Безумная

В моем мире действительно ценятся всего две вещи — бумажки с цифрами и краски. Деньги здесь дают все — власть, влияние, высокий уровень жизни... А краски... Просто их нет в нашем мире. Зато мы умеем различать около сотни оттенков черного. И еще больше — серого. У меня денег никогда не было. И красок тоже. Я, вообще, всегда был как бы ненужным в этом мире. Впрочем, здесь все серые, будто бы это и не люди вовсе, а тени их. Угрюмыми толпами они бродят по улицам города, мечутся по супермаркетам, заполняют офисы. Серо-черная масса забивает транспорт и разъезжает на личных авто таких же невзрачных оттенков. И так мало тех, кто кажется действительно живыми...

По соседству со мной жила девочка. Она была младше меня на несколько лет, но мне всегда было интересно с ней. Она была веселой и живой и совсем не казалась мне тенью, как остальные. Хотя, наверное, тенью ей казался я. Раньше мы часто виделись и общались. Мышление ее всегда отдавало нестандартностью и наивностью, но это мне нравилось. Однажды она сказала, что будь у нее краска, она бы раскрасила какую-нибудь стену в городе, чтобы все могли видеть цвет. Я тогда ответил, что тени и не заметят, а она довольно жестко оборвала меня словами, что я слишком плохо думаю о людях. Я смутился, конечно. Может, она и была права. Но я этого не видел. Хотел бы я посмотреть на наш мир ее глазами.

Не так давно я заметил в ней перемену. Она стала загадочной, все чаще замолкала, улыбаясь собственным мыслям. На все мои вопросы по поводу причины ее поведения она отвечала, что это секрет и я скоро сам все узнаю. Если бы я знал тогда, что она задумала, я бы попытался ее отговорить. Впрочем, она, наверное, знала это, и потому молчала. Да и если подумать, то у меня все равно бы не вышло, такая уж она была.

В конце июля у нас в городе проходит большой праздник. Народ высыпается на главную улицу, площадь становится похожей на черно-серое озеро с редкими белыми проблесками. К вечеру там уже не протолкнуться. Я тоже пошел на праздник. Не знаю, зачем. Было у меня странное предчувствие, будто мне необходимо было там быть. Когда на сцену вышел оркестр и заиграл красивую, незнакомую мне мелодию, кто-то из толпы прокричал что-то, показывая на крышу соседнего дома. Вся толпа постепенно повернулась туда, куда показывал этот человек, и я тоже сделал это.

Я узнал ее сразу. Она кружилась на самом краю крыши в такт музыке, ярким пятном красного платья на фоне вечно серого неба. Мне показалось, что до меня долетают отголоски ее смеха. Безумного смеха. А еще через мгновение ее стала окружать цветная пыль. Полноценной радугой кружились сухие краски вокруг нее, не оседая на крышу. А она поднимала руки все выше, смеялась все громче, и только кружение ее все еще соответствовало музыке. А оркестр играл все громче, мелодия становилась все сильнее, и оторвать глаз от красного платья в радужной пыли было уже совсем невозможно.

Внезапно порыв ветра сорвал радугу с девушки и понес ее в небо. А она все продолжала кружиться, одиноко смеясь. Из рук ее, где, видимо, были банки с краской, расходились яркие полосы. А ветер становился все сильнее. И он подхватил ее хрупкое тело, дав ей на мгновение взлететь вверх, а уже через секунду бросил на землю. Радуга парила над толпой, не спеша осесть, а все, как в замедленном кино, боясь пошевелиться, смотрели на летящую вниз девушку. И лишь когда мне стало не видно ее за головами людей, оцепенение спало, и я стал пробираться туда, куда она должна была упасть.

Найти ее было не сложно, красное платье сильно выделялось на сером асфальте. Я подошел ближе, присел рядом с ней. Глаза ее, черные, таращились в никуда. Похоже, она плакала на крыше. Я опустил ее веки и утер слезы. И как только я не заметил прежде, что кровь вокруг ее головы красная? А слезы... Стерев их, я увидел бледную, розоватую кожу, которую скрывала серая пудра. Всегда. Вот почему она никогда не была тенью... Она всегда была тем, что отбрасывает тень...

А пыль стала оседать. Она окрашивала всех, на кого только попадала. И тени оживали, становясь людьми. И только я сидел рядом с девушкой в красном платье и никак не мог двинуться с места.