Поэма огня

воспрещена транспортировка пассажиров на подвижных составах. Всякое нарушение карается неотвратимо, по всей строгости уголовного законодательства. Единственно разрешённый и доступный вид транспорта внутри периметра - автомобильный. Без вариантов.

- Насколько я себе уяснил, Матвей Валентинович, предполагается, что вначале мне следует осмотреть объекты, находящиеся в непосредственной близости от Мглистого Материка, - Шуктомов очертил на карте черенком ложки неровную окружность, - после чего отправиться к наиболее удаленным?

- Таков замысел, - подтвердил Овчинников.

- Хреновая задумка, - сказал Шуктомов, бросая ложку. - И реализация не ахти. Давайте-ка оперативно исправим диспозицию, Матвей Валентинович. Начнём отсюда, - Пётр Александрович ткнул в помеченную синим точку, - Десятая стартовая площадка, продолжим здесь, - он отчеркнул следующую, - Тринадцатая стартовая, - и завершим тут, - Шуктомов накрыл скопление синих точек окрест выделенного черным Мглистого Материка. Понятна диалектика инверсии?

Овчинников задумчиво нахмурил брови.

- Мне надо позвонить, - сказал он.

- Звоните, - учтиво проронил Шуктомов.

Овчинников ушёл в коридор. Пётр Александрович склонился над картой, изучая определённые ему неназванными товарищами пути следования.

Вернулся Овчинников.

- Каково решение, Матвей Валентинович?

- Положительное, Пётр Александрович. Ваши изменения приняты и одобрены. Вам выделяется автобус. Водитель соответствующим образом проинструктирован. Он получает суточный сухой паёк с расчётом на двух человек, запасные канистры бензина, подъезжает к гостинице и забирает вас. С этой минуты водитель и автобус находятся в полном вашем распоряжении.

- В каком часу?

- В тринадцать тридцать.

За три минуты до назначенного срока Шуктомов спустился в вестибюль, сдал ключ администратору и вышел на улицу. День обещал быть знойным. Сладко пахло дымом. Синеватая дымка стелилась над землей, предвещая близкий апокалипсис. Малиновый диск светила дополнял сюрреалистическую картину надвигающегося конца света. Появился обещанный Овчинниковым автобус. Вспотевший Шуктомов нетерпеливо шагнул "пазику" навстречу.

Автобус был новый, с иголочки, только что выпущенный с конвейера, пахнущий свежей краской, незатёртой, незахватанной множеством ладоней пластмассой, свежей резиной колёс и постеленных на пол рубчатых половичков, спиртовым ароматом обтянутых бордовым дерматином пассажирских сидений и морозно-пряным запахом, исходящим от болтающегося на выпуклом зеркале заднего вида автомобильного освежителя в форме рождественской елочки.

Затормозив рядом с Петром Александровичем, автобус резво присел на амортизаторах, обдав Шуктомова душным клубом мелкой песчаной взвеси, мгновенно забившей ноздри Петра Александровича. Пётр Александрович громко чихнул и полез в нагрудный карман форменной куртки за платком. Передняя дверца автобуса шумно раскрылась и Пётр Александрович с элегантным бриф-кейсом в левой руке и платком в правой расторопно взбежал по обтянутым резиной ступенькам в кондиционированную прохладу салона.

- Категорически приветствую, - воскликнул счастливо улыбающийся шофёр Никодимов и приподнялся навстречу Шуктомову, вытягивая крепкую, мускулистую руку.

Шуктомов высморкался, запихнул скомканный платок обратно  в карман.

- Неожиданная встреча, Никодимов, - ответно улыбнулся он, радостно сдавливая твёрдую лопатообразную, мозолистую ладонь шофера.

- Рад снова свидеться, Никодимов. А мне говорили, что тебя отправили в Казахстан, в длительную командировку.

- Какое там, Пётр Александрович. Отправляли, отправляли и не отправили. Выдали сухим пайком на четыре месяца, подъёмные, командировочные, напарника дали, Петьку Хмарова из второй спецавтколонны. Езжай, говорят, дорогой товарищ Никодимов, уважаемый Анатолий Валентинович, возить бригады обслуживания по засушливой казахской степи. Посылаем мы тебя, как передовика производства, примерного семьянина и заслуженного наставника молодёжи. Ладно, говорю, поеду. Если родина приказывает, без лишних соплей и рассусоливаний. Собрались мы с Петькой, попрощались с родственниками, сходили в баньку в выходные, на грудь приняли, не без этого, проспались и тут, на тебе, отменилась наша с Петькой командировка. Ввиду чрезвычайности возникших обстоятельств. Петьку на грузовоз посадили, а меня вот, на этот автобус. Выходит, снова с вами будем, Пётр Александрович?

- Со мной, со мной, Никодимов, - рассмеялся Шуктомов, усаживаясь на боковое сиденье, предназначенной для кондуктора.

- Куда едем, Пётр Александрович? - спросил Никодимов, включая первую передачу.

- Разве тебе не сообщили, Никодимов? - Пётр Александрович щёлкнул замками бриф-кейса, доставая потрёпанный томик избранных произведений Рея Бредбери.

- Никак нет, товарищ Шуктомов. Сказали, подъехать к дому двадцать пять по Ореховой улице ровно в тринадцать тридцать. Остальное на усмотрение пассажира.

- Секретчики, - усмехнулся Пётр Александрович, - перестраховываются.

- Ещё бы, - сказал Никодимов, разгоняя автобус, - в свете остроты текущего момента и принципиальности развернувшегося соревнования.

Шуктомов многозначительно хмыкнул и спросил Никодимова:

- Когда это вы, Анатолий Валентинович, успели стать таким чрезмерно политизированных товарищем? Раньше за вами подобной осторожности не замечалось. Наверное, газеты много читаете, на всех политинформациях безоговорочно присутствуете, конспекты ведёте?

- А что, Пётр Александрович, - Никодимов сбил промасленную кепку на затылок, - осторожность нам нынче совсем даже не помешает. В разумных пределах, разумеется.

- Верно мыслите, Никодимов. Разумная предосторожность нам, безусловно, необходима. Однако, разумность охранительных мер зачастую начинает перехлестывать через край и превращается в ничем необоснованную подозрительность, приносящую скорее вред, чем пользу. Мы с тобой находимся внутри особо защищённого и тщательно охраняемого периметра, и у меня, по-крайней мере, нет поводов сомневаться в его надёжности и безопасности. Хотя, конечно, ты, Никодимов, ни в чём не виноват... Ладно, замнём эту тему для ясности. Не тот уровень, Никодимов. Это мои заморочки. Только ты не обижайся, шофёр.

- Обижаться? - удивился Никодимов. - На что мне обижаться, товарищ Шуктомов. Я, как вы правильно отметили, шофёр, Пётр Александрович, обыкновенный водила. Моя работа баранку крутить и пассажиров развлекать, если они не против моей болтовни.

- Обиделся, - сказал Пётр Александрович, прихлопывая книгой по коленке, - ну, извини, брат Никодимов, ничего личного, только одна голая констатация факта.

- Есть немного, - после недолгого молчания признался Никодимов. - Совсем чуть-чуть, - он показал, насколько мизерна была его обида и переспросил: - Так куда едем, товарищ Шуктомов?

- На Десятую Стартовую, Никодимов, - сказал Шуктомов и раскрыл томик Бредбери, заложенный спичкой на "Марсианских хрониках".

- Что читаете, Пётр Александрович?

- Рея Бредбери, Никодимов, американского писателя-фантаста. Роман читаю. "Марсианские хроники".

- Злободневная тема, Пётр Александрович.

- Актуальнейшая. В свете накала борьбы. За первенство в освоении планет Солнечной системы.

- От сказанного не отрекаюсь, - гордо провозгласил Никодимов. - И о чём пишет этот Бред-бери?

- О разном. О Земле, о Марсе, о людях. О ракетах пишет.

- Во, - воскликнул Никодимов. - Прочтите, Пётр Александрович. Про ракеты...

- Про ракеты, - сказал Шуктомов. - Добро, Никодимов. Прочту я тебе про ракеты. Он начал перелистывать страницы в поисках нужной.

- Вот, нашел. Глава называется "Ракетное лето". Слушай, Никодимов.

"Только что была огайская зима: - декламировал Шуктомов, - двери заперты, окна закрыты, стекла незрячие от изморози, все крыши оторочены сосульками, дети мчатся с горок на лыжах, женщины в шубах черными медведицами бредут по гололёдным улицам.

И вдруг могучая волна тепла прокатилась по городку, вал горячего  воздуха захлестнул его, будто нечаянно оставили открытой дверь пекарни. Зной омывал дома, кусты, детей. Сосульки срывались с крыш, разбивались и таяли. Двери распахнулись. Окна раскрылись. Дети скинули свитера. Мамаши сбросили медвежье обличье. Снег испарился, и на газонах показалась прошлогодняя жухлая трава.

Ракетное лето. Из уст в уста с ветром из дома в открытый дом - два слова: Ракетное лето. Жаркий, как дыхание пустыни, воздух переиначивал морозные узоры на окнах, слизывал хрупкие кружева. Лыжи и санки вдруг стали не нужны. Снег, падавший на городок с холодного неба, превращался в горячий дождь, не долетев до земли.

Ракетное лето. Высунувшись с веранд под дробную капель, люди  смотрели вверх на алеющее небо.

Ракета стояла на космодроме, испуская розовые клубы огня и печного жара. В стуже зимнего утра ракета творила лето каждым выдохом своих мощных дюз. Ракета делала погоду, и на короткий миг во всей округе воцарилось лето..."

- Как написано, - выдохнул Никодимов, с чувством ударяя ладонью по рулю. - Силища. Правильный товарищ, Пётр Александрович. Ракетное лето. В самое нутро целит, аж до печёнок забирает. Видите, что кругом твориться. Горит всё вокруг! Вон, смотрите! Ещё одна взлетает!

Шуктомов навалился на разогретый капот.

- Что делается! Взорвалась к чёртовой матери! Семнадцатая ракета упала! Горит всё вокруг! - возбуждённо крикнул Никодимов, отворачиваясь от лобового стекла к Шуктомову. - Семнадцатая ракета за неделю падает, товарищ Шуктомов! Леса горят вокруг, не переставая. Ужас, что творится, не успевают тушить! Едва погасят, как снова полыхать начинает. А по мне, всё просто! Горит?! Чёрт с ним, пускай горит! Главное - вперёд, вверх, не оглядываясь! Главное - не останавливаться! На Марс, товарищ Шуктомов! На Марс, без оглядки на окружающие разрушительные последствия. Пожары мы потушим, леса взамен сгоревших насадим!

- Экий вы... нетерпеливый, товарищ Никодимов.

- И на Марсе будут яблони цвести!

- До яблонь ещё далеко, товарищ Никодимов.

- Куда далеко! Товарищ Шуктомов, дайте только зацепиться за планету, и такое устроим! Пустим воду, оживим атмосферу, разобьём цветников, понастроим домов. Красота!

- Фантазёр вы, товарищ Никодимов.

- Да, фантазёр, - хохотнул Никодимов, - фантазёр! Разве только я фантазёр, товарищ Шуктомов? А вы разве не мечтатель, разве вы не грезите о всемирном освоении космического пространства, разве не мечтаете о далёких планетах, разве не влечёт вас мечта в космические дали?!

- Увы мне, товарищ Никодимов. Я практик, скучный, предсказуемый, занудливый инженерно-технический работник.

- Наговариваете, товарищ Шуктомов. Скучный... Верю, мечтаете. А ракеты? Ракеты - что! К чертям! Сгорят эти, запустим следующие. Следующих у нас полные ангары! Правильно я рассуждаю, товарищ Шуктомов?

- Глупо рассуждаете, товарищ Никодимов, - Пётр Александрович заложил спичкой страницу, - глупо, недальновидно и чрезвычайно преступно. Вы забываете о полезной массе груза, который разрушается вместе с не взлетевшей в околоземное космическое пространство ракетой. Той массой, которую ожидают наши товарищи, рабочие-сборщики на