Капля росы на веточке мха

Над болотом царила тишина, в вышине светили звезды, перемаргиваясь друг с другом, иногда раздавался приглушенный всплеск – то лягушка подстерегла очередного комара, а иногда с легким шелестом проносилась над кочками да камышами ночная птица. Луна поднялась уже высоко и была почти полной, и ее желтоватый диск мягко светился, позволяя довольно далеко обозреть множество окон воды, разделенных желтовато-зелеными перемычками да редкими купами чахлых берез. Далеко-далеко на горизонте болото заканчивалось, и сразу начинался лес. Но он лишь угадывался на горизонте, походя на узенькую темную ленту с зубчатым верхним краем. Болота представляли собой мирную картину, не напоминая наблюдателю о зловредных газах и коварных трясинах, затягивающих случайного путника навсегда. Но человек бывалый всегда мог пройти между опасными участками, его не могли обмануть ярко-зеленые манящие полянки, обрамленные высоким камышом и осокой. Длинная крепкая палка, хорошие сапоги, голова на плечах – вот и весь набор для успешного преодоления болотных опасностей. Иногда даже можно встретить в болотах предостерегающие знаки, да вспомогательные вехи, оставленные первопроходцами. Бывало и так, что вехи заводили прямиком в трясину, неподалеку от которой притаился охочий до наживы разбойник, но нечасто. И еще реже можно найти узкие, но крепкие мостки, позволяющие сократить путь, ступить на твердую землю не только с облегчением, но и благодарностью к тем, кто не пожалел из леса натащить осиновых бревнышек, чтобы меньше несчастных душ засветили свой огонек.
Этот болотистый край был не таким: здесь не ступала нога ни грибника, ни охотника за птицей, ни даже странника, все имущество которого лежит в рюкзаке за плечами. Влажному зеленому мху это очень нравилось, никто не попирал его ногами, оставляя в наполненных водой следах. Так было на всем болоте издавна, и так будет почти всегда. Люди жили очень далеко от этих мест, предпочитая скрываться в своих шумных дымных и грязных городах, а топи оставляя другим живым существам. Но бывали исключения, и на краю одного из бочажков, на пятачке сухой земли весело потрескивал костерок, редкими искрами заставляя водную гладь недовольно шипеть, негодуя на нежданных нарушителей. У костра сидел немолодой мужчина. Волосы его спускались до плеч, в них проглядывала седина. Лицо скрывала борода и усы, в которых  редко, но проглядывала серебристая нить прожитых лет. Глаза блестели в свете костра, в глубине их была напряженность, озабоченность проблемой, которую он никак не мог решить уже много дней. Поодаль, сыто жмурясь на языки огня, лежал большой пес неопределенной породы, иногда поднимая большую лобастую голову и настороженно поводя ушами. Ничто не нарушало их покой, даже единственная жительница этого бочажка – престарелая большая лягушка – отправилась искать пропитание в более безлюдные места.
- Ну что, Омар, завтра мы, пожалуй, уже и за пределы болот выйдем, и до ближайшей дороги дойти сможем, да? Странно, всю жизнь прожил один в лесу, а сейчас такая тоска по человеку накатила! И пусть он будет гадкий, грязный и глупый, но человек. До дороги нам идти еще сутки – другие, а по ней уже и до города дойдем какого-нибудь. Согласен, друг? Ну, вот и ладно, давай на боковую, - пес в знак согласия, а может, просто при звуке знакомого голоса, только приглушенно то ли гавкнул, то ли чихнул. А странник натянул старый потрепанный плащ на колышки, соорудив подобие палатки, и заполз в это логово.
Костер медленно затухал, пылавшие недавно уголья, тихонько потрескивая, мерцали на земле, а в вышине им отвечали своим вечным холодным мерцанием звезды, слегка прикрываемые проносящимися кружевами облаков. Над болотами царила все та же тишина, до утра не прерываемая ничем.

Утро над обширным болотом – волшебное зрелище. Сначала воздух становится мягче, предвкушая новое знакомство с лучами солнца. Темнота медленно плавится, чувствую приближение своего извечного врага и, в то же время, союзника. Потом над горизонтом приподнимается светило, будто испрашивая дозволения зайти. Скользящие по водной глади первые робкие лучи создают непередаваемую золотистую дымку, погружая столь неприветливое ночью место в сказочную страну, где на кочках живут лягушки-принцессы, а в глубине бочажков скрываются несметные клады, брошенные войсками павших властителей, чьи воины могут теперь лишь скалиться на прошлый мир из-под толщи воды.
Солнце поднимается все выше, глубже пронзая лучами воду, радуя уже проснувшихся многочисленных обитателей. Волшебство рассеивается в его сиянии. Вскоре на небе появятся облачка – сначала перистые, еле заметные на глубоком куполе неба, а затем и кучевые, бросающие зябкие тени на землю.
Путник продолжал свой путь, встав еще до первых признаков утра. Его манила твердая земля и не заботили манящие останки былого, подчас виднеющиеся в особенно глубоких и чистых окнах воды.
- Видишь, Омар, мосточки - то мои так никто и не растащил. Хотя некому тут пакостить, все давно ушли на восток, к богатствам и свету городов. Скоро и мы с тобой на все эти чудеса посмотрим.
Умный пес мотнул головой, может быть припоминая видения из того времени, когда он был частью более людного мира. Дома, подпирающие небо, машины, звуком соперничавшие с грозой, а запахом с ужом. А может, он просто привык так реагировать на мечтательный тон человека, которого он в последнее время все чаще спасал, хватая зубами за полу плаща на самом краю трясины. И людный мир был для него пустым звуком.
Бревнышко за бревнышком, бочажок за бочажком миновали они. Солнце миновало зенит, тени стали расти, обогнав вскоре ростом давших им место. Опушка леса стояла впереди, светло-праздничная, манящая.
- Найдем мы там с тобой ягод, трав целебных – все лучше, чем жевать вяленое мясо старого енота. Енот в жизни может много полезного сделал, но вкуснее не стал. Лучше бы я три дня только черникой питался, чем этой старой подошвой.
Енот был пойман и убит на опушке другого леса, лежавшего с другой стороны болот. Трясины и бочаги тянулись далеко на юг, с других же сторон их обнимали леса. И везде отсутствовали следы человека. Будто гигантский национальный парк был создан на месте этих обычных для этого мира угодий, а затем покинут всеми.
- Что это тут забыли эти летуны? Смотри, друг, это редкий гость в наших краях! – в небе кружил орел, высматривая пищу, а может, соперников. Ползущие далеко внизу вдоль опушки фигурки его не интересовали.
Найдя по еле заметным следам тропку, ведущую меж деревьев в целом в направлении цели, они скрылись под пологом леса. Орел спикировал на любопытную мышь, принюхивающуюся к следам прошедших тут чужаков. Минута и добыча проглочена, а в вышине раздается торжествующий клекот. Природа празднует торжество без человека.

Минули сутки, человек и его лохматый друг все так же держали путь на восток, сверяясь с солнцем и компасом, который был сомнительного свойства, так как некоторое время лежал рядом с парой брусков железа, неведомо как и зачем оказавшихся в мешке.
Небо было затянуто мокрой плачущей овсянкой тусклых облаков, заставляя путника плотнее кутаться в свой плащ, пряча голову глубоко под капюшоном. Иногда налетали порывы резкого секущего ветра, швырявшего противно-теплые капли дождя под капюшон, заставляя человека все туже затягивать завязки.
Лес редел, впереди было поле. Именно поле, не луг. Когда-то люди возделывали на нем ячмень, клевер и лен, но теперь буйствующие травы поглотили следы былого. Странника это не удивило – до крупных городов было еще далеко. Ближе к ним должны были возникнуть и поля, и дороги, и дома. А в них люди, множество их. Истосковавшийся по виду и звукам речи себе подобных, немолодой уже человек мечтательно улыбался, похожий на гнома в своем плаще.
Он пересек поле, ежеминутно спотыкаясь о кочки. Неширокая полоса леса, где между стройными березами росли редкие кусты бузины, а затем полотно дороги, покрытое замысловатой сетью трещин, сквозь которые пробивалась трава и молодые деревца. Шоссе вело с запада на восток.
- Давно тут не ездили машины, давно. Но еще пара недель пройдет, и мы на попутках сможем добираться. Слышишь, Омар, на попутках! – мужчина присел на корточки возле пса, ласково ухватив его за складки шкуры на шее.

Неделя прошла, ее сменила еще одна. Уж минул месяц, на ночном небе тускло желтел серп нарождавшейся луны. Город все не показывался на горизонте, равно как и пустынные дороги не заполнялись машинами. Мир несся из бесконечности в бесконечность. Он и думать забыл о столь ничтожном существе, которое не могло оставить мало-мальски значимый след на его древней окаменевшей шкуре, под которой пылало неугасимое сердце. На пути странника заболоченные равнины сменялись покрытыми лесами холмами. За ними его ждали невысокие горы, где довелось ему ночевать в заброшенной шахте. Давно, очень давно не откалывали тут от земной тверди ее плоть.
Позднее лето перешло в осень, богатую туманами, дождями, ветрами. Из вещевого мешка на тело перекочевал затертый до дыр свитер, сапоги были выложены изнутри шкурами пушных зверей. Путь был бесконечен, он не знал перемен. И освещало его все то же солнце днем, а ночью все те же звезды. Но путник не мог идти против своей природы – нельзя возвращаться тем же путем. Он скорее обогнет шар земной, чем отвернется от цели и пойдет обратно.

- Наконец-то! А я уж грешным делом усомнился в воспоминаниях! Вот он, город! – со взгорья открывался вид на лежащий вдали крупный город. Рукотворный лес домов занимал собой половину горной долины. Опустив одну руку на голову верного спутника, странник другой вытирал слезы, навернувшиеся на глаза. – Дом… Люди…

День занял путь до города. Пустой день. День серых надежд. Все так же пусты были окрестные поля, все так же безмолвны и безжизненны дома. На бензоколонках валялись груды мусора, а заржавевшие трубки «пистолетов» безмолвно свидетельствовали об упадке.
Странник переночевал в небольшом домике, где когда-то жила чета пожилых людей. Они были счастливы, у них было два внука. На заднем дворе они иногда жарили мясо, приглашая гостей. Их собака могла быть родной сестрой Омара. Эта история была прочитана пришельцем на пожелтевших фотографиях. Из небывалого далека несли они искорки тепла и уюта. Но искорки эти не смогли бы разжечь костра.
Наутро он покинул дом воспоминаний и вошел в их город. Улицы, дома, магазины, притулившиеся у автобусных остановок ларьки, наполовину стертая разметка на дорогах – все до острой боли было ему знакомо. Он бегал здесь ребенком, ездил на велосипеде юношей. Лица знакомых проплывали перед его внутренним оком, но имена он забыл. И чем дальше заходил он в город, тем сильнее становилось желание идти дальше. Раз этот пуст, то на востоке есть еще! И на этот раз его встретит не пыль, а блеск, шум, тысячи ароматов.

Одинокий человек шел по шоссе, а над ним гордо реял орел. Прошли годы, они унесли с собой надежды. Они унесли с собой единственного друга странника – Омара. Он уже и не помнил, в чью честь назвал так пса. Слово прочно ассоциировалось с теплой шерстью и шершавым языком, а также с верным сердцем. Возможно, поэт