел крепкий ещё старик, в наброшенной на плечи кацавейке.
- Что, Жук? А-а, гость у нас! Да, дорогой гость-то, - сказал с усмешкою. – Калачом этого гостя не заманишь, а то сам…  Ну, здорово, Бориска! – обнял он Егорова.
- Здорово, дед Матвей! – ответил Егоров.
- Сколько ж ты не был? А? Ну-ка, давай считать…
- Да что там считать, дед… - досадливо ответил Борис. – Ну, года полтора не был, последний курс, диплом, то, сё…
- Дак ты теперь журналистом заделался… Об чём пишешь?
- О разном, - усмехнулся Егоров. – Всё больше о перевыполнении плана, да об удоях…
- И как они? Удои-то?
- Нормально, - буркнул Егоров. – В хату-то пустишь или тут разговоры разговаривать станем?
- В хату? – усмехнулся дед Матвей. – Пущу-пущу, а то как же… Комары, чай, заели городского…

Бросив рюкзак на лавку у порога горницы, Егоров огляделся.
- А баба Нюра где?
- Нюрка-то? К девкам в город подалась… Ты вот, почитай, из столицы, а она – наоборот в Питер…  В Ленинград, стало быть…Вы ж теперича все городские… Ну, а мы, как есть – поселковые, - проговорил дед Матвей, доставая на стол нехитрую снедь.
- Жалко, не застал… А бабуля ей тут подарков прислала – платок, кофточку какую-то…
- Как она там? – спросил дед. – Сестрица-то моя? Скрипит помаленьку?
- Скрипит, - хмыкнул Егоров. – Работает ещё… На вахте в общежитии. Там мимо неё мышь не проскочит, муха не пролетит, - засмеялся он.
- Ишь, ты… Работает… Значит, силёнки есть ещё, - усмехнулся Матвей. – А родители? Всё ли ладно?
- Да всё, дед, всё! Вы-то тут как? А то писать-то мы все  «любители». На Новый год открыточку, да в день рождения…
- Дак как… Садися вот. Самогоночку будешь?
Борис посмотрел на мутную жидкость в бутылке и отрицательно помотал головой.
- Я тут водку привёз, - сказал он, доставая из рюкзака бутылку. «Столичная». Пойдёт?
- Пойти-то пойдёт, как не пойти, - хмыкнул старик. – А что до жизни, так я тоже работаю, - похвастал он. – Сторожем, на «Трикотажке». Сутки через трое, вот как.  А Нюрка в школе убирает. Только сейчас лето, вот и в отпуску она. Ну, давай за приезд, что ли?

Выпили за приезд. Потом за родных. Когда дед потянулся к бутылке в третий раз, Егоров решительно отставил рюмку.
- Не, дед. Не обижайся… У меня завтра тут дел много, голова ясной должна быть.
- Ну, нет, так нет…  Я сам-то не шибко  любитель.  А  всё ж хороша водочка! Как стёклышко! Не то что наша-то самодельная…
- Я тебе две привёз, - сказал Егоров. –  Мало ли праздник какой…
- Дак тут в магазине тоже бывает… Правда, другая какая-то. Твоя-то дорогая…  Ну, спасибо, Бориска! А что за дела у тебя тут  у нас? – спросил уже по-деловому.
- Поисковики, дед,  у вас работают? Давно приехали? Где разместили? По домам или в школе?
- В школе… Им там удобнее. Все ж вместе. А поваром у них Наталья Севостьянова, помнишь? Ты, вроде, с её Петькой учился. Ай, вопросов–то у тебя! Так и засыпал…Ты тута забудь, что журналист. Ты тут, Борька, внук мой, хоть и  двоюродный.
- Нашли что? – спросил Егоров, вяло ковыряя вилкой квашеную капусту.
- А нашли! Не много, но какие-то фляжки, ложки, гранату даже нащли…. Тут с ними сапёр от военкомата. А то, неровен час… Тут же война прокатила. Посёлка ещё не было, село большое. А немец попёр – все в леса ушли. Партизанили… Да что я тебе говорю, сам тут вырос, знаешь не хуже …

- Дед, - помолчав, спросил Егоров. – Ты же тоже партизанил…  Помнишь что?
- Ха! Партизана нашёл! Мне ить тогда только четыре исполнилось. Что я помню… Страх помню… Это хорошо помню. Тревогу какую-то общую… Ребятишки это чувствуют не знаю чем… Говорят, подсознанием, - козырнул Дед Матвей умным словом. – А ты бы ещё бабку-то свою спросил, сестрицу мою… Она и вовсе ещё титьку сосала, месяца три ей было, что ль… Батя на фронт, а мамка в лес…  Да-а… Трудно было. Всем трудно…
Ну, что, будем спать ложиться, что ли?

Пока дед прибирал со стола, Егоров вышел на крыльцо. Присел на ступеньку, закурил… Подошёл Жук, внимательно посмотрел на Егорова и сел рядом.
- Борька! – выглянул дед. – На-ка вон, Жуку миску поставь. А то я забыл совсем. А он у меня, вишь, деликатный… Сам ни за что не спросит. Тебя, глянь, признал. А на чужих, дак… Лай аж на весь посёлок стоит…

Егоров улыбнулся, погладил Жука и они вместе пошли к его будке.
- На-ка, ешь вот, - сказал Егоров. – Ишь ты – деликатный…

2.
Егоров уже наверное с час ворочался  на стареньком, знакомом ещё с детства топчане. Сон отчего-то не шёл.
Дед, по всему, тоже не спал. Тихонько охал, кряхтел, сопел, потом спросил негромко:
- Борька, ты это… Чего не спишь? Я-то уж по-стариковски…
- Дед, -  помолчав, сказал Егоров. – Ты помнишь, я в лесу одну штучку нашёл… Мальчишкой ещё был. Я показывал тебе… Помнишь?..
- Штучку твою не помню… А вот как мать тебя отцовским ремнём выдрать хотела, это помню. По всему двору за тобой гонялась, - рассмеялся дед Матвей. – Вам же, пацанам, запрещено было в лес ходить. Ещё много в лесу чего оставалось. И мины, и гранаты. Не всё сразу успели проверить-то… А вы в самую глубь лезли, куда и фашист боялся. Через трясину… А случись что? И случалось ведь.  Как братья Медведковы подорвались, небось помнишь… Витька ведь с тобой и учился, кажись?

Егоров молча кивнул, словно дед мог увидеть в темноте его кивок. Мишка с Витькой тогда и его с собой звали, но мать какую-то работу по дому дала, не пошёл он, не смог… А они пошли… Нашли гранаты ржавые, стали вертеть, раскручивать… Вот и не стало  ни того, ни другого… Помнил он, как голосила мать Медведковых, как падала в ещё раскрытую яму  к сыновьям своим, как её удерживали…

Егоров вздохнул. Он потом сам пошёл туда. Один. Через болото. Где его друг Витька погиб. Ничего он не собирался искать, просто хотел место увидеть, словно попрощаться… Случайно нашёл и поднял эту штучку потемневшую. На кулон женский похожую. Самодельный кулон, вроде как из черенка ложки сделан. На одной стороне цветок, вроде колокольчик, процарапан чем-то острым. А другая сторона чистая, только три царапинки на ней, словно специально прочерченные.
- Дед… А женщин много в отряде было?
- Были… Как не быть…Только кто уехал, кто поумирал уж.  Вот Валентина Зотова, та живая ещё. Старше меня будет, ей уж тогда лет восемь было, аль девять… Тут живёт.  У неё в отряде сестрица была, та постарше, лет пятнадцати. Мать коммунисткой была, парторгом в школьной ячейке. Расстреляли её. А батька с первых дней на фронте. Тоже не рядовым… Вот соседка и отвела их в лес, от греха…  да только… Пропала сестра-то. Как , что -  никто не ведает… Говорили, что в разведку она ходила, или связной была. А что? Идёт замурзанная девчонка, побирается…. Кто ж догадается… А всё же пропала. Погибла, видать. Валентина с той поры и замкнулась, нелюдимая стала. Как ещё замуж вышла, да девку родила…

Егоров помнил. Они приходили к Зотовым, звали на пионерские сборы, на встречи, но Зотова не приходила. Никогда. А вот муж её, Николай, тот охотно. И слушали его, ох, слушали… Ведь у многих отцы, деды с войны так и не вернулись…

3.
А кулон тот не давал ему покоя. Ещё тогда, мальчишкой, спрятавшись от разгневанной матери у деда Матвея на чердаке, он внимательно рассмотрел его, оттер прилипшую грязь, травинки… Внезапно голова у него закружилась, и он впал, сам не зная, во что. В полусон, полуявь… И в этом полусне видел Егоров пустое село, дорогу, немецких мотоциклистов, фашистов, плещущихся у колонки и радостно гогочущих, старуху, которую фашист ударил пинком…  Старуха упала, а они загоготали ещё радостней, горланя что-то на своём тарабарском языке…  Потом, как это бывает во сне, он очутился в лесу.  Там было много людей. Женщины, старики, но больше молодых мужчин с оружием. Ходили неслышно, переговаривались вполголоса.  И девчонки были. Одна постарше, вторая моложе. Та, что старше, надела на голову младшей венок из колокольчиков, улыбалась, говорила что-то, прижала к себе…

…Очнулся он тоже внезапно. Всё пропало: и лес, и село с немцами…  Только чердак полутёмный. Домой пришёл, когда отец уж спал. А мать ждала, и таки огрела его полотенцем, чтоб не шлялся где ни попадя, горя ещё от него не видели….

С тех самых пор и началось. Стоило взять кулон в руки, подержать, посмотреть – голова кружилась, и он оказывался то в селе, занятом фашистами, то в лесу… Однажды достал кулон в метро. Очнулся от того, что сидящая рядом девушка трясла его за плечо и спрашивала:
- Вам плохо?.. Плохо Вам? Вы так стонали…

С тех пор Егоров старался доставать кулон реже. Но что это? Что? Кто-то хочет передать ему информацию, но какую? Пока он ничего не понимал. «Тарабарский»  язык он теперь понимал, изучал в школе, потом в институте. Но вот странно – в видениях этих пропал звук. Словно кто-то хотел, чтобы он сам догадался о чём-то…

Вот и поехал  в свой первый отпуск сюда, в родные места. Может быть, здесь станет ясно? Может быть, есть ещё кто-то, кто видел этот кулончик…

4.
Поднялся Егоров засветло. Чтобы не будить деда, тихонько бросил в рюкзак  свёрток – приготовленные для него с вечера дедом бутерброды. Обулся в сенях, прикрыл дверь. Жук высунул сонную голову из будки, и, увидев, что все свои, снова положил голову на лапы. Рано…

У школы уже  собралась группа экипированных для похода в лес, ребят.  Разными они были  по возрасту. От четырнадцати до восемнадцати – определил Егоров. На него и не посмотрели – кто проверял рюкзак, кто заталкивал за ремень сапёрную лопатку… На крыльцо школы вышли двое. В одном из них Егоров как-то сразу признал командира этого разношёрстного отряда, второй, видимо, и был  сапёр.

Егоров подошёл, поздоровался, представился. Сапёра звали Геннадием, и он сразу отошёл к группе ребят, что-то рассматривал, проверял.  Командир, стриженый под бобрик мужчина лет сорока,  пожал Егорову  руку. Пожатие был жёстким, сильным.
- Журналист? О нас писать будете?  Я – Сергей Иванович. Скажем так, работник военкомата…. Для ребят просто – командир.
- Да, - сказал Егоров. – Работа нужная, важная. Нужно писать об этом, обязательно нужно…
- Дорога здесь трудная, - сказал Сергей Иванович, разглядывая его экипировку.
- Я знаю… Я здесь ходил. Не один раз. Ну, мальчишкой ещё…Жил в посёлке,  - пояснил он, видя  удивлённый взгляд командира.
- Вот как… Теперь болото заросло прилично. Легче пройти. Я тут уже лет десять отряды вожу… Пойдёмте. По пути поговорим.

- Десять… - задумчиво сказал Егоров. – А я здесь уже больше десяти лет не живу.  А первый раз как прошли? Тут всё знать нужно… Каждую кочку.
- Первый раз у меня проводник был. Жил тут старикан один, партизан. Тогда ещё несколько человек живы были… Да только он один помоложе был. Еле уговорил. Не хотел ни в какую!
- Не Зотов его фамилия?
- Зотов, точно! Вы его знали?
- Он к нам на сборы приходил пионерские, рассказывал…
- А идти отказывался почему-то… Говорил, воспоминания тяжёлые… В лес показал как зайти,