Зеркало Варфеля

себя неправильно. Решил  в принципиальность сыграть. А кому нужна эта принципиальность. Кому? Да никому она не нужна! Если бы он  не ломался, то всё было бы в ажуре. Ан, нет! Заартачился, стал истину доказать - ну и доказал: заявление по собственному желанию на стол директору, а я  остался и шеф уважает и да вообще... Конечно,  это не мой предел. Какие мои годы? Всего 33 года...
33 года...
Возраст опасный. Хотя нет, в газете писали, что жизнь год от года будет увеличиваться, так что это можно сказать по современным понятиям есть еще раннее младенчество».

Мысли о Витьке ушли.
Но тут, с ещё большей силой, ему захотелось увидеть свои руки. И он почувствовал в центре ладоней тепло. Оно было странным.

Он дернулся,  и тут же мысль свернула в сторону:   «А ведь машина-то у меня есть, а у Бельчикова - нет! Как судьба-то распоряжается, этот идиот, как мне рассказывали, женился на бабе, у которой ребенок! Ха-ха! Что ему, горемыке,  молоденьких девок не хватило? А у меня-то все было в порядке, как конвертик вскрыл...", - ему вспомнилась сцена: однажды возле института, он увидел свою жену с молодым человеком. Высоким рыжеватым, но симпатичным парнем. Долгое время он выяснял кто это, но жена не могла дать ему  вразумительного ответа. Тогда-то в его душе поселилось подозрение... Стал искать пачку с сигаретами. "Куда она их сунула? Ведь я ясно сказал: брошу курить, но иногда, нужно, а для этого они должны всегда лежать на видном месте. Но ведь... если это...»  - Он почувствовал неудобство.

Ему стало не по себе  от мысли об измене.

"Если узнает Витька, то  он задохнётся от восторга! Для него, пакость в моей жизни – пряник! » - чувство вины опять накрыло его.  Он стал оправдываться. Точь-в-точь как в том произведении, что он прочитал. « У нас ему не светило. Петрович на это, грёбанное место, норовил своего племяша устроить.  Витьке, куда с ним бодаться! Тот бы ему хребет тут же сломал. Петрович сила… И  пикнуть не успел бы. А меня бы Петрович, как цуцика,  щелчком  пришиб!» И тут же  мысль сжала сердце: «А ведь она и Витьке глазки строила! Бог, ты мой! Вот это юмор! И мамаша у неё - стерва известная. "Любочка, Любочка,  всё лебезит,  всё подмазаться хочет...  А Витька, - ещё друг называется. Какую свинью решил подложить. Не подкопаешься. Любку он знает, телефон тоже, а её начальник  вместо того, чтобы выяснить, кто звонит в рабочее время,  подзывает к телефону. Вот это оборотик!" -  Он откинулся на подушки дивана. Тоска душила его. Было до слёз обидно о такой несправедливости. И тут его осенило: «Мстит мне Витька. Точняк!» - Он почувствовал, как  пот выступил на лбу.

Нечаянно взгляд упал на книгу, и он подумал: « Вот тебя, проклятый  писателишко,  засунуть бы его  сюда, на моё место!  Это тебе не бумагу марать. Она, родимая, всё выдержит. А вот,  покрутился бы ты  в моей шкуре, тогда бы почувствовал, что такое настоящая жизнь!  Увидел бы её истинную морду, а то ведь сидит в тиши и строчит  себе и сам не знает, что творит. Зеркало ему подавай! Чертовщина какая-то и никакого просвета!»

Мысль сделала крутой вираж: «Ну, что делать? Может развестись? Баб-то сейчас - пруд пруди. В цехе недавно рассказывали, что по переписи их на каждого нашего брата приходится десяток штук, хотя... что Петрович подумает? Начальство? Да это не фиг с изюмом - это сложнее...  А мне как? Вот то-то и оно, что не знаю. Ну, Любка, стерва! А как ластится-то? И комар носа не подточит. Вот это и подозрительно…"
   
  Он не заметил, как закурил вторую сигарету. В памяти возникали события, которые подтверждали догадку о том, что не всё ладно в его семейной  жизни. Он всё отчетливее  стал понимать, что судьба пошутила над ним злую шутку, - "Ведь не женись я,  всё было бы по-другому. Перед   свадьбой столько  было обещаний. А что в итоге: ну, машина; ну, дача... И всё! И больше ничего. Да тёщинская блажь, насчет внученьки... А нянчить,  кто будет. Она   не будет. Как пить дать – не будет!» - на секунду он расслабился, но опять стало тоскливо. "А, кстати, где она?» - Ему вдруг захотелось позвонить тёще и официальным - именно официальным! - голосом спросить, где болтается её дочь? Он уже протянул руку, но вспомнил, что телефон, у тёщи спаренный с соседями и, что те, наверняка, подслушивают разговоры. "Только этого не хватало, чтобы это распространилось по всему городу, конечно, все бы были рады этому... зависть, кругом одна зависть!  Ведь и так на каждом углу шипят, что на мою зарплату ничего нельзя ничего  купить. Можно, если к этому вопросу с головой  подойти. Не при коммунистах живём. У нас свобода! В жизни главное - солидность, представительность, но люди этого не понимают. Они всё норовят  какую-то шпану выгораживать. Они, дескать, люди хорошие, да вот судьба у них не сложилась.  С деньгами им, дескать, не повезло! А кто им судьбу будет делать? Самим надо...  Оно надежнее, не зря говорят, что каждый кузнец своего добра. Не смог достать? Нечего из зависти говорить, что у другого ворованное. Оно, конечно, понятно – обидно им. Они не смогли - вот и злобятся, всякие басни придумывают. Их придумывай, не придумывай, а правда-то она как бритва чиркнул раз -  и ослеп!»
   
  И тут он чуть не завыл, опять, ему захотелось посмотреть на свои руки.

Мысли заметались:  «Что же она не идёт? Сказала, что только туда и обратно, а, вон, уже, сколько времени  прошло, а её всё нет? Чёрт те что! Вот что обидно: все голосят - свободу женщине: свободу добились, а что в итоге? Сплошной разврат. Недавно механик рассказывал, что на Западе-то до чего додумались - женами меняются...", – и, совершенно непонятно, почему, перед его глазами проплыли стройные бедра жены начальника. Он сделал судорожное движение, глотнул воздух, и по всему его телу разлилась дразнящая слабость.

"Правда,  бывают отдельные случаи, что некоторым достаются жены не по назначению. Если по справедливости, то она мне не - пара, а взял я её из жалости. А она не ценит! Видите ли, ей надо  в магазин сходить. Хорошая жена должна всё планировать, чтобы мужу никаких хлопот..."
   
  И вновь перед ним проплыли эти дразнящие черты жены начальника.

Дверной звонок оборвал мысли. Он медленно поднялся, и пошел открывать день.

Перед ним стояла жена. В  руках у неё были сумки. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел в комнату.
Когда она вошла, спросил:
- Где ты шлялась?
- В очереди стояла, - ответила она, не обращая внимания на интонацию.
- А есть чего?
- Как чего?
- А ты что уже разучилась понимать, когда тебя спрашивают?
- Не дури!  Всё в холодильнике...
- А-а-а..., - почему-то протянул он и, поднявшись со стула, пошёл на кухню.

      На улице плясало солнце. Раздавались голоса. Взглянув в окно, он увидел своё отражение и, почему-то вспомнилось название прочитанного рассказа: "Зеркало….." И всё.  Больше ничего.

Только одно слово – «Зеркало»!

И руки больше не тревожили.

«Да, ну и чёрт с ним, с этим «Зеркалом»!

И тут же,  как по волшебству, мысли покатились плавно и  безмятежно.  Как всегда.