Ее звали Травка. Впрочем, если быть объективным, сначала ее вообще никак не звали. Это просто был один из кофейно – серых щенков. Пегая варежка на трясущихся ножках.
В то время собственно я и не собирался заводить собаку. Мой спаниель Бим попал под машину и я все еще испытывал горечь потери. Сама уже мысль о другой собаке казалась кощунственной и святотатственной. Я осознавал, что короток собачий век и не может никакой пес идти с хозяином бок о бок всю человеческую жизнь. Но все равно, мысли о другой собаке слегка попахивали предательством по отношению к Бимке.
И как то в сентябре, день тогда помню был очень теплый и солнечный, я стоял перед приземистым, но достаточно ухоженным домом. Человека живущего там порекомендовали мне как превосходного, знающего ветеринара. А цель моего визита была проста – кошка нежно любимая моей супругой, немилосердно, до крови расчесывала себе за ушами. Было больно смотреть на ухоженное, изящное животное с кровавыми колтунами на шелковистой шерсти.
Калитку мне открыл сухой, подвижный дедок и услышав о причине визита пригласил пройти во двор. Я зашел, ломая ногами сухие опавшие с растущих вокруг дома яблонь листья и заметил двух довольно крупных собак. Они были под стать хозяину – сухопарые, хотя и не производили впечатления тощих. Просто спартанская, без излишеств мускулистость и жилистость, дающая возможность двигаться с максимальными усилиями бесконечно долго. Собаки нехотя, словно бы с ленцой поднялись, но я отметил, насколько внимательно они за мной следили своими умными, карими глазами. Одна из них переместилась к калитке и улеглась в теньке, а вторая у входа в дом.
Причем при всей этой повышенной настороженности, проявленной к моей скромной персоне, с их стороны не было выказано ни малейшей враждебности. Хозяин меж тем скрылся в дверях дома, изъявив желание угостить меня чаем. Я аж сжался внутри, оставаясь один на один с собаками, но они ничуть не изменили своего поведения. Только поглядывали из полузакрытых, подрагивающих век. Дескать, что зря огород городить, ты пока не безобразишь и нам нечего напрягаться попусту. А изменил отношение, что ж, извини…
Я был изумлен и обескуражен их умом и поведением. Все до этого виденные мною дворовые псы кидались из крайности в крайность. Я был либо отпетым негодяем, единственным помыслом которого являлось душегубство владельца с последующим разворовыванием добра принадлежавшего покойному и пес явно предчувствуя мои грязные помыслы, исходился в истошном, до хрипоты лае. А вслед за ним голос терял и хозяин, в безуспешных попытках успокоить глупое существо.
Либо собака оказывалась сложной смесью характеров хиппи, ребенка цветов, матери Терезы и кота Леопольда. И напрасно смущенный владелец такого существа, любящего всех и вся пытался уверить, что доброта его кабыздоха длится ровно до наступления сумерек. И как только упадет на землю темнота, его милейший пес, неистово меня сейчас облизывающий, превращается в жуткого монстра – каннибала. Свежо предание, но верится с трудом.
Из дома появился хозяин с подносом, уставленным принадлежностями для чаепития, которые через пару минут сноровисто расставил на столе, стоявшем под яблоней. Мы присели и Андрей Иванович, как звали хозяина, прихлебывая крепкий чай без сахара стал справляться о деталях болезни моей кошки. В нескольких вопросах он вызнал симптомы и вынес вердикт, что мучима она не чем иным, как ушным клещом. Наказал, какие купить капли, как обработать уши и что самое важное- непременно повторить процедуру обработки.
Собственно на этом мой визит можно уже было считать законченным, но разговор на этом не зачах и плавно перетек в другое русло, а я сидел и зачарованно слушал, поскольку старый ветеринар оказался не только замечательным специалистом, но и не менее великолепным рассказчиком. Причем это не означало, что говорил он без умолку, он и сам умел выслушать собеседника.
И тут я спросил у него, что за породу он держит, на что последовал незамедлительный, обстоятельный ответ – Это дратхары. Немцы вывели. Умнейший, образованнейший народ и создали поистине универсальную по рабочим качествам собаку. Легавая. Стойку делает – залюбуешься! По перу работает шикарно, причем недюжинное верхнее чутье! Заяц … - тут он пожевал губами, словно подыскивая характеристику, - Голос по зайцу подает скаредно, жадничает лаять и поэтому тяжелее под нее подстроится, но есть и свой плюс – зверек не так боится ее как гончую и не летит очертя голову. По копытным работает, - загибал он пальцы перечисляя, - Пушной зверь … Вообще – замечательная порода. Да еще морозов наших не боится и силищи в ней не меряно, по густому камышу может чуть не целый день лазить.
Я признал, что хотя и сам охотник, но подобных собак встречаю впервые. Андрей Иванович усмехнулся, - да их и не так много в городишке то нашем. Может еще у двух человек. Беда – некрасивы они больно. И действительно, жесткие, торчащие во все стороны жесткие остевые волосы, придавали собакам неопрятный внешний вид, делая их похожими на старую, грязную, взлохмаченную щетку. Ровно до той поры, пока не заглянешь в их умные глаза. И я чувствовал к спокойно лежащим во дворе псинам все более растущую симпатию и так больше, для проформы поинтересовался, где можно достать щенка.
- Что, заинтриговали? – с лукавым прищуром спросил Андрей Иванович и я честно признался в том, что порода очень уж пришлась по душе и сердцу, больно они умные.
- Не поспоришь, согласился Андрей Иванович и окончательно меня добил, сообщив, что несколько раз собаки ухитрялись ловить во дворе сорок, хитрющую, осторожнейшую птицу.
- Пойдем, - ветеринар неожиданно поднялся с потерявшего под открытым небом свою лакировку венского стула и с присущей ему порывистостью движений нырнул в стоящий рядом сарайчик. Я покорно последовал за ним. Потянув на себя дверь, он заговорил с кем то, а я, заглянув ему через плечо, увидел третью уже в этом доме собаку, подле которой копошились пестрые щенки.
Один из них смешно ковыляя, подошел ближе и неуклюже попытался встать на задние лапы, опираясь передними на старую дверь, служившую импровизированной перегородкой. Лапки его непрестанно соскальзывали, но он изо всех своих щенячьих сил вилял обрубком хвоста. Я улыбнулся невольно, настолько потешно он выглядел. Андрей Иванович стремительно перегнулся через загородку и подхватив щенка под живот поднял и сунул мне в руки. В первые мгновения я даже испугался, что не удержу его, поскольку теплый комок в приступе радости стал вилять уже не хвостом, а всем телом, при этом еще и стараясь достать мне до лица длиннющим, розовым языком. И тогда я понял, что один из этого дома я не уйду. Это была МОЯ собака.
Вот так я стал счастливым обладателем юного дратхарчика. Щенок оказался сучкой и я недолго думая, дал ей прозвище Травка, вспомнив один из рассказов Пришвина. Кличка имела происхождение не от слова «трава», а от старого, полузабытого слова «травить».
Пару ночей Травка довольно громко скулила, просясь разделить ней супружеское ложе, но я был непреклонен. Она быстро смирилась с тем, что ее место на мягкой подстилке в прихожей и вела себя спокойно, лишь время от времени испуская неимоверно жалобные вздохи.
С месяц примерно, по квартире приходилось передвигаться, осмотрительно поглядывая под ноги, что бы не наступить в лужицу или кучку, но постепенно Травка поняла, что для этих дел существует улица и пахучие заминирования постепенно сошли на нет.
Росла Травка довольно быстро и вскоре вытянулась в долговязого, неуклюжего подростка и тогда на выходные я стал выезжать за город, знакомя ее с тем миром, в котором придется охотиться.
Там, в полях я приучал ее делать подачу, терпеливо держать поноску, пока не возьму, лежать пока не подам команды и еще куче всяких премудростей, которые должна знать каждая хорошая охотничья собака.
Помню, как в возрасте примерно семи месяцев она сделала первую стойку. Работать, бегая челноком, долго учить ее не пришлось и она в тот день носилась влево – вправо по невысокой траве. Неожиданно она остановилась как вкопанная, подавшись всем телом вперед и замерла точно изваяние, подняв переднюю ногу. У меня аж дыхание перехватило, настолько прекрасно выглядела она в этот момент. «Пиль» - шепнул я совсем неслышно и справившись с волнением скомандовал громче – «Пиль!»
Травка бросилась вперед к неизвестной пока дичи, ведомая невидимыми нитями запаха и в тот же миг метрах в пяти от нее, оглушительно треща крыльями взлетела куропатка. Травка тут же легла, хотя я этому ее еще не учил, а я забыв обо всех принципах собачьей педагогики подбежав, принялся теребить ее голову в ладонях, распираемый нахлынувшими чувствами. Только охотник способен понять, что испытал я в тот момент, увидев, как безукоризненно сработала моя собака.
Шло время, Травка выросла. Тогда только я понял, что такое охотиться с хорошей собакой. Я не только получал удовольствие, наблюдая за ее работой. Разом отпала целая куча проблем. Теперь не надо было уже лихорадочно размышлять, целясь в летящую утку – стоит мне стрелять или нет? Смогу ли я достать ее после выстрела, упади она не на траву, а к примеру в чащу камыша? Я знал, что Травка достанет мне дичь из любой крепи и неважно, крепко битая она будет или подранок.
Сколько раз во время открытия охоты, когда берега черны от страждущих пострелять, она вытаскивала мне по тридцать – сорок штук уток, подбитых другими охотниками и благополучно ими не найденных. И хотя большую часть этой добычи я раздавал своим спутникам, рабочий аппетит Травки пришлось умерять, поскольку супруга категорически отказалась ощипывать такую прорву дичи.
Счет зверей добытых с ее помощью быстро пополнялся – зайцы, лисы, несколько куниц, пара енотовидных собак и даже один не успевший вовремя занориться на свою беду барсук. Я уж и представить не мог, как до появления Травки я вообще что то добывал, настолько быстро привык к хорошему. Хотя дело собственно было и не в добыче. Охота с умной, послушной собакой доставляла больше удовольствия, чем тоже занятие в одиночку. Создавалось полное ощущение, что Травка различала не команды, что она понимала человеческую речь, вот только ответить не могла.
И вот третьей нашей осенью я поехал охотиться на перепелов в новое для меня место. Я бывал там несколько раз проездом и приметил несколько мест богатых луговой дичью.
Вскоре я трясся с собакой в своем УАЗике, подпрыгивая на особо крупных кочках. Километров за пять до предполагаемого места охоты, меня остановил вертлявый, темноволосый парень, стоявший у съехавшего на обочину синего, побитого жизнью трактора.
