смоделированный из ноги технобота. Вместо деревянной палки, а у меня теперь была массивная железная нога, но почти как настоящая, человеческая. Я испугался, что нормально с такой тяжестью я даже ходить не смогу, но доктор Швайцтел заверил, что мои клетки, как он их назвал, «нейроны», в скором времени привыкнут к новой части тела, и железная нога станет как своя собственная; так оно и стало.
Мы с семьёй переехали в Дувр, ближайший к Ла-Маншу город. Жизнь быстро наладилась; Кейт и Анджелле понравились город и море. Я был счастлив и всей душой желал, чтобы эта жизнь не кончалась никогда, или, по крайней мере, до того момента, пока я не состарюсь. Спустя пять лет грянул Апокалипсис; это был неожиданный и смертельный удар. Одним солнечным днём извечный путник космических далей, астероид колоссальных размеров, которого ещё за пять лет до падения учёные нарекли Апофеозом, в половину третьего дня по Гринвичу с сумасшедшей скоростью врезался в бескрайние воды Атлантического океана; с кораблей, экипажи и пассажиры которых стали свидетелями этой грандиозной картины и которых потом увлекли на дно гигантские волны, на материки тысячами стали приходить сигналы бедствия; диспетчеры, все до одного, были ошарашены, не менее были ошарашены и командиры портов, ибо никто и никогда ещё не сталкивался с такой массовой паникой. Неизвестно, сколько бы ещё продолжалось молчаливое неведение, если бы спустя пару часов почва под ногами чертовски не затряслась; в следующие часы на всю планету обрушились страшные природные катаклизмы. Незадолго до падения Апофеоза я с семьёй прибыл в маленький городок на побережье Ла-Манша, в нескольких милях от «Звёздного луча» (с берега, глядя в сторону севера, в дали можно было увидеть эту грандиозную постройку); мне необходимо было проверить состояние протеза у доктора Швайцтела; Кейт и Анджелла решили скоротать время, прогулявшись по набережной. Доктор встретил меня с лицом, выражавшим такой испуг, что мне показалось, будто он мгновение назад повстречался с сатаной; не теряя ни минуты, доктор Швайцтел повёл меня в лабораторию, на ходу рассказывая о произошедшем; я понял, что произошла какая-то катастрофа, и она была неизбежна. «Ты мог бы узнать об этом раньше, но расчёты, расчёты! Ошибка, где-то совершена серьёзная ошибка! Апофеоз должен был столкнуться с Землёй много позже, чёрт возьми!» — говорил доктор. Мы миновали лабораторию и вошли в гигантский ангар, где доктор Швайцтел представил мне Маяк — машину, о которой я много слышал и вид которой воочию поразил настолько, что заставил забыть о нависшей угрозе; всё, что мне оставалось делать, это застыть в изумлении. В реальность меня вернуло радио, вмиг разразившееся жутким эфирным шумом, в котором терялись отчаянные и многоголосые крики о помощи. «Мистер Стоун, — сказал в это время доктор Швайцтел, — вы знаете, я создал много диковинных вещей, но эта — самая диковинная, она дорога мне, и вы не представляете, насколько. Я вверяю судьбу Маяка в ваши руки, мистер Стоун! Ваш долг — быть его капитаном и пилотом. Это долг перед «Рангом, перед всеми людьми на Земле! Поторопитесь, мистер Стоун! Ваша семья — спасите её, улетайте как можно скорее!» — не успел доктор Швайцтел закончить, как я уже во всю прыть мчался к набережной; всё решали секунды. Внезапно из-под ног исчезла земля, весь мир неудержимо затрясся; меня охватил какой-то животный страх, будто кошмар, приводивший в смертельный обморок моих далёких предков, добрался и до меня. Люди в панике метались кто куда. Я поднялся вверх по улице; передо мной вниз уходил крутой склон, превращавшийся в широкий берег. Спасать тех, кто ещё оставался внизу, было поздно, ибо исполинская, точно символ непобедимой силы природы, волна была уже совсем близко; не успел я ступить и шагу, как водная туша размером с небеса, со всей своей ужасающей человеческое сознание колоссальностью обрушилась на землю. Мгновение я просто ничего не мог понять; смерть была не просто уничтожающей силой, а существом, желающим убить всех и каждого; смерть была живым и чрезвычайно мстительным существом. Океан начал готовиться ко второй, уже роковой для оставшихся в живых и для всего городка, атаке. Горе тугим узлом переплело сердце, и я был почти готов броситься в разбушевавшуюся пучину, если бы не слова доктора Швайцтела — они остановили меня и заставили оставить скорбь и печаль на потом. Когда я прибежал обратно в лабораторию, Маяк уже был готов к отлёту. «Мы могли бы взять людей на борт, но время на исходе! Задержимся ещё на пару минут — и всё будет кончено!» — прокричал через невыносимый шум доктор Швайцтел и запустил меня внутрь Маяка. Доктор решил остаться. Это поступок был в высшей степени безрассудным, и я принялся уговаривать доктора Швайцтела подняться со мной, но он настоял на своём. «Удачи, мистер Стоун! Удачи!» — передал по радиоприёмнику в рубке доктор Швайцтел и запустил двигатели. Маяк поднялся и начал стремительно набирать высоту. Волна погребла под собой городок, и океан стал готовиться к очередной атаке. Автоматическая система навигации вела Маяк вдаль; я видел, как мир, который знал и в котором жил, безжалостно топит бездна.
Так началось моё путешествие. В первое время меня одолевали горе и апатия; я будто умер. Всё время преследовали меня картины прошлого, всё время приходила ко мне моя семья. Я был уверен, что Анджелла и Кейт, живые, стоят передо мной и к ним можно прикоснуться, но как только я понимал, что они — не больше, чем воспоминания, ужасная боль пронизывала всё моё существо; от бессилия перед судьбой и временем я рыдал и выл, я звал бога, я проклинал его, я проклинал себя. Потом страдания кончились; внутри, будто кто-то сказал: «Хватит!» Я вернулся к действительности, и она встретила меня плеядой вопросов. Почему именно мне доверили Маяк? Почему доктор Швайцтел решил погибнуть? Что это за катастрофа, и какой же была эта фатальная ошибка? Как мир мог уйти на дно? Реальность казалось непостижимой. Маяк уже шестой день продолжал лететь на автопилоте; я решил изучить хранящиеся на судне архивы. Я нашёл материалы о падении астероида, о самом Апофеозе, о засекреченном проекте «Ранга» «Спасение», который был нацелен на предотвращение катастрофы, о создании Маяка. Загадки рождались одна за другой. Информация в документах была далеко не исчерпывающей. Я понял, что мой Маяк — это часть какой-то громадной конструкции, бывшей основой проекта «Спасение»; местонахождение этой конструкции нигде не указывалось; невелик шанс, что она сейчас не на океанском дне. Я освоил управление Маяком и на десятый день свободного полёта взял штурвал в руки, направив машину на восток; ничего, кроме бесконечной водной глади, я не видел.
Маяк оказался удивительной машиной; каждый день с самого утра, оставив управление на попечении автоматической системы навигации, я спускался на нижние уровни и исследовал нутро летающего судна. Конструкции и механизмы, с которыми прежде мне не приходилось сталкиваться, поражали воображение и заставляли ещё и ещё раз отдавать почтение безграничному гению доктора Швайцтела.
Иногда я натыкался на искусственные острова — это были руины больших городов. Я путешествовал по этим клочкам не натуральной, но всё же суши, и несколько раз судьба сталкивала меня с мерзкими тварями-амфибиями, которые до Апокалипсиса покоились в недрах Океана, а с наступлением конца света решили показать себя миру. Я находил тела людей, их дневники, их записи; я не чувствовал ни боли, ни сожаления, ни скорби, но только взойдя обратно на борт, понимал, каким же гигантским было это кладбище непрожитых судеб. Океан поглотил всю сушу; негде было похоронить бедных людей. Каждый раз я отгонял от себя мрачные мысли о много миллиардной смерти, но чем сильнее я пытался выкинуть мысли из головы, тем чаще они приходили снова. Было время ужасных бессонных ночей; тогда, во тьме за обзорным окном, я видел сверкающий миллионом огней город Нью-Йорк, шумный Дувр, Кардифф, туманный Лондон — я видел города живыми, такими же живыми, какими были когда-то моя жена и дочь, и все люди на Земле. Одиночество среди трупов ужасно.
Всё же, я не отчаивался; в слепой надежде я включал радиоприёмник и пытался среди не проходящего эфирного шума найти хоть один голос. Радио всё молчало, пока месяц назад я наконец-то не наткнулся на человеческую волну; она словно материализовалась из-за прихоти моего желания. Расслышав слова, я понял, что пойманная волна принадлежит какому-то пиратскому судну. Моей радости не было предела, ибо если есть пираты, значит, есть и другие люди. Это было похоже на чудо! С тех пор я никогда не выключаю радиоприёмник.
Путешествие продолжалось.
— Да, такая вот история у меня, ребята! — закончил я, допивая третий бокал виски; либо виски был плохой, либо я пить разучился, но алкоголь нисколько не торопился затуманивать мозг; я всё никак не пьянел, хотя стремился к этому весь сегодняшний вечер.
Бармены ресторана «Риа», в который я любил заходить после работы в Юго-западном заводском центре, молчали (и это было вполне естественно, ибо полоток и пол — вещи, не умеющие разговаривать). Не любят бармены болтать с трезвыми клиентами — они скучные и никаких откровений от них не дождёшься. Хвост, всё это время сидевший у моих ног, звонко тявкнул, подбежал к вешалке и лёг рядом с вещмешком и прислонённым к стене «винчестером».
— Спать, — произнёс я, где-то в мыслях соглашаясь со щенком, и лёг в кровать прямо в одежде, закрыв глаза и что-то пробормотав. Больше всего мне хотелось увидеть хоть одного живого человека; это не было прихотью, не было простым желанием — это было необходимостью; всё ещё живой трезвый разум говорил мне, что скорее я умру не от голода, не от битвы с тварями из бездны, не из-за крушения Маяка или чего бы то ни было ещё — я умру от помешательства. Снаружи глухо раздавались громовые раскаты. Маяк немного качало; я с каждым мгновением всё больше погружался в блаженную дремоту. Через несколько минут я окончательно уснул.
