мама... Она была у Светиных родителей. Девочка сама рассказала... А потом расплакалась.
За свою недолгую жизнь Тошка уже достаточно насмотрелся на девичьи слёзы, так что на первый взгляд чего-то неординарного вроде как не произошло... Однако нет... Кое-что всё же случилось: он что-то почувствовал... по отношению к всхлипывающей Свете...
И это была вовсе не жалость.
Тошка запутался в незнакомых чувствах, понимая лишь одно: ему хочется к НЕЙ прикоснуться – просто так... Но он не посмел и собирался уже отойти... Не успел. Девочка сама чмокнула его в щёчку и убежала!
Тошка ничего не понял и ещё долго тёр дрожащими пальчиками горящее лицо...
9.
Они нашли папу на улице, у самого перрона, возле продовольственной палатки; он раскраснелся и, со слов мамы, «сиял как самовар». Тошка посмеялся вместе с родителями. Однако мамин смех тут же трансформировался в недовольное фырканье... Это всё из-за папиного пакета-маечки, в котором побрякивало и зеленело. Папа посмеялся над мамой, как «действительно ничего не знающий партизан над сворой пытающих его фашистов», – это мама сама тут же отмочила, на что тот самый партизан ещё убедительнее загремел своим пакетиком.
Скотопоезд по обыкновению опаздывал, и Тошке пришлось терпеть очередные наскоки родителей друг на друга – отходить ему не позволялось, хотя жирные галки, с трудом вылезающие из мусорных бачков, так и манили... Откуда-то со стороны вокзала прискакала трёхногая дворняга – та самая, из-за которой случился пищевой КАЗУС с мамой... Недолго думая, пёс с крейсерской скоростью прошмыгнул перед самым носом надсадно дудящего товарняка и накинулся на мусорных обитателей, чем приведя последних в состояние откровенной паники!
Папа отметил, что таким вот образом можно остаться без третьей лапы, на что мама тут же покрутила пальцем у виска и попросила папу дыхнуть... Папа смутился и деловито покачал головой: мол, не дождёшься.
Тошка забыл про пса, поезд и галок и теперь уже в открытую ржал над родителями, не заботясь о последствиях.
Папа подмигнул, а мама вконец обиделась. Напоследок она заявила, что им двоим место в цирке, потому что подобный КЛОУНИЗМ уже не излечить – с диагнозом можно только смириться и жить в соответствующих условиях!
В РЕЗЕРВАЦИИ.
Откуда не возьмись, прискакала дворняга и принялась вертеться у ног мамы. Мама естественно завизжала, опасаясь не то чтобы клыков и когтей, а скорее уж обычного соприкосновения с всклокоченной шерстью. Папа посмеялся и сказал, что пёсик так просто играет и опасаться нечего. Мама обозвала папу бездушным СНОБОМ и тут же добавила, что это тоже неизлечимо... Она уже не обращала особого внимания на деликатно присевшего рядом пса, который, казалось, растворился за пеленой негодования и мог сколько угодно попрошайничать, нетерпеливо стуча облезлым хвостом по перрону...
Как-то, ни с того ни с сего, мама переключилась с папы на Тошку, начала причитать о том, кто из него вырастет с таким-то папой, которому и самому до сих пор нужно шортики с гольфами надевать и держать подальше от вилок, чтобы он не додумался засунуть их в розетку!..
В общем, ЗАКИПЕЛА – как говаривал папа, в такие вот моменты, когда мама, в порыве чувств, отключалась от реальности, морально изничтожая всех и вся! Её даже не смущал грохот от проходящего по соседнему пути поезда. Даже, вроде как, наоборот, придавал всей своей мощью дополнительных сил!
Тошка ничего не слышал. Он лишь старался укрыться от порывов ветра, задувающих из-под колёс, и широко улыбался;.
А чего? Весна всё-таки!
10.
Павлик выразительно кивнул, будто спрашивая, чего делать дальше...
Тошка пожал плечами и осторожно выглянул из-за плеча товарища – друзьями они стали чуть позже. Прислушался. Ничего не услышал. Снова пожал плечами.
Тошка чувствовал, что с той стороны что-то притаилось... Просто так, на уровне примитивных инстинктов.
Павлик как-то странно улыбнулся – не так как всегда!!! – и поманил за собой в темноту.
Тошка сглотнул комок трепещущего страха и неуверенно шагнул вперёд, словно баран на скотобойню. А чего делать? Не выставлять же на всеобщее обозрение собственную трусость!..
Павлик снова прикоснулся к дверям, поморщился и попытался смахнуть с пальцев приставучую паутину. Тошка замер сзади, превратившись в слух. Снова ничего... Или всё же что-то есть?
Точно! Что-то пощёлкивает. Размеренно так, не спеша, будто секундная стрелка часов, – тик-так, тик-так, тик-так...
ТАК-ТАК... ТАК-ТАК... ТАК-ТАК...
Вот именно! ТАК-ТАК! – будто с той стороны, из глубин подземелья, по осыпающимся ступенькам лезет злобное ОНО, терпеливо потирает руками и повторяет одно и то же: «ТАК-ТАК, КТО ЖЕ ЭТО К НАМ ПОЖАЛОВАЛ? ТАК-ТАК...
Тошка почувствовал самый настоящий ужас – тут уж не до приличий, устоять бы хоть на ногах!
Внезапно он вспомнил тупорылую привычку Клавдии Петровны, за которую она вечно огребала от директора и завучей, – совсем как Тошка за свои идеи и цитаты, от родителей! – но, одновременно, упорно не желала избавляться...
Поднимаясь на поверхность и закрывая за собой ворота, – она то ли невзначай, то ли специально накидывала щеколду на замочную скобу... Ворота, хоть и оставались открытыми – в смысле, без замка, – но оказывались заблокированными, так что выбраться самостоятельно не было никакой возможности!
Тошка постепенно осознал, что они заперты внутри огромного склада НЕВЕСТЬ С ЧЕМ и как-то неловко изогнул шею, стараясь не то оглянуться, не то подобным жестом призвать Павлика к бегству!.. Хотя бежать было просто некуда!
Раздался хруст шейных позвонков, отчего противное ТАК-ТАК на секунду отодвинулось на второй план...
Нет-нет, хрустела вовсе не шея! Хрустели, отворяясь, ворота! Именно хрустели, а не скрипели, как вроде бы должно быть на самом деле!.. Ведь ржавым петлям положено скрипеть!
Тошка почувствовал запах отслаивающейся ржавчины и понял, что петель, как таковых, уже нет – они просто рассыпались в крошку, как кусок слежавшейся соли в пальцах...
Сделалось окончательно не по себе!.. А неугомонный Павлик зачем-то продолжал возиться с жуткой створкой, из-за которой снова доносилось неспешное ТАК-ТАК – только звучало оно теперь намного отчётливее и ближе... Тошка попытался спросить, что может хватит на сегодня страшилок... Однако так и не смог – в горле пересохло. Он кашлянул и тут же сжался в комок, отчётливо услышав, как собственный пискливый выкрик протиснулся в проделанную Павликом щель и стремительно поскакал вниз по ступенькам!
Павлик оглянулся и кивком головы попросил помочь.
Тошка неуверенно кивнул в ответ и, сам не понимая, что делает, притронулся к холодной поверхности. Вместе они надавили значительно сильнее; в стене что-то вновь хрустнуло, и створка ворот ухнула об пол!.. Пальцы осушило! Тошка стиснул зубы и опасливо глянул во вращающийся мрак. Дыхнуло ветхостью, напополам, с пробирающей до костей сыростью. В носу тут же засвербело, и Тошка поспешил уткнуть личико в липкую ладошку. Рядом крякнул Павлик – не выдержал вес створки; та грохнулась на пол и мелко задрожала, будто припадочная, вдоволь натерпевшись царящего за собой ужаса! Тошка стиснул зубы... однако грохот не пожелал растекаться по складу, а отчего-то так же юркнул в образовавшийся проход, вслед за его неуверенным всхлипом...
Павлик, тем временем, обтёр ладони об школьный костюмчик – везёт, ему можно! – и с любопытством шагнул к проходу...
Тошка снова издал какой-то неопределённый возглас, на что Павлик лишь отмахнулся.
ТАК-ТАК гремело уже совсем рядом! Казалось, прямиком вот за этим самым переплетением пыли, паутины, ржавой крошки и страха... Прямо за бесстрашным Павликом!
Тошка зажмурился, понимая, что просто сойдёт с ума, если вдруг увидит, как из тьмы возникнут хищные клешни и схватят товарища... Затем утащат в своё логово или разорвут прямо здесь, на его глазах, запороша пол окровавленной соломой!..
Тошку снова обдало сыростью, и он тут же открыл глаза!
Вон оно чего... Оказывается, ОНО собирается проглотить Павлика целиком!.. А это вовсе не сквозняк, – а дыхание!..
Однако ничего не произошло. Павлик просто шагнул на первую ступеньку и позвал Тошку за собой.
Тошка естественно повиновался. А чего ещё делать?
11.
Некоторое время Света с ним не разговаривала и даже вроде как избегала – наверное, стеснялась проявленных чувств... Да Тошка и сам был не совсем в состоянии – то и дело краснел, как только мельком пересекался взглядом с девочкой. Что это было – он не знал. Какое-то новое чувство, о наличии которого он до этого и не подозревал... Оно хоть и было неловким, но, одновременно, приятным и каким-то далёким, будто для того, чтобы полностью им насладиться, необходимо сначала побороть робость!.. А на деле это оказывалось самым трудным...
Тошка никогда раньше так глубоко не мыслил. Он даже немного испугался, будто чувства были вовсе не его, а принадлежали кому-то постороннему... Ему просто дозволили их мимолётно ощутить, не более. Или же он и вовсе просто подглядывал...
Со Светой рядом просто хотелось БЫТЬ. Ощущать её присутствие, вдыхать запах, смотреть в нарисованное личико... Ещё дыхание – оно гипнотизировало. Вернее требовало прикосновения!
Тошка понимал, что с ним что-то происходит.
Он взрослел, хотя и по-прежнему оставался ребёнком.
Света тоже что-то чувствовала, причём вовсе не к Страшиле, а именно к самому Тошке – и это трудно было не заметить... Она больше не красилась так вызывающе, всё чаще забывала про мобильник, а на переменах просто о чём-то думала, так что бродила на автопилоте, то и дело натыкаясь на чужие спины.
Девочка казалась взрослой. Не по годам.
Через неделю взаимного избегания, когда Тошка уже особо ни на что и не надеялся, – а на что собственно он надеялся? – что-то изменилось... Света сама подошла к нему на перемене и протянула тетрадный листок, сложенный вдвое, так что увидеть текст сразу оказалось невозможным. Тошка хотел было тут же покончить с неведением и любопытством, но девочка не позволила. Она сказала – потом, после уроков. Тошка оторопел, но настаивать не стал. Света покраснела, потупила взор и поспешила уйти, обхватив руками худенькие плечи. По всему было видно: подобная решительность далась девочке не без труда...
Тошка проводил предмет своего обожания – ничего себе!.. – взглядом и с трудом удержался на ногах. Собственно, он уже знал, что написано на листке, а единственное, что в данный момент вертелось в голове – это стыд. Тошка понял, что Света вовсе не избегала его, а просто ждала!.. Ждала, когда он вылезет из скорлупы детской беспечности и совершит первый шаг – ведь он будущий мужчина!
Тошке захотелось плакать – ну какой он мужчина?! Даже не понял, что это любовь – вот и всё! И нет никакой странности! Нет ничего непонятного! Всё решительно и закономерно. Просто и впрямь, пора взрослеть, – а то вот и мама тоже этого никак не дождётся...
Хорошо, что хоть сама Света решилась!
Тошка на негнущихся ногах добрался до туалета, закрылся в кабинке и с трепетом развернул листок...
Там не было ничего возвышенного, на что Тошка себя мысленно настраивал во время метаний по гимназистским коридорам. Всё было обыденно и, возможно, именно поэтому так захватило дух!.. Тошке даже показалось, что он восседает не на стульчаке в школьном
