Вороны

членов нашей семьи не перенес на меня. В их взглядах прочитывалось:  почему она, а не я.

           Потом  умерла моя тетя от тяжелой болезни. Двоюродный брат  разрешил взять ее одежды. Все равно бы выбросил, а так мне на пользу.
           Тетя была полнее меня на несколько размеров и ниже ростом,  я путалась в ее широких и длинных юбках. Как она их носила? Наверное, нужна особая обувь на высоких каблуках. Но я так и не решилась ходить в такой обуви.
           Вдруг сильно поправилась, заболела и слегла  в больницу.
           Подруга догадалась, в чем дело, перебрала мой гардероб и  всю тетину одежду выбросила.  
           
                                                               *          *           *
     
             Тренерские деньги быстро закончились. Я решила сдать большую комнату. Ничего, лето поживу и в маленькой.
              Первой поселилась деваха из деревни. Я так и представила себе: две глубоких колеи вместо дороги, поля пшеницы с двух сторон, летний зной, завеса пыли от проехавшей машины. Пыль долго висит в воздухе, пока не опустится на землю, вернее, в такую же пыль.  
 
             Деваха устроилась на рынок торговать овощами. Вечером, когда возвращалась с работы,   мылась, чистилась, а потом ложилась на кровать и смотрела телевизор. А то и совмещала: чистилась у телевизора.  
 
   Глупая она была, столько времени проводила за наведением  никому не нужной красоты. Отращивала ногти и красила их перед выходом из дома даже в магазин. Стоит такая, пальцы веером, и просит меня открыть дверь, чтобы лак с ногтей не смазать. Приходилось красить постоянно, ведь торговля овощами и ухоженные руки плохо совмещались. На пальцах ног тоже красила. Ногти врастали в тело, и она выковыривала их, кровищи текло на пол! И постоянно воровала у меня йод. Ничего, милая, скоро твои мучения кончатся, скоро ты мне спасибо скажешь
Вороны каркали все громче и громче, но я сгоняла их с балкона. Погрозила однажды кулаком, когда они стали по стеклу клювами стучать. Помню,  сильно разозлилась, - мы так не договаривались.
        Этим воронам только дай волю. Сожрут, и следов не останется. Так и сделали, и следов не оставили. Деваха   просто исчезла. Она была легкой добычей. Никто бы ее не стал искать. Время такое, каждый думает о себе.
Правда, немного жаль ее, я ведь к ней стала привыкать.

          Еще одна поселилась. Попросилась на три дня. Заплатила и ушла. Вернулась следующим утром. Так напилась, забыла, где поселилась. Что ночью делала, не помнила. К вечеру позвонил мужчина. Он и объяснил, где была ночью моя квартирантка:  они вдвоем все бары прошли на побережье, до утра гуляли. Он ее опять пригласил прогуляться.
          Она быстро собралась и ушла. Вернулась под утро, пьяная,  с глубокой царапиной по ноге и ссадинами на руках. Не могла вспомнить, то ли в море напоролась на острые камни, то ли с крутого берега упала.
          Прошла в комнату и легла на ковер рядом с кроватью.  Отмахивалась от ворон, слабо, по-детски, пока не захлебнулась в собственном крике.
   
          Потом ко мне поселилась кошка с тремя котятами. Нет, ни кошку, ни котят я бы не дала на растерзание воронам. Котята умерли естественной смертью, от какой-то инфекции. Их принесла женщина, блондинка, муж бросил ее ради другой, гулящей молодухи.
           Муж свою жену называл «вощще». Не знаю, какой смысл он вкладывал в это прозвище.
           Женщина поселилась ко мне, потому что из-за долгов вынуждена сдать на лето свою трехкомнатную квартиру.  В долги влезла из-за сына. Он что-то украл у соседей, и нужно было заплатить, чтобы его не посадили.
      Как и деревенская деваха, женщина сидела на кровати и смотрела телевизор, правда, иногда играла с котятами. Пока они были живы.
        Раза два я разрешила ей жаловаться на жизнь, чем она воспользовалась с большим удовольствием. Был, правда, конфликт, когда она на ночь притащила своего сына – наркомана, - ему негде спать, нечего есть. Но я потребовала его выгнать.
        Знать бы не знала, что она притащила сына, но вороны раскаркались.
       Все же она продолжила приводить голодного сына, потом голодного мужа, молодуха его выгнала,  потом дочь, голодную и брошенную мужем.
       Время шло, женщина за комнату не платила. Начались разговоры: мужу до зарплаты остался день, потом три дня, потом неделя, полмесяца, месяц.
        Я не выдержала,  выгнала со скандалом  семейку, разрешила остаться только женщине, как мы  договаривались. Вороны каркали дурными голосами, но еще не время.  
       
        Женщина теперь приходила с работы, перекусывала печеньем и конфетами, ничего не готовила, пряталась в комнате, - ее смущали вороны. Ни тюль, ни шторы, ни закрытые окна и дверь на балкон не спасали от их карканья.
         Меня тянуло к воронам. Я почти любила их. И привыкла к  женщине с кошкой, которая теперь лежала на ногах, когда ее хозяйка, не отрываясь, смотрела телевизор.  
         И была полна надежд. Сходила к гадалке, та  ей за деньги нагадала, что муж вернется. Но я знала, не вернется, и не потому  что скоро не к кому будет возвращаться. К таким, как эта женщина, надолго  не возвращаются. Обреченных на несчастья, бросают. У нее не было никаких шансов добиться успехов хоть в чем-нибудь. Дети обречены тоже. Какие дети могут быть у матери, которую муж называет «вощще».
 
            Тот, последний вечер -  один из лучших в моей коллекции.
            Квартирантка сидела на кровати лицом к телевизору, ко мне спиной, широкой, с жировыми складками, в одних трусах, жарко. Кошка вырвалась на свободу, прошмыгнув у нее между ног, когда она входила в квартиру после работы.
           Я задавала  вопросы, чтобы увидеть ее голубые глаза.
            Она неуклюже поворачивала свою голову, смотрела на меня кротким взглядом лани, даже подкраска не ужесточила, наоборот, подчеркнула выражение испуга. Она боялась. Но не только в тот вечер, она постоянно чего-то боялась. Иногда еще и сердилась. Успокаивалась только, когда телевизор включала.
          При кротости взгляда рот оставался твердым, плотно сжатым, не доверяющим.
 
           Я предложила посидеть со мной и выпить  шампанского. В хрустальных бокалах его цвет такой же, как ее волосы. Волосы цвета полусладкого шампанского. Я не пила, но она выпила всю бутылку и опьянела.
                 - Что-то раскричались сегодня вороны. Ты не находишь? – спросила она с трудом, язык ее не слушал. Она встала, как я поняла, к телевизору, но я взяла ее за руку.
                 - Не бойся, это всего лишь две глупые девки.
                 - Ты, наверное, обо мне тоже думаешь, что я глупая?
                 - Зато ты добрая.
          Она засмеялась ненатуральным смехом. Смех выдает человека. Но  я поняла, что мой комплимент ей понравился.
           Она смеялась,  я открыла балкон, налетели вороны, выклевали ее глаза, вырвали язык. Смех прекратился. В горле что-то долго булькало, наконец, наступила тишина. Вскоре от нее ничего не осталось. Сытые вороны сели на балконе и задремали. Так они будет дремать, пока не переварят всю еду и не удобрят сад под окнами.
     
              Не отрицаю, что женщина в муках умирала, зато на том свете ей будет хорошо. Чем хуже здесь, тем лучше там.
           
              Наступила тишина, сытые вороны успокоились надолго.
              Я позвонила сыну по ее телефону, сказала, чтобы он забрал вещи матери. Он сразу прибежал,  извинился и забрал все сразу. Никто меня не тревожил, никто женщину не вспоминал.
   
         Мать пугала, что я умру в одиночестве, и никто меня не вспомнит. Поэтому мне нужно выйти замуж и родить детей.  Она не права,  несчастную женщину - страдалицу никто не искал, - ни муж, ни дети.  Никто никому не нужен.
        Только вороны преданно заглядывали в мои окна.

        Лето кончилось, никто не просился на квартиру. Как обычно, не предупредив, пришла подруга. Я высыпала на стол золотые кольца, цепочки, серьги и даже кулон с бриллиантом, - от деревенской девахи достался.
                    - Ничего себе! – зрачки подружки расширились, - ты меня перегнала. Как тебе это удалось?
                   - Живу настоящим, как ты учила, -  ответила я.