История любви. Гл. 25. "Сжечь - не значит опровергнуть"

спокойным, - всё хорошо. Мы просто немного поспорили.
- Нет, он тебя очень расстроил, я же вижу, - Люсиль всматривалась в глаза мужа.
- Всё хорошо, птичка моя, - Камилл вздохнул и приподнявшись, поцеловал её. - Только пойти сейчас на прогулку у нас не получится, прости меня.
Мне надо кое о чём подумать.

***

- Граждане депутаты, прошу вашего внимания! - колокольчик председательствующего на следующий день в Конвенте Жана-Ламбера Тальена прозвучал как-то особенно резко. - Слово предоставляется Камиллу Демулену.

По залу пронёсся какой-то тихий шум, но он сразу же стих, как только Камилл поднялся на трибуну. В одной руке он держал номера газеты, другой откинул назад свои длинные волосы и посмотрел перед собой, в зал.

Вот он, этот зал заседаний, где в первые годы революции принимались смелые решения, судьбоносные для страны. А в последний год - это была лишь слепая поддержка решений, заранее принятых Робеспьером и его Комитетом Общественного спасения. И горе было тому, кто посмел ослушаться и высказать собственное мнение, отличное от этого. Эта мысль молниеносно пронеслась в голове Камилла, когда он бросил взгляд на правое крыло Законодательного собрания. Отсюда, с высоты трибуны, были особенно заметны опустевшие места. Вот на том месте, он прекрасно помнит, сидел Фабр д'Эглантин, осмелившийся сказать что-то против Робеспьера.
А вот там, в следующем ряду, над ним, раньше сидел Эро. Бедный грустный Эро, который заранее знал, что его ожидает.

"Но и я знаю это", - подумал Камилл, взявшись одной рукой за край трибуны. - "И всё-таки, я должен это сказать."
Но пока он всё ещё молчал, глядя перед собой. А прямо впереди - вот оно... так называемое "болото". Он видел их испуганные лица, глаза, уставившиеся на него.
И ощущал их страх... это чувство страха, которое сковало Конвент за последний год, подобно тому, как лёд сковывает живое течение реки.
Он перевёл взгляд в сторону. Там, в левом крыле сидел Неподкупный, опять в пенсне с затемнёнными стёклами. Рядом с ним, по правую руку сидел Сен-Жюст.

- Гражданин Демулен, - Тальен повысил голос, - слушаем тебя.

Камилл слегка кашлянул, собираясь с силами.
"Всё, пути назад уже нет", - вспомнил он недавние слова Дантона.

- Моё выступление не будет длинным, граждане, - начал Демулен, - надеюсь, вы не успеете заскучать. А вызвано оно следующим. Не далее, как вчера, гражданин Робеспьер попросил меня сжечь вот эти номера моей газеты, которая, я думаю, всем вам хорошо известна! - он поднял перед собой газетные номера и помахал ими в воздухе.
Я же, с этой трибуны, хочу ответить ему словами, которые сказал Джордано Бруно, перед тем, как взошёл на костёр инквизиции. Сжечь - не значит опровергнуть.

По залу пронёсся ропот недовольства. Демулен заметил, что большинство депутатов "болота" испуганно обернулись в сторону Неподкупного, пытаясь увидеть его реакцию.
- На гильотину! - услышал он чей-то выкрик. Кажется, это был голос Кутона, одного из участников Комитета Общественного спасения.
Шум в зале усилился.
Несколько голосов из "болота" поддержали Кутона.

Камилл поднял руку.
- Прошу минуту тишины! - крикнул он. - Я и так не так уж часто выступаю здесь.
- Успокойтесь, граждане! - Тальен опять прозвенел колокольчиком, и в зале повисла напряженная и какая-то зловещая тишина.

Камилл провёл рукой по лбу, на котором выступил пот.

- С этой трибуны часто звучат слова о добродетели... о свободе, равенстве и братстве... о якобы горячей любви граждан к правительству республики, - продолжил он, - а я хочу заметить, что любовь страны не может возникнуть к тому человеку, который не имеет ни сострадания, ни любви к своим соотечественникам, а только лишь высохшую и увядшую от самовосхваления душу.

Демулен увидел, как многие депутаты невольно обернулись в сторону Робеспьера.

Он по-прежнему сидел прямо и неподвижно, как статуя, а за темными стеклами пенсне не было видно ни одной эмоции. Зато лицо сидящего рядом с ним Сен-Жюста исказилось. Демулен заметил, как он наклонился и прошептал что-то на ухо Неподкупному, а тот, едва заметно кивнул головой.

- Вот и всё, что я хотел сказать! - бросил Камилл и, спустившись, с трибуны, пошёл к выходу.
Несколько депутатов, когда он проходил мимо, шарахнулись от него, как от прокажённого.

На мгновение зал замер, а потом поднялся громкий возмущённый гул.

- Тихо, граждане! - Тальен повысил голос. - Объявляю перерыв на полчаса.

/Продолжение следует/